..Отчаянно бьются под кнутом кони, проваливаясь по брюхо в снег, пытаясь выволочь на дорогу увязшую в сугробе карету. Но не успеть — уж подбегают со всех сторон иваны.— Коли крикну — стреляй, да не мешкай! — приказывает Карл сыну. — Если близко солдаты, услышат нас, помогут!Распахнул дверцу, встал во весь рост, очами сверкая, крикнул грозно:— А ну стой, злодеи, кому жизнь мила! Я слуга императрицы — кто тронет меня, тому дыбы не миновать!Но иваны лишь смеются — много их, а старик один.— Прошка, подь сюды! — кричит Карл слугу, что подобно ему двадцать пять годков под лямкой отходил.Кубарем скатился вниз Прохор, таща из кареты фузею. Кучер — тот с испугу вниз спрыгнул и, на коленки встав, голову руками прикрыл, упокойную молитву бормоча.— Главаря видишь? — вопрошает Карл. — Тот вон, что со шпагой.— Ну? — отвечает Прохор.— Цель его.Вскинул Прошка фузею, щелкнул курком, хоть покуда не стреляет.— Добром говорю — ступайте, откель пришли! — кричит Карл, сам пистоли вперед выставляя.— Но-но, не балуй, барин, брось пистоли! — беспокоясь, загалдели иваны.Но Карл их уж не слушает, командует, как на войне, когда на турка ходил:— Изготовсь!..Цель!..Пли!..Бахнула фузея, а вслед ей пистолет.Упали, отброшенные пулями, три ивана, кропя кровью снег. Да остальные не испугались — кинулись вперед.— Стреляй, чего зеваешь, ядрена кочерыжка! — бешено орет, зрачками вращая, Карл на зазевавшегося сына да сам пистоли у того из рук рвет.Бах!..Бах!..Еще один злодей кувыркнулся в сугроб.А дальше-то что — немало еще разбойников осталось?— А ну, не робей, ребяты! — кричит-командует Карл, будто молодость свою вспомнив. — В штыки их, вражин! Ура!..Да отбросив в снег дымящиеся пистоли, выдернул из ножен шпагу, бросаясь вперед. Прошка, фузею перехватив, будто со штыком она, вслед барину без страха кинулся.Наскочили...Первого ивана, что на Карла с дубиной прыгнул, он, изловчившись, снизу шпагой ткнул, да так удачно, что та с другой стороны его вышла, насквозь проткнув. Злодей ахнул, удивленно глядя на старика, что его на шпагу так ловко поддел, да глазки закатив, замертво пал. Карл на него встал, ногой в грудь уперся, дабы шпагу из него выдернуть, а выдернув, тут же к другому врагу побежал. Тот, не в пример первому, опытным бойцом был, палаш на него занес. Карл отклонился, палаш отбил, эфесом шпаги злодея в лицо ударил, а как тот отпрянул, за глаза схватившись, ткнул его жалом в самое горло.Да вот беда — возясь с ним, не заметил, как к нему со спины тихо подкрался еще один иван, и непременно бы он его зарезал, кабы не Прохор.Тот в то время как раз от двух душегубцев отбивался, орудуя фузеей будто на плацу — то прикладом дубину отобьет, то дулом ворога в живот ткнет, жаль только, что там штыка нет. Злодеев хоть и двое, а справиться с «инвалидом» не могут. Да и то верно — сколь раз тот, за двадцать пять лет службы, фузеей чучела соломенные бил-колотил, сколь раз с ней наперевес на ворога хаживал!..Бьется Прошка, но с барина глаз не спускает, а ну как тому подмога его понадобится — добрый барин, жаль, коль такого прибьют. И так и есть, видит — крадется к Карлу вражина, палаш в руке сжимая, счас замахнется. Исхитрился Прошка, одного ворога, дулом за ногу поддев, в снег повалил, другому полголовы снес, прикладом сбоку ударив. Кинулся к барину да в самый последний момент, как палаш уж занесен был, опрокинул злодея.— Спасибо, Прошка! — крикнул Карл. — Да ты бы не мне лучше, ты бы молодому барину пособил!Яков, все то время со здоровенным Иваном сцепившись, по сугробам катался, и никто из них верх взять не мог.