Товарищ Куприянов втянул голову в плечи:— Не было никакого эшелона, оговор это!— А вот я тебя за то прямо теперь, именем революции! — распалился Паша-кочегар, видно, и впрямь намереваясь расправиться с вороватым начпродснабом.«А ведь коли по совести рассудить — так надобно бы его расстрелять! — вдруг подумал Мишель, — ведь у армии, у солдат мерзавцы воруют, понуждая их тем к мародерству!»Но расправы не допустил — приказал:— Оставьте его! Мы с ним иначе поступим.Заметил идущих мимо двух красноармейцев, крикнул:— Подойдите сюда!Солдаты, оглянувшись на окрик, увидели матроса чуть не в сажень ростом, что тряс за грудки какого-то, в чинах, военного. Подошли, на всякий случай печатая шаг.— Скажите, как вас кормят? — спросил Мишель. — Да не опасайтесь ничего — я из Москвы.— Известно, как кормят, — мрачно произнес один из красноармейцев.— А коли бы я вам теперь сказал, кто в том виновен и куда крупа из ваших котелков девается?Красноармейцы нехорошо ухмыльнулись.— Спасибо, ступайте да подождите где-нибудь поблизости, — приказал Мишель.Красноармейцы отошли, озадаченно озираясь.— А ведь если я им теперь все про вас расскажу, а они по армии разнесут, так никакого приговора не надобно будет — они ж вас живьем разорвут! — тихо сказал Мишель. — Что, позвать их?— Это самосуд! — белея, прохрипел товарищ Куприянов.— Ах же ты шкура тыловая, восьминога тебе в зоб! Ты про «Потемкина» слыхал, где измыватели навроде тебя матросов тухлым мясом кормили? — вновь надвинулся на снабженца Паша-кочегар.— Что вам от меня нужно? — прошептал, белея и отступая, тот.— Нам необходимо знать про ящики, — напомнил Мишель.— Ну, чего молчишь, будто дохлая рыба-камбала — отвечай, покуда тебя по-хорошему спрашивают! Ну — были те ящики али нет? Да гляди — не ври мне! — пригрозил Паша-кочегар, показывая свой необъятный, как Индийский океан, кулак. — Я ведь верно знаю, что они мимо тебя пройти не могли!Слова матроса, но пуще его свирепый вид внушали страх.— Ага, вспомнил — были! Аккурат восемь штук, большие такие, деревянные! Их с Николаевского вокзала на грузовиках привезли.— И куда после дели? — затаив дыхание, спросил Мишель.— Так, кажись, в Арсенал снесли.Как же в Арсенал, когда Мишель сам, лично, в том Арсенале все подвалы еще в семнадцатом году излазил!— Вы ничего не путаете? — уточнил он.— Чего путать, — обиделся Куприянов, — ежели я сам там был да их тащить помогал. Я еще чего запомнил, я тогда в жару был, а они шибко тяжелые были.— А после их куда-нибудь переносили?— Я не знаю, меня вскорости на германский фронт услали.— А перстень тогда откуда взялся? — тихо спросил Валериан Христофорович. — Он ведь из ящиков тех!— Какой перстень? — вздрогнул начпрод.— С головой льва, коим вы вперемешку с крупой торговали?!Глаза снабженца вновь воровато забегали.— Ну, отвечай, морского угря те в глотку! — рявкнул Паша-кочегар.— Вы, верно, его тогда, при разгрузке, уворовали? — подсказал Мишель, чтоб заставить начпрода признать перстень своим.— Ну да — взял, — подозрительно легко согласился товарищ Куприянов. — Да взял-то — чуть! Иные боле меня гребли. Отколупнули доску, глянули, а там камешки, вот и не стерпели!— А что ж не все взяли?— Боязно было. Да и не успели — ящики те после куда-то в другое место перенесли, а нас на германский фронт отправили.— А почему вдруг продать надумали?— Деньги понадобились...Нет, не вяжется что-то — чтобы начпрод, уворовывая целые продуктовые эшелоны, «копеечными» перстнями торговал?.. Тут что-то иное кроется.