качественные смесители для кухни
— Потому что белые армии не получили обещанной им Антантой помощи в виде денег, оружия и амуниции. Голыми руками пришлось воевать господам белым генералам!Согласитесь, кабы беляки имели в достатке пушек, пулеметов, снарядов, патронов, да сверх того французских и английских танков и аэропланов, то доблестная Красная армия могла бы и побежать и бежала бы, не остановясь, до самого Белого моря!Да, тоже верно! Нынешняя война с обеих сторон была лапотная — без нормального снабжения, без теплого обмундирования, с трехлинеечками наперевес да с изношенными на германском фронте «максимами». Не чета германской!Все — так!— И в то время как белые армии испытывали нужду в оружии, боеприпасах, да что там говорить, даже в продовольственном снабжении, в нейтральных портах уже стояли десятки транспортов, доверху набитые вооружением. Да-с!— Отчего же они не пришли? — спросил Мишель.— Я воспрепятствовал, — вновь скромно потупился его собеседник. — Равно как остановил интервенцию...Как стало очевидно, что Советской власти не устоять, мне, по поручению Ленина, пришлось снестись с деловыми людьми в Лондоне, Париже и по ту сторону океана и предложить им выгодную сделку — золото в обмен на мир.Стоило это немало, стоило почти всего золотого запаса Российской империи, но — того стоило!Или, может быть, вы считаете, что презренный металл выше жизни человеческой?Нет, Мишель так не считал. Жизнь человеческая, она — от Бога, а злато всего лишь химический элемент.— Белых мы добьем, а вот поляков нам не одолеть, — вздохнул Красин. — Помяните мое слово! Потому как у них победу не купить, какую цену ни давай, ведь для них это война с захватчиком! С нами!— Куда же шло то золото, что сопровождал я? — спросил Мишель.— По старым сделкам, — ответил Красин, — мы дорожим партнерскими отношениями.Теперь все стало более-менее понятно.Золото уходило, уходило эшелонами, но уходило в обмен на мир. Воистину, это была сделка века! Пока армии белых и красных рубились на полях сражений за свои идеалы, за их спинами решалась судьба их победы! И победил тот, кто смог дать больше!Победил вот этот интеллигентный, с бородкой клинышком господин!— Но как можно поручать столь важное дело столь нечистым на руку людям? — подивился Мишель.— Таким только и можно! — ответил Красин. — Продать золото обычным путем невозможно, лишь через цепочку посредников, которые не будут отличаться щепетильностью. Ревель лишь один из маршрутов...— Да, я знаю, другой идет через Финляндию, — кивнул Мишель.Красин удивленно вскинул бровь:— Откуда?!— Я сидел в финской тюрьме за контрабанду бриллиантов, — ответил Мишель.— Да, и через Финляндию тоже, — подтвердил Красин. — И не только через нее. Конечно, используя подобного рода каналы, мы несем убытки, но сие есть неизбежная жертва. Если хотите — комиссия. Там, где золото, — там всегда воры.— Но ведь этих вы сами поставили! — напомнил Мишель.— Лучше этих, чем других... Они покуда воруют, пьют, спускают деньги на девок, но можно считать, что их уже нет. И они знают, что их уже почти нет! Все они понесут справедливое возмездие и будут вскорости расстреляны, так зачем жертвовать преданными людьми?