В равной мере верно также и то, что Бернард Вули не имел права разглашать полученную таким образом конфиденциальную информацию. В принципе, конечно, можно было бы считать, что он неукоснительно следовал этому правилу, однако, как явствует из личного дневника сэра Хамфри, дело обстояло не совсем так. Бернард Вули не всегда неукоснительно соблюдал это правило. Впрочем, не следует забывать, что, подобно всем личным секретарям, ему вольно или невольно приходилось соблюдать лояльность двум господам. – Ред.)

«Когда я после небольшого делового разговора с ПМ вышел из его кабинета, меня вдруг остановил Бернард. Причем с весьма озабоченным видом. Он сообщил мне о неких подвижках. Точнее говоря, о подвижках, непосредственно связанных с вопросом, по поводу которого, как рассчитывала наша госслужба, не должно быть никаких подвижек.
Я удержался от ремарки, что государственный аппарат всегда рассчитывает на отсутствие подвижек во всех без исключения вопросах.
Похоже, БВ почему-то не может или просто не хочет изъясняться в своей обычной ясной и четкой манере. В частности, он заявил мне, что указанные подвижки непосредственно связаны с предметом, который в обычном случае целиком и полностью находится под контролем госаппарата, но в данном случае указанные подвижки, как ни странно, получили определенное развитие. Я сказал ему, что он говорит загадками. В ответ БВ меня искренне поблагодарил.
Как ни странно, мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, в чем, собственно, дело – „его губы были запечатаны“, и он весьма иносказательно ссылался на памятную записку, которую ему пришлось делать в отношении конфиденциального телефонного разговора ПМ с одним из своих наиболее доверенных политических советников.
Я спросил его, так ли это на самом деле? Он молча кивнул.
Тогда я попросил его назвать имя этого доверенного советника. БВ ответил, что разглашать имена не имеет права. Большая помощь!
Я задал ему несколько наводящих вопросов, пытаясь выяснить, шла ли речь о надвигающемся финансовом кризисе или о новой ядерной стратегии ПМ. Бернард уклончиво намекнул, что речь шла о чем-то куда более важном, чем и то, и другое.
Сразу же догадавшись, что он, очевидно, имеет в виду требование госслужбы о повышении заработной платы, я прямо спросил его об этом, однако он отказался и подтвердить, и опровергнуть это. Что ж, так оно и должно быть.
Я попросил Бернарда дать мне дружеский совет. Он с готовностью посоветовал мне тщательно проанализировать создавшуюся ситуацию, возможно, даже временно заняв нейтральную позицию, держа ушки на макушке, прикрывая возможный отход и не забывая следить за тылом. С его стороны это, конечно, было очень мило, но его предостережению я внял.
В ответ на мою искреннюю признательность он торопливо сказал, что ничего мне не говорил. Я, само собой разумеется, согласился, что поступить иначе с его стороны было бы недостойно».


(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
30 марта

Сегодня с утра встречался с Дороти. Она передала мне на одном листке краткое изложение требований госслужбы о повышении зарплаты, и на другом листке – свой список моих отличнейших вопросов к сэру Хамфри. Больше всего меня устраивало то, что Дороти поделилась со мной всеми этими соображениями абсолютно конфиденциально – прежде всего, потому что я узнал о Хамфри кое-что весьма важное: он не всегда на стороне государственной службы! Теперь я был готов задать ему настоящую трепку.
Когда он вошел, я первым делом вручил ему достаточно пухлую папку с материалами о повышении зарплаты служащим госаппарата. Скорее всего, она будет отправлена в отдел «Q». Слава богу, у Дороти хватает терпения перерабатывать даже такое. Причем достаточно быстро!
Затем я поинтересовался, что он обо всем этом думает. По его мнению, материалов слишком много, чтобы вот так сразу делать какие-либо выводы. Тогда я попросил его прочитать великолепное краткое изложение всего на одной странице.
Он быстро пробежал глазами листок, затем перевел взгляд на меня и заметил, что я ставлю его в весьма затруднительное положение.
Что ж, видимо, пора браться за него по-настоящему.
– Послушайте, Хамфри, мне вполне понятна ваша обязанность соблюдать лояльность к своим коллегам по госслужбе, но ведь вы должны быть еще более лояльным по отношению к Кабинету и его политике.
– Согласен, – неожиданно легко согласился он.
Его ответ, честно говоря, привел меня в некоторое замешательство.
– Вы что, согласны?
– Да, согласен.
Нет-нет, тут что-то не так.
– Вы хотите сказать, что со мной согласны?
– Да, согласен, – твердо сказал он.