— Покупателя вы, конечно, тоже не назовете? — поинтересовался Мишель.— Всей бы душой! — ударил себя в грудь кулаком товарищ Куприянов. — Да ведь он сам меня нашел да придумал, чтобы я товар на Ордынке на толкучке оставил, а он после забрал. А кто навел — я ума не приложу. Про тот перстень много кто знал!..И сие белыми нитками шито — тут, видно, сам начпрод, боясь с покупателем нос к носу сходиться, сию мудреную цепочку изобрел. Но что ж это тогда за покупатель, коль он его так боится?— Вы ничего не утаили?— Никак нет — все как на духу!..Да ведь больше он не скажет, понял Мишель, здесь ему и стены в подмогу — надобно его в Москву везти, где допросы снимать и очные ставки делать! Прямо теперь и везти — коли сейчас поехать, так через неделю уж можно на месте быть!И поймал себя на том, что не о сокровищах подумал, а о доме, об Анне!..Ну откуда ему, да и всем им было знать, что не быть им в Москве ни через неделю, ни через две и что не далее как следующим утром судьба их так страшно и неожиданно переменится... Глава 23 Вот и знакомый дом.И подъезд.И лестница.И дверь. Опечатанная полосой бумаги с двумя, по краям, печатями.— Пломба.— Вижу, что пломба... Да черт с ней — рви!Милиционеры содрали печать.А вот ключей у них при себе не оказалось.Но оказались отмычки. Ну не возвращаться же, в самом деле, за ключами.Сунулись в замочную скважину, покрутили, повертели, дверь и открылась. Соседская.— Эй, вы кто такие? — крикнула дама в бигуди.— Все в порядке, мамаша, — милиция! Проводим следственный эксперимент.Вошли в квартиру академика. Огляделись.— Ну и где?— Что?— Как что — колье?— Там, — указал куда-то вперед Мишель-Герхард фон Штольц.— Тогда чего встал — давай веди, показывай.— Дело было так — академик сидел вот здесь за столом, — указал Мишель-Герхард фон Штольц. — Я был тут, — сел в кресло, в котором сидел в ином, более приятном обществе и при других, более счастливых обстоятельствах. — Мы разговаривали.— Колье где? — перебили его милиционеры.— Мы поговорили, после чего я встал и вышел в киоск, — продолжил Мишель, не обращая внимания на нетерпение следователей. — Вернулся, подошел к академику, шагнул к креслу, на котором при жизни сидел тот. Увидел, что он мертв, и пошел к окну. К тому...Пошел к окну.— Колье где?!— Сейчас-сейчас...Подошел, открыл балконную дверь.— Открыл балконную дверь. Выглянул на балкон.И теперь выглянул.— Заметил внизу машины...Они и теперь стоят, где стояли.— И...— Побежал...И неожиданно для всех Мишель-Герхард фон Штольц, высоко подпрыгнув, перемахнул через перила на соседний балкон, как перемахнул тогда.— Стой, падла! — ахнули милиционеры. — Уроем!Но Мишель-Герхард фон Штольц их уж не слышал, ввалившись в соседнюю квартиру.— Ты кто такой?! — удивленно воззрился на него какой-то мужик в трусах, вскочив с постели.— Спасайтесь!.. Они за вами! — крикнул ему Мишель-Герхард фон Штольц, опрометью бросаясь к двери.С балкона в квартиру, мешая друг другу и страшно матерясь, лезли милиционеры в штатском.— Ах же вы падлы, — нашли все-таки! — рявкнул мужик, кидаясь в милиционеров табуреткой.Чья возьмет, Мишель-Герхард фон Штольц ждать не стал, бросившись к двери и опрокинув по дороге стол, пару стульев и книжный шкаф. Оказавшись в подъезде, он запрыгал через пять ступенек вниз и стремглав выскочил из подъезда, тут же, через арку, выбежал на улицу.Уф-ф!..Они хотели узнать, как все было? Он честно показал!Вот точно так и было.Как теперь!.. Глава 24 Сон был светел и легок — Мишелю снилась Анна.