«Эх, видно, не тому я его учил, — в сердцах подумал Карл, — все боле искусству камнерезному, а надобно было драке — ведь задушит теперь злодей сына моего!»Но нет — благодарение богу — не успел... Подбежал к Якову Прохор, с ходу огрел разбойника сверху фузеей по затылку, да так крепко, что приклад надвое расщепил. Сказал с укоризной:— Кто ж так, барин, дерется — надобно было его ножичком под ребрышки...Яков из-под мертвеца выбрался, дух переводя — ведь жизни чуть не лишился! Оглядывается по сторонам — жив ли батюшка?Жив — шпагой размахивая, на последних иванов кидается! Ликом своим страшен — рот злобой перекошен, сам весь в крови, без шапки, мокрые волосы ледяными сосульками повисли, из ноздрей пар валит. Глядят на него злодеи да пятятся, один лишь навстречу из пистоля пальнул, но только пуля мимо прошла.Вовсе опешили разбойники — была их только что дюжина, а ныне двое лишь живых осталось, не иначе как сам черт тут ворожит, коль ни пуля, ни палаш старика не берут, будто от железного отскакивая!— Стой! — грозно кричит, карабкается чрез сугробы, увязая в них по пояс, Карл. — Стой, иродово племя — зар-рублю!!Свят, свят!..Закрестились, побежали от него злодеи без оглядки как от чумного.Один-то далеко не убежал, потому как Прохор из чужого пистоля, что в снегу нашел, пальнул да пулей его с ног сшиб, отчего другой шибче прежнего припустил.Карл — за ним, хоть возраст его уж не тот, чтобы по сугробам зайцем скакать — дыхание в груди спирает, глаза чернотой застит. Хрипит:— Держи его, да до смерти не бей, живым, живым бери!Прохор барина догоняет, за ним Яков поспевает. Все тут — все живы!Побежали вослед беглецу, в сугробах утопая, от азарта улюлюкая.А как за елки выскочили, увидали далеко на поляне возок, медвежьей полостью прикрытый, а подле него две фигуры в европейском платье, что, на месте топчась, весь снег изрыли.Беглец прямиком к ним кинулся.«А ведь не иваны это, коли их господа, за елками заснеженными схоронившись, ждут!» — подумал тут Карл...Как беглец на поляну выскочил, господа подле возка на него оборотились да тут же увидели еще трех человек, что к ним через сугробы лезли.— Кто это?.. И что сие значит? — удивленно спросил один.— То и значит, что мы с вами конфузию потерпели! — зло ответил другой. — Уж не знаю как, но вырвались они!— Так чего же вы медлите, их сейчас же убить надобно!— Теперь не убивать, теперь ноги уносить следует! — сказал другой. — Скоро сюда, выстрелы заслышав, солдаты прискачут.Выдернул из-за пояса пистолет, вскинул руку...Увидал Прошка, как один из господ, что подле возка толклись, пистолет поднял, понял, что он в старого барина целит, прыгнул в сторону, да тут же сразу выстрел бахнул. Отлетел Прохор в сугроб, кровью своей горячей его кропя — пробила ему пуля грудь. Жалость-то какая!..— Живой... барин?.. — прохрипел Прохор, голову поднимая, да, боле ничего не сказав, тут же и преставился.Вот и выходит, что дважды он барина своего от неминучей смерти спас, сам через то жизни лишившись!— Прохор! — вскрикнул Карл. — Али убили тебя?Да глянув на убийцу, полез медведем чрез сугроб, ничего не страшась, не думая, что он в другой раз в него выстрелить может.И верно, тот вновь руку вскинул, теперь левую, в которой второй пистолет был.Вскинул да, замерев, прицелился...— Батюшка! — крикнул Яков, упредить его желая.Тут господин выпалил.Яков зажмурился.Бах!..Да ведь попал!..Но в кого?!.Беглец, что к возку было кинулся, кувыркнулся и в снег упал, лицо зажимая, а меж пальцев у него кровь брызнула!