Да, верно — все понял Мишель. Понял больше, чем было сказано. Столь серьезная сделка требует соблюдения тайны. Фартовые ребята, с которыми он имел дело, служа прежде в уголовном сыске, тоже, разжившись «рыжьем», посылали к скупщикам, в качестве посредников, мелких урок, коих им не было жаль. А после, случалось, резали их на Хитровке, дабы никто не узнал, куда ушло снятое с мертвецов золото.Как видно, мировой порядок мало отличается от уголовного. А раз так, то Глушков с Граковским и иже с ними обречены!.. Но... ведь тогда и он тоже, коли он участвовал в вывозе золота и узнал то, чего знать не следует!Уж не потому ли Красин с ним так разоткровенничался?— Мне жаль, — сказал Красин, — что вы угодили в сей скверный переплет, ну да теперь все позади — можете возвращаться к своей работе. Вы ведь, кажется, сокровища бриллиантовой комнаты ищете, что пропали в четырнадцатом году при перевозке их из Петрограда в Москву?— Что? — не понял в первое мгновение Мишель, потому что думал о своем. — Да, ищу.— Найдете?— Постараюсь, — пообещал Мишель, хоть не был в том уверен.— Обязательно найдите, нам теперь деньги ох как нужны — нам страну из руин поднимать! — сказал Красин. И уж иным тоном прибавил: — Должен уведомить вас, что решением Коллегии ВЧК вы поступаете теперь в мое распоряжение!..Так вот почему ему даровали жизнь — в обмен на поиск утраченных царских сокровищ! Сколько раз уж бриллианты дома Романовых почти убивали его и сколько же раз возвращали к жизни! Они — его рок, но они же — ангел-хранитель!— Идите и — ищите!..«А запонки-то у него бриллиантовые!..» — вдруг отметил Мишель. Хотел было закурить попросить, да отчего-то передумал...Уже на пути в экспертную комиссию Мишель подумал, что не спасение это, но лишь отсрочка приговора — не найти ему тех сокровищ, коль он их с шестнадцатого года ищет да все никак сыскать не может!..С теми думами и в комиссию Горького пришел. А там, едва дверь отворил, навстречу ему бросился с распростертыми объятиями Валериан Христофорович да, облапав его, стал тискать и мять, будто медведь, и кричать что есть мочи:— А-а! Милостивый государь... пропащий наш... объявились-таки, а мы уж не чаяли!..Да вдруг, посреди сердечных приветствий, отстранился и, погрозив пальцем, сказал наставительно:— Вот вы, сударь, все это время где-то пропадали, а я меж тем, времени зря не теряя, ваши пропавшие сокровища сыскал!Да-с!.. Глава 16 Холодна зима на Руси — изо рта пар валит, на усах и бороде сосульками оседая, за нос ледяными пальцами хватает, за пазуху лезет. Бр-р!..А в лесу и того пуще — под ногами сугробы по грудь, на деревьях снег шапками, с неба белые хлопья валят, все и вся заметая, — нет спасения человеку без огня. Оттого горит на поляне костер, красным пятном средь белых снегов тлея — в утоптанном кругу на уголья, жаром дышащие, горой стволы сосен навалены, пламя такое, что верхушки деревьев лижет, отчего рушатся вниз подтаявшие снежные комья. Пред костром топчутся люди в мужицких тулупах, кушаками перепоясанные, — то одним боком к пламени повернутся, то другим — лица у всех дикие, заросшие, глядеть страшно. Топчутся да промеж себя говорят...— Jch friere an den Fussken, sin eiskalt...— Wie lange sollen wir noch warten bei dieser Kalte? Wir frieren uns zu Tode!..— Guck mal, deine Wangen sind ganz weise Такой мороз, что ноги отморозил.
— Сколь ждать можно? Да ведь замерзнем совсем!
— Глянь, у тебя щеки белые... (нем.)
