— Про них вы не опасайтесь, — успокоил его Паша-кочегар, натаскивая на ногу сапог. — Глянь, а ведь верно впору! — обрадовался он.— Нехорошо как, — вздохнул Валериан Христофорович. — Ай — нехорошо! Да ведь теперь уж ничего не поправишь — надобно о себе думать.Стал, роясь в узлах, вытаскивать и примерять одежду.«Да как же так, да ведь это преступление!» — думал Мишель, боясь выспрашивать у Паши-кочегара подробности. Но не возвращаться же теперь в лагерь! Или это малодушие, или верно говорят, что своя рубаха ближе к телу?..— Ну что же вы? — прикрикнул Паша-кочегар. — Нам здесь засиживаться нельзя.Раскрыв третий узел, достал каравай хлеба, разломил на три части, протянул.— Ешьте. Нам теперь еды на неделю хватит!Валериан Христофорович, схватив хлеб, откусывал его большими кусками и набивал им рот и уж не причитал по полякам и не вспоминал о них.Доедали на ходу, убегая в сторону восхода, туда, где громыхал фронт, где была Россия. Дорог избегали, пробираясь через леса и болота, раз, переплывая через неширокую, но быструю и глубокую реку, чуть не утопли. Конечно, простыли все, хлюпали носами и надсадно кашляли. Лишь через пять дней пути, совершенно измученные и истерзанные, вышли в расположение красных.Красноармейцы шестой кавбригады, поймавшие трех заросших, до невозможности грязных «польских крестьян», отконвоировали их в штаб.— Мы работники Чрезвычайной Экспертной комиссии, откомандированные на Западный фронт из Москвы, — представился Мишель, хоть не было при нем никаких документов.— А чего ж с той стороны пришли, да притом ляхами вырядились? — подозрительно спросили в особотделе.— Видите ли, товарищи, мы такие же, как вы, преданные пролетариату и революции бойцы, а переоделись, дабы сбежать из польского плена, — пытался объясниться Валериан Христофорович. Но его не слушали.— А чего тогда делали на передовой?— Да говорят же вам, требуху вам в глотку, якорь — в печенку, что свои мы! — рявкнул Паша-кочегар.И верно, так ругаться могли лишь свои.— Коли этого вам мало, — сказал Мишель, — справьтесь относительно нас в ЧК. Моя фамилия Фирфанцев...Всю обратную дорогу Мишель молчал, думая о чем-то своем.— Вы что ж, милостивый государь, кукситесь, да ведь мы живы остались! — тормошил его Валериан Христофорович.— Живы, — кивал Мишель, — да ведь какой ценой?..И, уже подъезжая к самой Москве, сказал:— Я буду вынужден доложить рапортом об обстоятельствах побега.— Неужто про все скажете? — ахнул Валериан Христофорович.— Так точно — про все, — кивнул Мишель.Паша-кочегар резанул по нему глазами.— Да зачем же так, голубчик, да ведь чего было, того уж не воротить, остались живы и ладно. Ведь война, — запричитал Валериан Христофорович. — Ведь не по своей воле мы туда попали... Да кабы не та одежда с едой, мы в теперь вряд ли живы были.— Наверное, — согласился Мишель. — Но смолчать было бы подлостью.— Чистеньким остаться желаешь, господин хороший? — сказал вдруг матрос.Мишель вспыхнул:— Я ничуть не хочу обелять себя или перекладывать вину на других, отчего прошу считать, что побег замыслил я и относительно одежды и еды приказ тоже отдал я, за что сам, коли придется, и отвечу!И хоть было Мишелю за те слова невыносимо стыдно — ведь понимал он, что матросу жизнью обязан, — но для себя все уже решил.— Эх! Глупы вы, ей-богу, хоть и благородие! — покачал головой Паша-кочегар, — Творите, чего сами не ведаете! Но коли так, коли вам удержу нет — пишите чего хотите, да только после не жалуйтесь!..На том и порешили.