Как же так?!Карл с Яковом так удивились, что даже бежать забыли, остановившись, а убивец меж тем в возок прыгнул да коня кнутом ожег, отчего тот на дыбы взвился.— Пошел, пошел!А ведь он не по-русски крикнул — по-немецки! — понял вдруг Карл.Быстро побежал возок — теперь не догнать! Встали Карл с Яковом, дышат тяжело.— Кто ж то был? — спрашивает Яков. — Или разбойники лесные?— Может, и разбойники, коли по облику и одеже их судить, да только отчего они тогда промеж себя по-немецки говорили? — отвечает Карл.— Вы знаете их, батюшка?— Того, что стрелял, — не знаю, а другого, хошь он лицо свое в воротник прятал, я, кажись, признал, то — ювелир саксонский по фамилии Гольдман, у которого я камни для Рентереи покупал.— Верно ли, батюшка?— Может, и нет, а может, и так!..Бежит возок по тропке, меж деревьев петляя.— Отчего ж вы не убили его? — хмурится недовольно герр Гольдман.— Хотел, да не смог, — отвечает Фридрих Леммер, коня по бокам кнутом охаживая. — Видно, Бог его хранит, коль другому пуля его досталась.— Так да не так, у вас ведь второй пистоль имелся, чего ж вы в него сызнова не палили?— А коли бы промахнулся? — возражает Фридрих. — Да хоть бы и попал, третьего-то заряда у меня не было, а в возке два места всего! Пусть бы я Карла убил, что нам с того толку, коли бы мой человек при том жив остался да под пытками против нас показал? Болтаться нам тогда на дыбе!А ведь верно, свой в разбойном деле стократ опасней чужого! Прав Фридрих, что, Карла пощадив, в ивана стрелял. Стрелял — да убил!Катится возок, скрипит под полозьями снег, кругом лес заиндевелый... Да только не до красот тем, кто под пологом медвежьим спрятался, сидят, молчат насупленно, гадают — а ну как кто из воинства Фридрихова жив остался, али Карл их признал, да ведь тогда беды не оберешься... И что теперь им делать, как себя спасти?..А и верно — как? Глава 20 Паровоз свистнул, вагоны дернулись и замерли.Эшелон вновь встал на запасном пути.Из теплушек в окна и в раскрытые двери повысовывались коротко стриженные головы, закрутились во все стороны.— Эй! Чаво встали-то?— А хто его знает — то ли пара нету, то ли пропущаем кого!— Неужто опять на весь день застрянем?— А ты куды спешишь — небось успеешь еще башку под пулю подставить. Каб моя воля, я бы подле каждого забора по неделе стоял да через то век бы ехал — чай не к теще на блины собрались, чтоб торопиться!— Ага, а наши покуда Варшаву возьмут?— Ну и возьмут...— Чего, парень, небось жалеешь, что всех паненок допреж тебя разберут? — хохотнул кто-то. — И то — девки польские, они справные да сладкие!— А ну... ррр-разговорчики!Затихли все.— Товарищ командир, можно хошь на путя сойти ноги размять?— Я те сойду! Ершов!— Я!— А ну сбегай на станцию, разузнай, чего там. Да разведай, где воду для коней взять.— Ага — я счас, я мигом!Соскочил, побежал...— Да вы-то куда — Валериан Христофорович?!Валериан Христофорович тоже было высунулся из вагона, озираясь по сторонам, но ничего путного не увидел.— Ну и станции ныне стали — ни ресторации приличной, ни даже буфета! Тьфу!.. При государе-императоре такого безобразия на железной дороге не было!— Тише, Валериан Христофорович, а ну как ваши речи услышат — ведь контрреволюцию припишут — греха не оберешься, — предостерег Мишель.Но унять Валериана Христофоровича было мудрено.— И все равно, как хотите, милостивые государи, но при Николае-кровавом, палаче и душителе свобод, поезда ходили строго по расписанию, а в буфетах водка была-с — да притом холодная!