— Мне странно, — сказал, чуть смягчая тон, Варенников, постукивая пальцем по серой папке. — Товарищ Дзержинский характеризовал вас как раскаявшегося в ошибках и преданного Советской власти. Ручался за вас. Вот и товарищу Джону Риду вы понравились...Джон Рид горячо закивал и вновь заулыбался. Но как-то натянуто.— Нехорошо получается, товарищ Фирфанцев! Партия просит вас о малой услуге, в то время как иные на фронтах жизни свои не жалея кладут! Коли вас ваша буржуйская спесь заедает, так валяйте — бегите к своим на Дон. А коли здесь остались да паек из рук пролетариата берете, так нечего тут выкобениваться!«Коготок увяз — всей птичке пропасть», — отчего-то подумал Мишель.Все верно — здесь он, не на Дону. И паек берет, не отказывается — сам ест и Анну с приемной дочерью кормит, от чего только они все покуда и живы...— Я могу заехать домой? — глухо спросил Мишель.— Нет! — коротко сказал Варенников. — Дело спешное и весьма секретное. Товарищ Рид получит груз, и вы немедля отправитесь на вокзал...Революция доверяет вам, товарищ Фирфанцев...Но как только товарищ Фирфанцев с американским корреспондентом вышли за дверь, притянул к себе и раскрыл серую картонную папку... Глава 5 — Вот, — сказала Светлана, вытаскивая из пакета папку. Неприметную, даже на вид пыльную, с выцветшими от времени буквами, да к тому же с ятями.— Откуда? — удивился Мишель-Герхард фон Штольц.— Оттуда, — просто ответила Светлана.«Оттуда» — значит, уворованную из архива, где она работала архивариусом. Что было делом подсудным.— Какая же ты у меня умница!Хотя за подобные дела хвалить вроде бы не пристало. Папка была серая, картонная, из архивов бывшего охранного отделения, хоть и с новыми советскими штемпелями. На папке еще старым, с ятями шрифтом было напечатано: «ДЪЛО____».В том месте, в рамочке, где должна помещаться фотография, была фотография какого-то господина в парадном полицейском мундире, при аксельбантах, орденах и всех знаках различия. Видно, иных, более пристойных его снимков, в гражданском платье, не сыскалось.Внутрь папки были вложены листы, настуканные на пишущей машинке «Ундервуд».ФАМИЛИЯ.............................Фирфанцев.ИМЯ......................................Мишель.ОТЧЕСТВО.............................АлексеевичНАЦИОНАЛЬНОСТЬ.............Русский.ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ...........Православный.ПРОИСХОЖДЕНИЕ...............Дворянин...«ДЪЛО» было личным делом Фирфанцева.Оп-пачки!.. Вот тебе и бывший царский жандарм!В листке особых отметок указывалось, что товарищ Фирфанцев состоял до семнадцатого года на службе в царской уголовной полиции в должности следователя, но что политическим сыском себя не запятнал.Следующим был заполненный от руки типовой бланк — «УЧЕТНЫЙ ЛИСТ». Судя по качеству бумаги и шрифтам, более позднего происхождения.Фамилия...Имя...Год рождения...Ниже графа:ОСНОВАНИЕ ДЛЯ ВЕРБОВКИ_______кудаКуда чернилами, от руки вписано: рекомендация лица, проводившего вербовку. МОТИВЫ ДЛЯ СОТРУДНИЧЕСТВАИ снова чернилами: личные идейные соображения. Карьерные, денежные и иные мотивы, в том числе принуждение, исключаются как малодейственные. ПОМЕТКИ ВЕРБОВЩИКА Представляет собой вполне неординарную личность с ярко выраженными понятиями о долге, чести и патриотизме, с высоким уровнем интеллекта и хорошими аналитическими способностями. А кто ж его умудрился завербовать?Ага — вот...Графа — ЛИЦО, ПРОВОДИВШЕЕ ВЕРБОВКУ__________________: Дзержинский Феликс Эдмундович. ДОЛЖНОСТЬ________: Председатель ВЧК Кто-кто?.. Ого!.. Выходит, сам Железный Феликс привел господина Фирфанцева в ряды чекистов! Как же он сумел?Что там дальше?Приложение 1. Расписка работника, проводившего вербовку, о персональной ответственности прилагается.И где она?.. Нет ее.А другая, Фирфанцева — о том, что он поставлен в известность о необходимости сохранения тайны его встречи с Дзержинским, — имеется.Следом идет характеристика.Ну все как теперь. Кроме содержания:«...Товарищ Фирфанцев являет собой типичный образчик дворянского пережитка, начисто лишенный пролетарского чутья и классовой сознательности...»Как они его приложили...И тут же пришпилена служебная записка некоего товарища Варенникова на имя Председателя ВЧК.«Довожу до вашего сведения о вскрытых мною происках контрреволюционных элементов, втесавшихся в ряды чекистов».Ну и формулировочки... Как видно, не так уж благополучно складывалась карьера у бывшего жандарма.«Товарищ Фирфанцев, будучи по происхождению своему дворянином, служившим царизму в охранном отделении, по всему является ярым врагом Советской власти, скрытым контрреволюционером и саботажником!..»Во как!..