Не будучи полностью уверен в том, что Хамфри не хочет запутать меня какой-то непонятной мне игрой слов, я попытался точно выяснить, что конкретно он имеет в виду.
– Скажите, с кем именно вы согласны?
– Как с кем? С вами, господин премьер-министр.
Но мне этого было мало. Я хотел быть абсолютно уверен.
– Это точно? Не с сэром Фрэнком?
– Нет, – не задумываясь, ответил он.
– Значит… значит, вы вообще не собираетесь со мной спорить? – подытожил я.
Он пожал плечами.
– Конечно же нет. – И добавил: – На случай, если я не совсем ясно выразился, господин премьер-министр, позвольте повторить это еще раз. Я согласен с вами.
Чуть не онемев от искреннего изумления, я попросил его высказать свое мнение о предмете нашего обсуждения, то есть о предложении повысить заработную плату госслужащим.
Его пространный ответ не заставил себя ждать и прозвучал приблизительно следующим образом.
– Само по себе, оно не является чрезмерным, господин премьер-министр, однако, на фоне серьезных финансовых затруднений более общего плана осуществлять его на практике было бы и не разумным, и не соответствующим национальным интересам Британии. Мне не хотелось бы критиковать своих коллег, но, по-моему, сэру Фрэнку, который, без сомнения, исходил из самых лучших побуждений, следовало бы поставить интересы страны выше более узких клановых интересов госаппарата. Их требование о повышении собственной заработной платы вызывает самые серьезные вопросы.
Забавно – он употребил ту же самую фразу! Я сказал ему, что тоже приготовил несколько серьезных вопросов. И передал ему перечень Дороти.
Он быстро пробежал перечень глазами.
– Хорошие вопросы, господин премьер-министр. Интересно, откуда они у вас?
– Откуда? – несколько озадаченно переспросил я. – Ну… просто сами пришли в голову…
Он снова бросил взгляд на листок.
– Да, очень хорошие вопросы.
Поскольку именно так я… то есть мы с Дороти, и думали, я спросил Хамфри, что нам с этими очень хорошими вопросами теперь делать.
– Что делать? – удивленно повторил он. – Задавать.
Вообще-то мне казалось, в каком-то смысле я уже задаю их, однако ему казалось, что задавать эти вопросы следует не ему, а сэру Фрэнку.
– Думаю, вам следует пригласить его сюда и обсудить их, – посоветовал он. – У него должны быть на них ответы. Да, конечно же, они у него есть. В конце концов, это его работа.
А ведь он прав. Я попросил его связаться с Бернардом, чтобы тот, как можно быстрее, пригласил ко мне сэра Фрэнка. А Хамфри я поблагодарил за объективность и, главное, беспристрастность, проявленную им в данном вопросе. Ведь ни для кого не секрет, что если это предложение пройдет, то секретарь Кабинета тоже получит добавку. Причем, похоже, совсем немалую…
Хамфри поблагодарил меня, но тут же заметил, что для него самая большая награда – это осознание полезности своего служения обществу. Уверен, он говорил чистую правду. Поскольку то же самое, безусловно, является высшей наградой и для меня.
Когда за ним закрылась дверь, я пригласил к себе Бернарда и попросил объяснить мне, как, интересно, госслужащие могут бороться за условия коллективных соглашений, одним из важнейших вопросов которых является заработная плата, если все они члены одного и того же профсоюза. Вести переговоры с самими собой?
Его ответ был вполне предсказуем. Он тут же сказал, что с этим не бывает никаких проблем, поскольку на них две шляпы.
– Все это, конечно, хорошо, – сказал я. – Ну а как быть в случае забастовки?
– Да, определенные неудобства, конечно же, здесь есть, – согласился Бернард. – Но секретарь нашего профсоюза является членом Совета профсоюзов государственной службы, который, например, готовил прошлую забастовку… и одновременно принимал должные меры по срыву таковой.
Я поинтересовался, чем все это закончилось. По словам Бернарда, ему все удалось наилучшим образом.
Интересно, каким это образом?
– Ему, очевидно, были известны планы другой стороны, – сказал я.
– Какой другой стороны? – удивленно спросил Бернард.
– Обеих других сторон, – как мне показалось, вполне логично ответил я. – Той стороны, на стороне которой он не был в тот момент, когда он был на стороне той, другой, стороны.
Моему главному личному секретарю это не показалось проблемой.
– Да, но он никогда не раскрывал планов другой стороны.
– Кому? – растерянно спросил я.
– Своей собственной стороне.
– Какой собственной стороне?
– Той стороне, на стороне которой он был в тот момент, когда не был на стороне другой стороны, – терпеливо объяснил Бернард
Я честно попытался нащупать здесь хоть какую-то логику.