Паша-кочегар осуждающе покачал головой:— Может, при царском режиме, верно, — порядка больше было, но это с чьей стороны глянуть. Вы-то, Валериан Христофорович, тогда все боле по ресторациям хаживали, а я на крейсере «Мстислав» при топке состоял — уголек лопатой кидал да от боцмана зуботычины получал! А заместо водки водичку из моря пресненую хлебал. Мне так при нынешней власти куда как лучше!— Ну да, верно, — стушевался Валериан Христофорович. — Всякая медаль имеет две стороны...— Во-во, — поддакнул Паша-кочегар. — Кому поп люб, а кому и попадья...И такое завернул про служителей культа, прежний режим и царя-батюшку, что бывшие поблизости красноармейцы его речами будто музыкой заслушались — это ж надо так мудрено слова складывать!Четвертые сутки уж минули, как выехали они из Москвы.— За день-другой доберемся, сыщем его да тут же и допросим! — строил в первый день оптимистичные планы Валериан Христофорович.— А коли он ничего не знает? — сомневался Паша-кочегар.— Да как же ему не знать?! — горячился старый сыщик. — Когда он при коменданте Кремля состоял, значит, либо сам те ящики принимал, либо знает, куда их стащили. Ведь не иголка же это, ей-богу!— А коли знает, да не скажет?— Так припугнем!— Как?— А так! — хлопнул себя Валериан Христофорович по кобуре «маузера». — Возьмем да к стенке поставим. Уж поверьте мне — чикаться не станем!Паша-кочегар уважительно воззрился на почтенного Валериана Христофоровича.— Однако быстро вы в их веру перекрасились! — подивился вслух Мишель.— Не иронизируйте, сударь, — может, сии приемы грубые, зато верные! Кабы мы в свое время ими не брезговали да так же с «товарищами», как они ныне с нами, не чикались, так, смею вас уверить — никакой революции в помине не было бы!— Вы что — серьезно?— Вполне-с! Сколь душегубов я на веку своем словил, коих после судом присяжных или амнистией, Государем дарованной, восвояси отпустили. А эти без всяких присяжных обходятся, бандитов в расход пуская! Р-раз — и нету! Так-то и надобно!— А коли они и вас?— А меня-то за что?!На третьи сутки оптимизма у Валериана Христофоровича поубавилось. Тогда они ехали в пульмановском вагоне, который набит был пассажирами гуще, чем бочка сельдями. Да и навряд ли бы они туда пробились, кабы не могучие плечи и кулаки Паши-кочегара, коими он прокладывал им путь. Кое-как примостились на полку, где уж сидели двое. Не вставали часов пять, покуда терпеть могли, чтоб на освободившееся место тут же не набросились люди, сидящие в проходах.Но всякому терпению есть конец.Не выдержавший первым Валериан Христофорович, вздыхая и ворча, засобирался в дорогу. Перешагивая и перелезая через людей, он стал пробираться к выходу. Дошел, сунулся было в туалетную комнату, да тут же брезгливо захлопнул дверь.Туалет был разорен и загажен нечистотами так, что туда зайти не было никакой возможности, и потому пассажиры справляли нужду прямо на площадках и даже на ходу свешиваясь со ступенек.— Что ж это за варварство такое азиатское? — стенал Валериан Христофорович, распуская пояс штанов. Сердобольный Паша-кочегар, пробившись в конец вагона, ухватил его за воротник, удерживая над бегущей дорогой. Разожми он пальцы — и Валериан Христофорович непременно шлепнулся бы вниз, расшибясь насмерть о насыпь и шпалы.— Вот ведь сподобился на старости лет, — всхлипывал старый сыщик. — Вы уж не отпускайте меня, держите, голубчик, крепче! — просил он, задирая вверх голову.— Эй, господин-папашка, ты шибко-то долго не виси, чай, другим тоже надобно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26