«Товарищ Фирфанцев замечен в сочувствии белогвардейским элементам, высказывался против применяемой к контрикам, буржуям и иным врагам Советской власти высшей меры социального воздействия, как единственно возможной и справедливой, одновременно высказываясь в пользу царского судопроизводства с их продажными судьями и присяжными... Кичится своими знаниями, которые обрел, жируя на хребте угнетенных классов, кои кровью и потом добывали ему его буржуйское благополучие!»И вывод:«Таких, как Фирфанцев, надобно предавать суровому пролетарскому суду и немедля пускать в распыл как сознательно затесавшихся в революционные ряды скрытых контрреволюционеров, осветив под ним надпись: „контра“!»Круто!..И поверх рапорта собственноручная резолюция Дзержинского:«Глупость, граничащая с контрреволюцией!»И тут же, отдельным листом, пространный комментарий. «Фирфанцев, конечно, не пролетарий, и было бы смешно требовать с него революционной сознательности и идейной беспощадности к врагам революции. Но то и хорошо, что он не пролетарий! Довольно с нас выскочек, что, кичась своим происхождением, не способны к сколько-нибудь вдумчивой работе, научившись лишь размахивать маузером да мандатом ВЧК. Люди, готовые стрелять во всех без разбора, у нас имеются в достатке, где бы взять иных, что умеют думать, прежде чем пальбу учинять?..»Выгораживает Железный Феликс завербованного им агента. Ну-ка, что там дальше?«Бесспорно, нельзя в работе ВЧК опираться исключительно на буржуазный элемент, не понимающий самой сути революции. Но тем не менее привлечение подобного рода кадров из дворян, в том числе бывших чинов полиции, не запятнавших себя политическим сыском, должно всячески приветствоваться Советской властью как в центре, так и на местах, дабы, используя их опыт, создать костяк будущей службы советской разведки и контрразведки, способных противостоять контрреволюционным вылазкам иностранных служб, белой реакционной эмиграции и прочей сволочи».И резолюция:"Товарищу Ягоде!Зачислить тов. Фирфанцева в штат ВЧК, особым списком, рассмотрев возможность использования его в оперативной работе. В настоящий момент считаю целесообразным, привлекая его к разовым операциям, главным образом сосредоточиться на поиске драгоценностей дома Романовых, пропавших в четырнадцатом году при их отправке в Москву. В интересах дела лучше оставить Фирфанцева числящимся за комиссией Горького, не раскрывая его сотрудничества с органами ВЧК.Ф. Э. Дзержинский".И как апофеоз неказистая бумажка:«Присвоить товарищу Фирфанцеву оперативный псевдоним „Гимназист“, выделить людей для связи, проинструктировав их относительно соблюдения строжайшей рев. дисциплины и конспирации, предупредив об ответственности вплоть до высшей меры».А вот и их расписки...Выходит, Фирфанцев нужен был чекистам в первую очередь для поиска утраченных царских сокровищ! Но как они узнали, что он более других приблизился к разгадке их исчезновения?Мишель-Герхард фон Штольц перерыл папку и нашел что искал — показания Фирфанцева, данные им следователю ВЧК Маркову, относительно проводимого им при царе-батюшке и после по поручению Временного правительства расследования.В тексте были жирными чернильными линиями отчеркнуты фразы, где Фирфанцев приводил стоимость пропавших сокровищ — миллиард золотых рублей.А на полях начертано:«Разобраться! И доложить!»Очень знакомый почерк...Ну да, тот самый, что перечеркивал резолюциями служебные записки. Почерк Председателя ВЧК Дзержинского!И этот клюнул на сокровища. Как и все прочие, бывшие до него... Но, в отличие от прочих, он на слово царских следователей не полагался, начертав: «Разобраться! И доложить!»Разобрались.И доложили.Вот список оценочной комиссии — дюжины собранных по Москве известных ювелиров, которых под конвоем приволокли в ЧК для оценки стоимости принадлежавших последнему русскому царю драгоценностей. А вот — итог их не за совесть, а за страх работы: перечень изделий, которые, по их мнению, могли находиться в тех злополучных восьми ящиках, что прибыли из Санкт-Петербурга в Москву.И это уже не абстрактный миллиард, это вполне конкретные изделия, путь которых можно проследить!..— Я молодец? — игриво спросила Светлана, заметив, как повеселел ее любимый.— Ты не просто молодец — ты чудо! — сказал Мишель-Герхард фон Штольц, — Чудушко мое! Глава 6 Казенная рессорная пролетка катила по московским переулкам, разбрызгивая весеннюю грязь. На козлах восседал возчик в кожанке с маузером на боку, грозно погонял кобылу:— Но, ходи шибче, контра недорезанная!Худющая кобыла еле перебирала ногами.— Но, холера тебя раздери!Кобыла была реквизирована чекистами на транспортные нужды и теперь понуро таскала коляску на реквизиции и аресты. Кормили ее из рук вон плохо, нещадно охаживали кнутом, но все же ей было лучше, чем арестантам, которых она возила на Лубянку.