– Да, но даже если он никогда не раскрывал планы другой стороны своей собственной стороне, он всегда точно знал планы другой стороны, хотя бы потому, что был также и на той, другой, стороне!
Бернард на секунду задумался. Затем уверенно констатировал:
– Значит, он никогда не раскрывал самому себе то, что уже и без того знал.
– Неужели такое возможно?
– Вполне, господин премьер-министр, – невозмутимо пояснил мне мой главный личный секретарь. – Просто он являл собой образец благоразумия, только и всего.
Лично для меня он, скорее, являлся образцом институциональной шизофрении. Впрочем, оставался еще один принципиально важный вопрос, на который надо было обязательно получить членораздельный ответ.
– Бернард, когда возникает естественный конфликт интересов, на чьей стороне выступает государственный аппарат?
– На той, которая побеждает, господин премьер-министр, – не задумываясь ответил он. И одарил меня улыбкой победителя.
(Обстоятельства, вынудившие сэра Хамфри выступить против предложения сэра Фрэнка о немедленном повышении заработной платы государственным служащим, поставили его в сложное положение. Если вначале он мог себе позволить выглядеть перед ПМ достаточно уверенно, то теперь, когда ПМ уже помогли найти несколько ключевых вопросов, и данные предложения были фактически обречены, лучше всего было явным образом дистанцироваться от них. Однако необходимо было найти способ спасти эти предложения от провала – частично потому, что это укрепило бы его положение в глазах коллег по госслужбе, а частично потому, что ему самому лишние деньги не помешают. Причем сделать это надо так, чтобы в целом еще и восстановить свое влияние на ПМ.
Соответственно, он решил посоветоваться со своим знаменитым предшественником, сэром Арнольдом Робинсоном. Одним из многочисленных постов, которые сэр Арнольд согласился принять после своей отставки, стало президентство в движении «За свободу информации». Как ни странно, но сэр Арнольд не сообщил об описанных выше событиях ни прессе, ни даже своим коллегам по движению. Более того, его личные записи увидели свет только относительно недавно, когда в соответствии с его завещанием эти записи были извлечены из специального сейфа банка. Ровно через тридцать лет после его смерти. – Ред.)

«Мы встретились за обедом в клубе „Атенеум“. Хамфри был заметно обеспокоен тем, что не смог должным образом поддержать предложения Фрэнка. Огорчительно, конечно, но ведь вряд ли стоит поддерживать предложения, которые явно обречены на провал.
Эта весьма энергичная женщина Дороти Уэйнрайт подготовила для Хэкера перечень убийственных вопросов плюс предложение, чтобы политики перестали позволять нам самим решать вопросы о нашей собственной оплате, передав их в ведение специального комитета парламента. Чудовищное извращение действительности! Следующим шагом была бы попытка политиков заменить собой государственных служащих. Якобы на основании их некомпетентности, что могло стать своего рода началом конца.
Да, некоторые государственные служащие, без сомнения, некомпетентны, однако не настолько, чтобы политики смогли это заметить. Куда лучше было бы наоборот – чтобы госслужащие заменили политиков по причине их некомпетентности, хотя такое, к сожалению, невозможно, поскольку в результате Палата общин окажется без депутатов, а страна без Кабинета, что будет означать конец демократии и начало ответственного правительства.
Судя по всему, Фрэнк предложил вполне приемлемую формулу – сравнительную шкалу зарплат в промышленности. Однако требуемое им повышение составляет ни много ни мало, а целых 43%. Я посоветовал им сделать следующее:
1. Поскольку практически все государственные служащие работают в Лондоне, необходимо значительно повысить так называемые „столичные доплаты“, которые считаются расходами и, следовательно, не учитываются в процентных расчетах.
2. Ввести специальное выпускное пособие для тех, кому присвоены классы первой и второй степеней.
3. Удвоить размер выплат за безупречную службу, которые получают все без исключения. Таковые считаются бонусами и, следовательно, не являются повышениями заработной платы.
4. Пункты 1–3 снижают размер повышения зарплаты до 18% для высших категорий. Далее: таковые следует исчислять с 1973 г., который был высшей точкой процентных повышений (не доходов – Ред.), до окончания периода требуемых повышений, а не до его начала.
Практическое применение всех вышеуказанных четырех предложений снизит процентное повышение где-то до 6%. Что, на мой взгляд, по-прежнему слишком много. Поэтому единственным выходом остается формальное сокращение численности самого госаппарата, в результате чего существенное повышение зарплаты на индивидуальном уровне приведет к снижению таковой в общем выражении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95