Анна сидела за столом в сером платье и глядела на него, чуть улыбаясь и клоня голову, отчего виден был тонкий изгиб ее шеи, а на лбу ее, сбоку, трогательно качался тонкий, упавший с прически локон.Да ведь это то платье, в котором он впервые увидел ее в вагоне поезда, куда заявился арестовывать ее батюшку Отто Карловича! — узнал Мишель. Но ведь она говорила, что его уже нет...Анна улыбнулась и указала ему на стул подле себя. Отчего-то Мишель испытывал робость, хоть знал, что они законные пред Богом и людьми муж и жена.Надо бы обнять ее, поцеловать, подумал он, но вместо этого сел, положив на колени салфетку, придвинул к себе серебряный столовый прибор, стал есть...Нехорошо так-то, надобно перебороть себя, встать, притянуть ее к себе, ведь она может подумать, что он охладел к ней, или вообразить, что изменил!..Мишель отодвинул прибор, встал, уронив с колен салфетку и протянув навстречу Анне руку, поймал ее пальцы, сжимая их в своей ладони...В этот момент в дверь застучали. Очень громко, будто кувалдой.Бух!Бух!..Сон вспорхнул и улетел.Мишель открыл глаза.Бух!Бух!..И верно — бухает, где-то далеко, но совершенно отчетливо...«Так ведь это двухдюймовка!» — мгновенно определил Мишель, узнав памятный по германскому фронту звук.И тут же, коротко взвизгнув, что-то ахнуло, разорвалось огненным пузырем, ослепило, ударило болью в барабанные перепонки...Что это?!..Кто-то громко и страшно закричал, посыпались, звякая на пол, выбитые стекла.Артобстрел!.. Но кто?.. Откуда?..Снова взвизг, пламя, грохот, звон стекла, крики... Мишель упал на живот, прикрыв голову руками. Кто-то тяжело шмякнулся на него, скатился рядом, и там, где он упал, Мишель почувствовал, как рубаха его стала вдруг горяча и стала липнуть к телу.Да ведь его убили! — понял Мишель, отчего-то зная, что это уже не живой человек, а мертвец, которому нельзя помочь.Снова громыхнул взрыв, посыпались обломки.«Где же Валериан Христофорович и Паша? — вдруг вспомнил Мишель. — Их надо непременно найти!»Но тут снова ахнуло, на этот раз уж вовсе близко, и Мишеля, оторвав от земли, швырнуло в воздух и, перекувыркнув, куда-то понесло, обо что-то ударило, и что-то невозможно тяжелое рухнуло на него, погребая под собой.«Как же так? — в отчаянии подумал он, карабкаясь сквозь боль и страх. — Да ведь это же смерть!.. Да ведь так нельзя, умирать, не повидав Анны, ведь он обещал ей вернуться живым, он должен, прежде чем умереть, объясниться...»Но эта самая важная, самая последняя мысль путалась и рвалась, вытесняемая из сознания болью и чернотой.Все, он умер?.. * * * ...Средь серой пыли, дыма и обломков возились, копошились люди — они ползали на коленях, мотая головами, разыскивая свои вещи, натыкаясь на чемоданы, на мертвецов, на ошметки разорванных тел, на обломки кирпичей. В здание вокзала угодил снаряд, который, пробив стену, разорвался в зале ожидания, в самой гуще людей — кто не был убит и ранен, тот был контужен отраженной от стен взрывной волной.— Саша!.. Саша!.. Сашенька!.. — громко и монотонно звала какая-то женщина.Валериан Христофорович, спавший в углу на подстеленном пальто, теперь стоял на четвереньках, зачем-то отряхивая его от кирпичной пыли. Пальто было разорвано в нескольких местах вместе с подкладом, и теперь его можно было лишь выбросить.— Валериан Христофорович, что с вами? — встревоженно спросил Паша-кочегар, одежда которого выглядела ничуть не лучше. — Вы живы?— Кажется, живой... Вот, полюбопытствуйте, милостивый государь, беда-то какая... пальто почти новое! — расстроенно отвечал Валериан Христофорович.