.Да ведь не по-русски ж они говорят-то!..Как же так — с виду иваны, а речь иноземная!Чудеса, да и только!.. Как занесло их на Русь в леса дремучие, что меж Санкт-Петербургом и Москвой стеной стоят, чего им здесь надобно?И отчего меж Иванов ряженых ходит человек в платье европейском да щегольском и каждого с превеликим усердием осматривает — чтоб не было при них вещиц иноземных, а все лишь исконно русское? Коли найдет кисет али трубку — счас швыряет их в снеги, ногами топчет, а виновника по лицу кулаком бьет, да не жалеючи, так, что кровь во все стороны брызжет и зубы в снег плюются! Кричит:— Велено было вам, шельмы, ничего при себе не иметь, что вас от русичей отличает! В другой раз, коли найду чего — на месте зарублю!Да ведь не шутит, не грозит, а коли обещал — так зарубит, глазом не моргнув, — таков нрав у Фридриха Леммера!Недовольно ворчат иваны — к чему сей маш-керад, к чему не бриться, не стричься, да сверх того в латаные-перелатаные лохмотья рядиться, будто в привычном платье на большую дорогу выйти нельзя? Да разве не довольно того, чтоб они издали на разбойников походили?..И невдомек им, что нужен сей машкерад единственно на случай, коли убьют кого из них да свезут мертвеца в Санкт-Петербург, дабы опознать его. Оттого должно быть ему не бритым и не стриженым, дурно пахнуть, под шубами сопрев, и не иметь при себе никаких вещиц иноземных, кои могут указать на его происхождение! Вот отчего так старается Фридрих, сам каждого ощупывая и оглядывая, чтоб никакой малости не пропустить!— А это чего?— Так кинжал!— А кинжал чей, бестолочь такая?!— Голландского мастера Юргенса Брауха, из города Амстердама, что на всю Европу славен своим умением оружие ковать! Вот и знак его на клинке проставлен в форме листа кленового.— То-то и оно, что голландское, а надобно, чтоб русское, клейменное русскими мастеровыми! Равно как все иные палаши, шпаги, пистоли и фузеи. И чтоб пули и порох в них тоже русские были! Сколь раз вам о том толковать!Да в зубы виновника — хрясь, так что два зуба — вон!— Понял ли?— Понял!— А ну, покажь оружие!Оружие-то в сторонке стоит, в пирамиду сложенное, а то, что поменьше, на шкуре, поверх снега расстеленной, рогожкой прикрытое.Пистолетов несколько штук, все более дубинки с пиками да ножички кованые, коими русские иваны на дорогах промышляют.Перебрал их Фридрих Леммер да остался доволен:— Ну ладно, коли так. Ждите теперь, как сигнал будет! Да глядите мне, чтоб до того не спать и вина допьяна не пить! А как будет сигнал — кидайтесь, не мешкая, на большую дорогу да всех, кого там ни найдете, режьте и бейте до самой смерти.— А сколь ждать-то?— Сколь надо!..Да только недолго им ждать осталось — скоро заскрипит под полозьями снег да въедет в темный лес карета, что сулит им добычу невиданную...Совсем уж скоро!.. Глава 17 — Да как же вам удалось?!..— Да уж так, милостивый государь! — усмехнулся довольный собой Валериан Христофорович. — Успех сей приписываю я исключительно воле Провидения и явленному вашим покорным слугою служебному рвению! Как ныне принято говорить — служу трудовому народу!— Да вы дело, дело говорите! — поторопил Мишель.— А коли дело, то было это так: милиция на Ордынке облаву сделала да взяла спекулянта, что мукой торговал, — ну да это дело по нынешним временам самое обычное. А как его взяли, то нашли при нем несколько золотых украшений и средь них перстень в виде головы льва с глазами из бриллиантов. Я не поленись да сверь его с описью сокровищницы царской, что для вас ювелиры сделали, да не ошибся! — пребывал тот перстень в перечне комнаты бриллиантовой под номером сто семь!— Верно ли? — усомнился Мишель.— Вернее не бывает — шибко уж перстенек тот заметный!— Кому же он назначался?