А ведь прав оказался кочегар — зря Мишель правды искал, а как нашел — так уж не возрадовался!.. Глава 31 Комнатка была маленькая, окна грязные, с примитивным решетчатым узором.— Ну и вляпался же ты, парень! По самое не хочу!Погодите, он, кажется, это уже слышал! Причем не так давно...— Такой заслуженный человек, а ты его — ножичком.И это было!А вот то, что было дальше, того раньше не было! Потому что разговор пошел иной.— Вот эти отпечатки пальцев были сняты с рукояти ножа, которым был убит потерпевший.Отпечатки ваших пальцев!Вот эти — с ручки входной двери...Эти — со спинки кресла, на котором сидел убитый...Эти — со стола...Со стакана...С тарелки...С другой...С третьей...С вилки.С еще одной...И еще другой...Запираться было бессмысленно.Хоть Мишель-Герхард фон Штольц запирался, как только мог. Вследствие чего улики лишь множились.— Кровь на вашей одежде и на подошвах ботинок совпадает группой крови с группой крови убитого.Отпечаток, обнаруженный на полу на месте преступления, размером и рисунком на подошве соответствует размеру и рисунку подошвы вашей обуви.Вас видели вблизи места преступления, возле киоска, где вы покупали коньяк, найденный на месте происшествия, с вашими «пальчиками» на стекле.И видели после, когда вы заявились с соучастниками на место преступления, взломав опечатанную дверь...С соучастниками? Хм... А разве это были не их коллеги? А кто тогда?..— А разве это были не ваши, не милиционеры? — простодушно удивился Мишель-Герхард фон Штольц.— Нет, это были не наши, а ваши! — объяснили ему. — Зачем вы явились туда, да еще не один, да еще с кем-то? Только не надо финтить, не надо «лепить горбатого»!..Но Мишель-Герхард фон Штольц все ж таки стал финтить, «лепить горбатого», «играть в молчанку» и «идти в отказ», но, будучи приглашен в милицейский зверинец, где ему показали «слоников» и прочую экзотическую фауну, раскаялся в содеянном и повинился во всем: в том, что проник в дом известного в стране академика и зарезал его столовым ножом. А заодно, что, помимо академика, ранее застрелил, взорвал и отравил трех банкиров, шестерых уголовных авторитетов, одного народного артиста и девять числящихся в розыске пропавших старушек. Что, кроме того, печатал на дому фальшивые доллары и рубли, которые сбывал в Хабаровске, Салехарде и Нарьян-Маре, что систематически совершал карманные кражи в городском транспорте, совращал малолеток и сбивал на угнанных машинах прохожих...Прав был Мишка Шутов, утверждавший, что был бы человек хороший, а подходящая статья ему всегда сыщется!— Слушай, а возьми на себя еще хищение ящика водки в супермаркете и белья с веревки во дворе, — попросил по-дружески Мишеля-Герхарда фон Штольца следователь. — Тебе все равно, а у нас процент раскрываемости... Подумаешь — двадцать бутылок, когда ты поболе них душ человеческих загубил! Ящиком больше — ящиком меньше. Помоги, будь другом, а то премия горит.Мишель-Герхард фон Штольц стал другом следователя.И приятелем всего убойного отдела.И товарищем всему райотделу милиции.Но когда, совершенно раскаявшись, стал признаваться в «висяках» одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, то вдруг взбрыкнул и потребовал себе адвоката.— Я требую адвоката! — сказал он.— Ты че?.. Только мы общий язык нашли.— Адвоката!— Зачем в наши сложившиеся отношения впутывать кого-то третьего?— Адвоката!!— Ну ладно, коли тебе так приспичило, счас пригласим, — пообещали ему следователи. — Слышь-ка, Михалыч, у нас там в обезьяннике или трезвяке никаких адвокатов теперь нет?— Счас пошукаем.