— Но-о, отродье белогвардейское!..В коляске, придерживая на коленях большие саквояжи, сидели два пассажира. Как проскочили Сретенку, один из них привстал, тронул кучера за плечо, попросил, сбиваясь на старорежимный манер:— Останови, голубчик.— Чего?! — обернул свирепое лицо кучер. — Какой я тебе «голубчик»... ты эти господские замашки брось!Пустил злым матерком.— Простите, товарищ! — извинился пассажир. — Мне необходимо заехать теперь домой.Но кучер лишь погонял кобылу.— Такого приказу не было! — лишь бросил он. — Мне велено вас на вокзал свезти, а боле ничего!Мимо, мелькая, проносились переулки, разбитые фонари, заколоченные досками пустые глазницы окон.— Сейчас же остановите, товарищ, или я буду принужден спрыгнуть! — крикнул Мишель, вставая.И, верно, прыгнул бы, рискуя переломать себе ноги, кабы кучер не осадил.— Тпру-у-у!..Кобыла встала как вкопанная, тяжело поводя худыми боками.— Я сейчас, мне только платье сменить...Идея оказалась не лучшей — только Мишель сунул в замочную скважину ключ, как дверь распахнулась сама собой. На пороге, кутаясь в шаль, стояла встревоженная Анна. Позади нее, держась ручонками за юбку, маячила их приемная дочь Мария.— Ты? — тревожно спросила Анна.— Я на минуту, — сказал Мишель, пряча глаза и пытаясь протиснуться в комнаты. — Дай мне, пожалуйста, смену белья.— Ты куда-то едешь?— Да.— Надолго?Мишель пожал плечами. Он и сам не знал, надолго ли. Теперь, даже выезжая куда-нибудь в близкую Тулу или Иваново, невозможно было предполагать, когда вернешься — транспорт ходил из рук вон плохо, случались частые аварии, а то и нападения на поезда.Анна, хлопоча, собирала его в дорогу. Мишель исподволь наблюдал за ней — как все у нее получалось быстро и ладно — и отчего-то думал, как бы могла сложиться его жизнь, кабы тогда, в погоне за царскими сокровищами, он опоздал и не запрыгнул на подножку уходящего поезда, чтобы арестовать ее батюшку. Опоздал бы, не запрыгнул и остался один. И, верно, давно сгинул бы на Дону или в подвалах Лубянки или, как многие, пустил себе пулю в лоб. Потому что жить ему было незачем и не для кого: батюшка его с матушкой — слава Всевышнему — до сей жестокой поры не дожили, страна его, коей он верой и правдой служил, рассыпалась в прах, друзей его разметало, а иных уж нет...И живет он покуда лишь потому, что есть у него Анна, да еще вот Мария. Одними ими он жив, для них и ради них...Анна протянула ему узелок с бельем и провизией. Встала, опустив руки. Подле нее, раскрыв глазенки, замерла Мария.— Ну, я пошел, — буднично сказал Мишель, хоть голос его дрогнул.— Береги себя, — попросила Анна. — Мне нынче ночью дурной сон приснился. Боюсь, к беде...Простая баба, верно, не утерпев, бросилась бы теперь своему муженьку на шею да завыла дурным голосом, а Анна лишь обняла его, прижала к себе да перекрестила вослед. Воспитание не позволяло недавней выпускнице Института благородных девиц давать волю чувствам. Выть и плакать она после будет, как Мишель уйдет, да не вслух, а молча, в подушку, чтобы Марию не испугать.В гостиной гулко пробили часы.Надобно было спешить.— Прощай, — сказал Мишель...На казенной пролетке домчались до Николаевского вокзала, в самый раз к поезду поспев.В вагоне заняли отдельное купе, строго наказав никого к ним не подсаживать. Закрыли дверь на щеколду, саквояжи поставили на полку. Окно задернули занавеской.Спать решили по очереди. Американский корреспондент тут же завалился на полку, подложив под голову руку и накрывшись полой пальто.Мишель вытянул из кобуры револьвер, привычно проверил его, прокрутил барабан, заглянул в гнезда, где поблескивали латунью патроны.Обратно в кобуру револьвер совать не стал, положил рядом с собой на полку. Так оружие схватить было сподручней и быстрей, чем если шарить по боку да расстегивать кобуру.Ну все — поехали...Ехали долго. На каждой остановке в купе кто-то ломился, отчаянно колотя в дверь кулаками, а то и сапогами.Но Мишель, не открывая, лишь кричал грозно сквозь дверь:— Ступайте дальше — ЧК!Отчего стук тут же прекращался и слышался лишь удаляющийся топот. «ЧК» ныне было волшебным словом, вроде «сим-сим» из «Тысяча и одной ночи», коим двери накрепко без всяких замков запирались, а коли надо, так и отмыкались.В Петрограде пересели в международный вагон, в котором даже кондуктор имелся. До границы доехали без приключений, а вот дальше... Недаром, видно, приснился Анне дурной сон!Пришла беда, откуда не ждали...Лишь только добрались они до Або Старое название финского города Турку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26