— Сие сказать не могу, ибо спекулянт тот божится, что должен был надеть картуз с ломаным козырьком да ждать, когда к нему подойдет человек, коему, услышав фразу условную, он должен был передать посылку. А вот относительно того, откуда сей перстенек объявился, — следок имеется.— Ну?— Получил он украшения от посредника, что утверждал, будто бы мука та прибыла воинским эшелоном с фронта. А я так мыслю, что фронтов ныне всего два осталось — на юге да на западе, а боле и нет.— Это-то понятно, но при чем здесь украшения?— А при том, сударь, что коли перстенек тот спекулянт вместе с мукой получил, выходит, есть меж ними какая-то связь! И если мы узнаем, откуда мука, то, бог даст, прознаем и про сокровища!— Как же вы мыслите тот эшелон найти?— Уже нашел! — гордо сообщил Валериан Христофорович. — Обошел, знаете, все московские вокзалы да узнал, что ныне один лишь воинский эшелон в Москву приходит. Теперь ведь все более военные поезда в обратном направлении идут — из Москвы.— Как же вам сказали, когда сведения эти сугубо секретные?! — подивился Мишель.— Так ведь я не начальство спрашивал, а стрелочников, — объяснил Валериан Христофорович. — Людишки они маленькие да пугливые, и как я им свой мандат в нос совал, до икоты пугались.— Да ведь мандат-то ваш Чрезвычайной экспертной комиссии! — напомнил Мишель.— Ну да, — согласился Валериан Христофорович, — я ж говорю — людишки темные! Им только «чрезвычайная» услышать довольно, а боле уж ничего и не надобно. Да ведь и как спрашивать...Валериан Христофорович вдруг весь выпрямился, свел воедино брови, сплюнул сквозь зубы себе на башмаки да проорал жутким, от коего мороз по коже продирал, басом:— В Чеку захотел, саботажник?! А вот я тебя, белогвардейщину окопавшуюся, теперь же заарестую да на тот свет враз спроважу!И вновь смачно сплюнул.— А плеваться-то при том зачем? — возмутился Мишель.— Иначе нельзя — иначе не поверят. Плевок на носки башмаков, равно как сморкание через перста с последующим обтиранием их об одежду, есть форма, выражающая принадлежность к касте избранных, коей ныне является пролетариат, — объяснил Валериан Христофорович. — Я вас когда еще призывал сию науку освоить, а вы лишь надо мной насмехались! А без того я разве бы вам сокровища сыскал?Да ведь не сыскали еще!..— Что же вы предлагаете? — спросил Мишель.— Я так думаю, что надобно встретить сей эшелон да допросить всех, кто при нем будет. Сами-то мы не справимся, надо Чека в помощь призвать, но то уж, милостивый государь-товарищ Фирфанцев, по вашей части...Минуту, может, думал Мишель. Да сказал:— Ладно, пусть так и будет — мы с вами отправляемся на вокзал, а Паша покуда мукой на Ордынке поторгует.— Я? — опешил Паша-кочегар.— Точно так! — ответил Мишель. — Ведь я так мыслю, что человек, пришедший за украшениями, спекулянта в лицо не знает, а пароль он нам назвал. И коли кто заявится да фразу условную произнесет, то можно будет его тут же брать!— Да кто ж поверит, что он спекулянт? — усомнился, косясь на бравого матроса, Валериан Христофорович.— Так — да, не поверит! — был вынужден согласиться Мишель. — Но коли его в косоворотку одеть или гимнастерку линялую...— Что?!. Кого?!. Меня?!. — взъярился Паша-кочегар. — Меня, матроса Балтфлота, портяночником рядить! Да к тому ж ворованный у Советской власти продукт продавать! Да не быть тому никогда, хошь прибейте меня!— А на то вашего желания никто не спрашивает! — резко ответил Мишель. — Валериану Христофоровичу тоже не пристало в кожанки рядиться да сквозь пальцы сморкаться — да ради поиска истины пришлось! Нам об общем деле надобно радеть, а не о шкуре собственной! И коли вас не устраивает сей маскарад — так скатертью дорога!Думал, будет того довольно, но Паша-кочегар вдруг сжал свои, пожалуй, что с голову Мишеля, кулаки да проорал в ответ, глазищами зыркая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Сколь ждать можно? Да ведь замерзнем совсем!
— Глянь, у тебя щеки белые... (нем.)