— Мне не этого — мне своего! — возмутился Мишель-Герхард фон Штольц. — Я настаиваю, чтобы вы позвонили вот по этому номеру и сказали, что я прошу приехать сюда моего адвоката!Немедленно!Прямо сейчас! Глава 32 Все было уж готово — на поляне, вкруг, вытоптан снег, по краям воткнуты в сугробы сабли. Чуть поодаль стояли возки, подле которых топтались в ожидании ежащиеся от холода секунданты, в стороне от них держался полковой лекарь с саквояжем, в коем хранились хирургические инструменты, бинты да мази.Все замерзли и пребывали в нетерпении.— Скоро ль начнем, господа, темнеет уж!— Даст Бог — с минуты на минуту.Послышался перестук копыт по мерзлому снегу и скрип полозьев. На поляну выкатилась карета, из распахнутой дверцы которой бодро выскочил Фридрих Леммер — прошелся, картинно сбросил с плеч на снег русский тулуп, запрыгал на месте, будто разминаясь.Более из кареты никто не вылез, хоть за обледеневшим оконцем смутно угадывалось чье-то припавшее к стеклу лицо.— Ну что, господа, когда ж приступим? — спросил Фридрих, нетерпеливо переступая на месте. — Мне надобно управиться в четверть часа, к шести я зван на ужин.Все недоуменно переглянулись:— Вас только и ждем-с!И впрямь, все давно были на месте.Яков стоял с отцом и двумя секундантами, закутавшись в воротник шубы. Заметив его, Фридрих ухмыльнулся.— Начинайте, начинайте, господа!Противники сошлись в круг. Один из секундантов, выполняя свою миссию, произнес:— Господа, не передумал ли кто из вас и не готов ли принести извинений другой стороне, дабы не доводить дело до пролития крови?..— Ну конечно же нет, — ответил Фридрих, притом лицо его выражало столь отчаянную скуку, что всяк мог подумать, что он смертельно устал убивать на дуэлях зарвавшихся русских аристократов.— Вы, господин Фирлефанц?— Нет, увольте, — покачал головой Яков.В сем раздоре примирения быть не могло...— До каких пор должно продолжать дуэль — до крови, раны ал и смерти? — вновь спросил секундант.— До смерти! — усмехнулся Фридрих. — Мы ведь не школяры, господа, дабы драться до первой крови. Конечно — до смерти! — да тут же прибавил: — Моего противника.— До смерти, — кивнул Яков.Боле вопросов не было, и приступили к делу.Секунданты вынули из ножен, оглядели шпаги, протянули их противникам. Фридрих небрежно отвел их руки, оставив право выбора за Яковом. Тот, не глядя, принял одну из шпаг, встал, опустив клинок книзу.Карл поморщился — да ведь нельзя же так, надобно было посмотреть лезвие, востро ли оно, да попробовать оружие в руке, приноравливаясь к нему, да коли не понравилась чем шпага, так попросить переменить ее — ведь от сего жизнь зависит!Вторую шпагу секундант поднес Фридриху.Тот принял оружие, покрутил кистью, несколько раз, со свистом, рассекая воздух.Добрая шпага.Секунданты переглянулись, кивнули. Пятясь, вышли за круг, провалившись по колено в снег, замерли.— Сходитесь, господа.Фридрих стащил с правой руки, бросил в снег рукавицу, что не снимал до последнего мгновения, остался в белой лайковой перчатке.Был он только что из жарко натопленной кареты, в то время как Яков изрядно продрог в ожидании, от чего члены его задеревенели, утратив надлежащую гибкость.— Кистью, кистью покрути! — с досадой крикнул Карл.Яков, поднеся кулак к лицу, подул на него теплом. Фридрих, издевательски усмехаясь, стал в стойку, выставив правую ногу вперед и уперев ладонь левой в поясницу.Яков последовал его примеру.Теперь они стояли друг против друга, готовые атаковать.— Готовьтесь, господин Фирлефанц, — тихо сказал по-немецки Фридрих. — Нынче я вас непременно убью!