— Вы Мишеля Алексеевича не видели? — перебил его Паша-кочегар.Валериан Христофорович бросил пальто, взгляд его обрел осмысленность.— Да-да, верно, — забормотал он. — Ведь он там, на скамье был! Жив ли он теперь — ведь рвануло-то аккурат в том самом месте! Да вы, как я погляжу, тоже ранены! — ахнул Валериан Христофорович, заметив кровь, стекавшую по лицу матроса.— Где?— Да вот же! — мазнул пальцем Валериан Христофорович.— Да, верно, — подивился Паша-кочегар, промокнув ладонью кровь. — Но это пустяки, царапина... Вот кабы сюда шестидюймовый снаряд главного калибра нашего «Мстислава» угодил — всех бы в клочья!И к чему он о том сказал?..Мишеля нашли подле стенки, придавленного каким-то дородным мужчиной. Мертвым. Того стащили за ноги в сторону, наклонились.— Ну, чего там? — страшась ответа, спросил Валериан Христофорович.— Вроде кости целы, — ответил Паша-кочегар, ощупывая тело. — Товарищ Фирфанцев!.. Мишель Алексеевич, вы живой?.. Куда вас ранило-то?— Вы переверните его, переверните!— Ага, сейчас!..Какая-то новая неведомая сила, ворвавшись в черноту, стала отчаянно ворочать и трясти Мишеля, доставляя ему тем ужасные страдания.«Не надо, мне больно!» — хотел было возмутиться Мишель. Но смог лишь что-то глухо промычать.— Надо же — живой! — заорал близко торжествующий голос. — Я же говорил!Мишель сел, мотая головой из стороны в сторону.Был он, не считая нескольких кровоподтеков, цел, хоть получил сильную контузию. Тот дородный мужчина, что лежал на нем, спас его, приняв в себя назначенные Мишелю осколки.— Да вы, милостивый государь, в рубашке родились! — радовался Валериан Христофорович. — Ведь во второй раз смерть обходите — помните Хитровку, как в вас из револьвера подручный Федьки Сыча стрелял, да вместо вас в колье пулей угодил!«Да нет, уж не во второй, уж поболе», — подумал про себя Мишель, вспоминая расстрел в Кремле, пред воротами Арсенала, да еще другой, в ЧК.И то верно — везучий он, доколе только?..— Что здесь случилось? — спросил Мишель.— Вроде поляки наступают, — ответил Паша-матрос. * * * И верно, за выбитыми окнами все не стихала, все ухала орудийная пальба, да теперь стала слышна трескотня выстрелов.Наступают?.. Но коли наступают, то скоро будут здесь!— Где начпрод?Валериан Христофорович закрутил во все стороны головой.— Да ведь только здесь был!..— Сбег! — ахнул Паша-кочегар. — Как есть — сбег!— Ну, тогда и нам уходить надобно, — сказал, с трудом унимая нестерпимую головную боль, Мишель.— Так поезд еще не подали! — ответил Валериан Христофорович.— Не будет никакого поезда, — сказал Мишель. — Пути наверняка обстрелом порушены — надобно коней или повозку искать или пешком идти. Здесь скоро поляки объявятся!— Да откуда ж им взяться? — не поверил Валериан Христофорович. — В городе красных полков без счету да бронепоезд еще!..— Будут, непременно будут, — уверил Мишель, прислушиваясь к орудийной пальбе, — да ведь, коли по звуку судить, тех батарей не одна и не две, да стреляют бегло, с переносом огня по заранее намеченным целям — значит, сие не просто бой, а тщательно подготовленное наступление. Не устоят полки, побегут!Мишель обшарил живот и спину, нащупал сбившуюся назад кобуру, вытащил, проверил револьвер.— Вы что, стрелять намереваетесь? — подивился Валериан Христофорович.— Там поглядим, — ответил Мишель.Рассыпающиеся частым горохом выстрелы звучали уж совсем рядом, уж на станции — а кому стрелять, как не полякам или... не по полякам...Паша-кочегар бросился было к выходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26