.Да ведь не по-русски ж они говорят-то!..Как же так — с виду иваны, а речь иноземная!Чудеса, да и только!.. Как занесло их на Русь в леса дремучие, что меж Санкт-Петербургом и Москвой стеной стоят, чего им здесь надобно?И отчего меж Иванов ряженых ходит человек в платье европейском да щегольском и каждого с превеликим усердием осматривает — чтоб не было при них вещиц иноземных, а все лишь исконно русское? Коли найдет кисет али трубку — счас швыряет их в снеги, ногами топчет, а виновника по лицу кулаком бьет, да не жалеючи, так, что кровь во все стороны брызжет и зубы в снег плюются! Кричит:— Велено было вам, шельмы, ничего при себе не иметь, что вас от русичей отличает! В другой раз, коли найду чего — на месте зарублю!Да ведь не шутит, не грозит, а коли обещал — так зарубит, глазом не моргнув, — таков нрав у Фридриха Леммера!Недовольно ворчат иваны — к чему сей маш-керад, к чему не бриться, не стричься, да сверх того в латаные-перелатаные лохмотья рядиться, будто в привычном платье на большую дорогу выйти нельзя? Да разве не довольно того, чтоб они издали на разбойников походили?..И невдомек им, что нужен сей машкерад единственно на случай, коли убьют кого из них да свезут мертвеца в Санкт-Петербург, дабы опознать его. Оттого должно быть ему не бритым и не стриженым, дурно пахнуть, под шубами сопрев, и не иметь при себе никаких вещиц иноземных, кои могут указать на его происхождение! Вот отчего так старается Фридрих, сам каждого ощупывая и оглядывая, чтоб никакой малости не пропустить!— А это чего?— Так кинжал!— А кинжал чей, бестолочь такая?!— Голландского мастера Юргенса Брауха, из города Амстердама, что на всю Европу славен своим умением оружие ковать! Вот и знак его на клинке проставлен в форме листа кленового.— То-то и оно, что голландское, а надобно, чтоб русское, клейменное русскими мастеровыми! Равно как все иные палаши, шпаги, пистоли и фузеи. И чтоб пули и порох в них тоже русские были! Сколь раз вам о том толковать!Да в зубы виновника — хрясь, так что два зуба — вон!— Понял ли?— Понял!— А ну, покажь оружие!Оружие-то в сторонке стоит, в пирамиду сложенное, а то, что поменьше, на шкуре, поверх снега расстеленной, рогожкой прикрытое.Пистолетов несколько штук, все более дубинки с пиками да ножички кованые, коими русские иваны на дорогах промышляют.Перебрал их Фридрих Леммер да остался доволен:— Ну ладно, коли так. Ждите теперь, как сигнал будет! Да глядите мне, чтоб до того не спать и вина допьяна не пить! А как будет сигнал — кидайтесь, не мешкая, на большую дорогу да всех, кого там ни найдете, режьте и бейте до самой смерти.— А сколь ждать-то?— Сколь надо!..Да только недолго им ждать осталось — скоро заскрипит под полозьями снег да въедет в темный лес карета, что сулит им добычу невиданную...Совсем уж скоро!.. Глава 17 — Да как же вам удалось?!..— Да уж так, милостивый государь! — усмехнулся довольный собой Валериан Христофорович. — Успех сей приписываю я исключительно воле Провидения и явленному вашим покорным слугою служебному рвению! Как ныне принято говорить — служу трудовому народу!— Да вы дело, дело говорите! — поторопил Мишель.— А коли дело, то было это так: милиция на Ордынке облаву сделала да взяла спекулянта, что мукой торговал, — ну да это дело по нынешним временам самое обычное. А как его взяли, то нашли при нем несколько золотых украшений и средь них перстень в виде головы льва с глазами из бриллиантов. Я не поленись да сверь его с описью сокровищницы царской, что для вас ювелиры сделали, да не ошибся! — пребывал тот перстень в перечне комнаты бриллиантовой под номером сто семь!— Верно ли? — усомнился Мишель.— Вернее не бывает — шибко уж перстенек тот заметный!— Кому же он назначался?