Яков промолчал. Был он тих и сосредоточен.Фридрих сделал быстрый шаг вперед.Яков отступил.— Да вы, кажется, боитесь драться? — раззадоривал Фридрих противника.Дале Яков уж не пятился.Фридрих тем паче!Неожиданно, припав на правую ногу, он сделал выпад вперед. Яков, заметив его движение, смог отбить шпагу, но та, описав быстрый полукруг, чиркнула его сбоку по лицу.На белый снег брызнула горячая кровь.То был всего лишь первый удар!Карл, не в силах глядеть на сей позор, прикрыл глаза.Секунданты подались вперед.Но Яков остановил их и ринувшегося было к нему лекаря грозным окриком:— Все в порядке, господа, рана пустяшная, я могу продолжать!Отер лицо левой рукой, глянув на враз окрасившуюся алым ладонь. Повернулся к противнику.Фридрих стоял расслабленно, презрительно ухмыляясь. Он не ожидал столь легкой победы.— Ну, — сказал он, — чего ж вы ждете?Яков бросился вперед, но Фридрих ловко уклонился, шагнув в сторону и сойдя с пути клинка. Фирлефанц, не в силах остановиться, пробежал два шага, открывшись для удара со спины.Так все и было, когда он фехтовал против батюшки, а тот лупцевал его наотмашь по седалищу. А коли так, то и Фридрих сможет, да еще самым острием, да не пониже спины, а в спину!То лишь Якова и спасло, что, помня, как батюшка его стегал, он, не оглядываясь, прыгнул в сторону, и клинок, что должен был пронзить его насквозь, лишь порвал ему платье.Другого удара Леммер сделать не смог, поскольку его противник успел обернуться к нему и встать в стойку.Теперь уж Фридрих пошел в атаку, делая частые выпады, обманывая врага и готовясь для решительного удара.Выпад...Удар...Звон...Выпад...Удар...Яков пятился, отбивая направленный в него клинок, да только самый главный удар не углядел — Леммер замахнулся, но бить, как замахнулся, не стал, а, переменив свое намерение, направил шпагу в иное место.Яков ахнул.Клинок, пройдя в вершке от его лица, вонзился ему в левое плечо, протыкая его насквозь. Фридрих, подавшись назад, выдернул сталь из тела врага, обтерев ее зачерпнутым в ладонь снегом.Яков качнулся, но устоял.Теперь уж не только с лица, но и по груди его и по спине текла кровь.— Господа, господа, их надо немедля остановить, — быстро сказал кто-то из секундантов. — Да ведь это не дуэль, это убийство, противники не равны силами!Но Фридрих не желал останавливаться.— А ну — назад! — рявкнул он. — Бой идет до смерти! Не смейте же мешать мне!Секунданты нехотя отступили.Яков стоял, чуя, как вместе с кровью уходят из него силы.— Шпагу, шпагу, господин Фирлефанц! — весело сказал Фридрих, требуя поднять оружие.Яков вскинул шпагу, твердо глядя ему в глаза.Коли он убьет его — пусть, пощады он не попросит!Карл в отчаянии обхватил голову руками. «Да ведь верно, не дуэль это — убийство! — вдруг понял он. — И дуэль эта не случай вовсе, а заранее задуманное злодейство!»Да не сдержавшись, крикнул:— Коли вы убьете его, так знайте, что будете иметь дело со мной! Здесь, сейчас же!Фридрих, услышав Карла, обернулся. Сказал, смеясь:— Я непременно убью его, а после вас, коли вы так того хотите! Не мешай мне покуда, старик, придет и твой черед!Секунданты нахмурились.Яков, вскричав, кинулся вперед, мечтая об одном лишь — умереть, но умерев — успеть пронзить врага, дабы он не дразнил его и не насмехался над батюшкой.Фридрих ждал выпада и, легко отбив шпагу Якова, нанес ему укол в бедро, да притом, хоть было это с его стороны подло, рванул шпагу вбок, разрывая рану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26