— Сие сказать не могу, ибо спекулянт тот божится, что должен был надеть картуз с ломаным козырьком да ждать, когда к нему подойдет человек, коему, услышав фразу условную, он должен был передать посылку. А вот относительно того, откуда сей перстенек объявился, — следок имеется.— Ну?— Получил он украшения от посредника, что утверждал, будто бы мука та прибыла воинским эшелоном с фронта. А я так мыслю, что фронтов ныне всего два осталось — на юге да на западе, а боле и нет.— Это-то понятно, но при чем здесь украшения?— А при том, сударь, что коли перстенек тот спекулянт вместе с мукой получил, выходит, есть меж ними какая-то связь! И если мы узнаем, откуда мука, то, бог даст, прознаем и про сокровища!— Как же вы мыслите тот эшелон найти?— Уже нашел! — гордо сообщил Валериан Христофорович. — Обошел, знаете, все московские вокзалы да узнал, что ныне один лишь воинский эшелон в Москву приходит. Теперь ведь все более военные поезда в обратном направлении идут — из Москвы.— Как же вам сказали, когда сведения эти сугубо секретные?! — подивился Мишель.— Так ведь я не начальство спрашивал, а стрелочников, — объяснил Валериан Христофорович. — Людишки они маленькие да пугливые, и как я им свой мандат в нос совал, до икоты пугались.— Да ведь мандат-то ваш Чрезвычайной экспертной комиссии! — напомнил Мишель.— Ну да, — согласился Валериан Христофорович, — я ж говорю — людишки темные! Им только «чрезвычайная» услышать довольно, а боле уж ничего и не надобно. Да ведь и как спрашивать...Валериан Христофорович вдруг весь выпрямился, свел воедино брови, сплюнул сквозь зубы себе на башмаки да проорал жутким, от коего мороз по коже продирал, басом:— В Чеку захотел, саботажник?! А вот я тебя, белогвардейщину окопавшуюся, теперь же заарестую да на тот свет враз спроважу!И вновь смачно сплюнул.— А плеваться-то при том зачем? — возмутился Мишель.— Иначе нельзя — иначе не поверят. Плевок на носки башмаков, равно как сморкание через перста с последующим обтиранием их об одежду, есть форма, выражающая принадлежность к касте избранных, коей ныне является пролетариат, — объяснил Валериан Христофорович. — Я вас когда еще призывал сию науку освоить, а вы лишь надо мной насмехались! А без того я разве бы вам сокровища сыскал?Да ведь не сыскали еще!..— Что же вы предлагаете? — спросил Мишель.— Я так думаю, что надобно встретить сей эшелон да допросить всех, кто при нем будет. Сами-то мы не справимся, надо Чека в помощь призвать, но то уж, милостивый государь-товарищ Фирфанцев, по вашей части...Минуту, может, думал Мишель. Да сказал:— Ладно, пусть так и будет — мы с вами отправляемся на вокзал, а Паша покуда мукой на Ордынке поторгует.— Я? — опешил Паша-кочегар.— Точно так! — ответил Мишель. — Ведь я так мыслю, что человек, пришедший за украшениями, спекулянта в лицо не знает, а пароль он нам назвал. И коли кто заявится да фразу условную произнесет, то можно будет его тут же брать!— Да кто ж поверит, что он спекулянт? — усомнился, косясь на бравого матроса, Валериан Христофорович.— Так — да, не поверит! — был вынужден согласиться Мишель. — Но коли его в косоворотку одеть или гимнастерку линялую...— Что?!. Кого?!. Меня?!. — взъярился Паша-кочегар. — Меня, матроса Балтфлота, портяночником рядить! Да к тому ж ворованный у Советской власти продукт продавать! Да не быть тому никогда, хошь прибейте меня!— А на то вашего желания никто не спрашивает! — резко ответил Мишель. — Валериану Христофоровичу тоже не пристало в кожанки рядиться да сквозь пальцы сморкаться — да ради поиска истины пришлось! Нам об общем деле надобно радеть, а не о шкуре собственной! И коли вас не устраивает сей маскарад — так скатертью дорога!Думал, будет того довольно, но Паша-кочегар вдруг сжал свои, пожалуй, что с голову Мишеля, кулаки да проорал в ответ, глазищами зыркая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26