Первое: есть еще один человек, вовлеченный в данную ситуацию. Его зовут Мартин Спрингфилд. Доверять ему можешь безоговорочно, если встретишься. Он действует в качестве моего неофициального канала связи с дипломатическим подразделением, которое расследует ситуацию более или менее с той же стороны. Второе: я у тебя в долгу…
Среда замерла.
– Что это может означать? – с подозрением поинтересовалась она.
– Я совершил ошибку, в результате чего допустил уничтожение твоего родного мира. И обеспокоен, Среда. Предупреждение подобных инцидентов является одной из целей моего существования. Это говорит о сбое в моих системах оповещения. Что, в свою очередь, предполагает, что ответственные за разрушение Москвы намного мощнее, чем виделось прежде. Или это осуществили мои агенты.
Среда прислонилась к стене.
– Что? Значит, ты Эсхатон!
– Не совсем. Это правда, я компонент ансамбля разума, определяемого как Эсхатон. – Голос Германа стал однообразным, словно подчеркивая факт, что любые тона были просто модуляционной проделкой. – Эсхатон сохраняет глобальную причинно-следственную связь в сфере радиусом примерно в тысячу парсеков. Это подразумевает рекурсивную отправку информации назад во времени самому себе для редактирования временных аномалий. Такие парадоксы являются неизбежной стороной путешествий со сверхсветовыми скоростями или управления ансамблем разума, использующего времяподобные логические механизмы. Я получаю приказы из далекого будущего и выполняю их с пониманием, что сохранность вектора состояния должна существовать достаточно долго, чтобы эти приказы отдать. Если же я не получаю таких приказов, это может означать, что события становятся мне неподконтрольны. Неподконтролен мой вектор будущих состояний. Подобная ситуация может сложиться в случае разрыва или редакции временной линии Эсхатона. Я сообщаю тебе, Среда, что должен был предупредить уничтожение Москвы. Моя ошибка ставит под вопрос мое будущее существование.
– Твою мать! Ты говоришь мне…
– Все это является комплексной игрой, ведущейся против меня партией или партиями неизвестных. Я проверил свое предыдущее предположение, что угроза исходит от РеМастированных. Их желание уничтожить меня хорошо понимаемо, как и их возможности, и на какое-то время были приняты меры. Настоящая угроза исходит из высших сфер. Возможность появления эквивалентного Эсхатону неприятельского разума, существующего в будущем данного светового конуса, теперь вполне можно предположить. Правда, уму непостижимо, чтобы фракция РеМастированных манипулировала такой внешней сущностью. Моя способность планировать наперед таким образом вызывает вопрос. Обратная логическая взаимосвязь, основанная на необайсианской логике, резонно предполагает, что, когда ты вернешься на корабль, за тобой пошлют группу агентов, но это чисто умозрительно. Тебе требуется находиться все время под охраной. Твоя работа – выудить агентов врага и предъявить их мне, начав с мемориальной церемонии в посольстве. Твоя ошибка может привести к последствиям намного худшим, чем уничтожение одной планеты.
Щелк.
– О черт. – На момент девушка решила, что с ней все в порядке, но вдруг живот свело. Среда едва успела в ванную, с трудом сдерживая приступ тошноты, пока не склонилась над унитазом. «Ну почему я? Как мне справиться с этой бедой? – спрашивала она у зеркала, шмыгая носом и вытирая глаза. – Какое-то проклятие!»
Пятьдесят минут спустя потрясенная, но уже слегка расслабившаяся Среда вышла из капсулы космического лифта в бетонно-стальной зал прибытия, предъявила паспорт иммиграционному чиновнику и, пошатываясь, щурилась на послеполуденный свет Нового Дрездена.
– Ого, – тихонько произнесла она.
Ее кольца завибрировали, предупреждая о вызове. Среда вздохнула.
– Снять блокировку.
– Успокоилась? – поинтересовался Герман, словно ничего не случилось.
– Вроде да.
– Хорошо. Сейчас, пожалуйста, обрати внимание, где мы идем. Я внесу твое местоназначение в общественную систему геослежения. Следуй за зеленой точкой.
– Зеленой. Хорошо.
На полу появилась зеленая точка, и Среда послушно пошла за ней, подавленная и опустошенная. В преддверии приема она уже почти взяла себя в руки, но информация Германа снова расстроила ее, разрушив ее робкий оптимизм. Может, Фрэнк и приободрил бы ее, но сейчас хотелось лишь одного – вернуться в шикарный номер, запереться и напиться.
До прибытия в столицу еще три часа скуки в кресле магнитно-подвесной капсулы, пролетавшей тысячу километров за час в тоннеле, прорытом глубоко под океанами и континентами.
Типично, но почему нельзя проложить бобовый стебель поближе к главному городу? Или передвинуть город? Перемещаться по планете отнимало много времени по весьма неочевидной причине.
Сараево был старым городом со множеством каменных построек и стеклом-и-сталью небоскребов, с плохим кондиционированием, вихревыми бризами и воздушными потоками, и дезориентирующими бело-голубыми фрактальными плазменными образами на месте потолка. Город был наполнен странного вида людьми в странных одеждах, быстро передвигающихся и совершающих непонятные действия. Среда поравнялась с тремя женщинами в псевдокрестьянских одеждах – Новый Дрезден никогда не считался задворками, чтобы жить действительно по-сельски, – размахивающих кредитными терминалами. Группа людей в радужно-люминисцентных пластиковых накидках прокатила мимо, окруженная компактными дистанционниками, жужжащими на уровне уха. Машины, тихие, трогательного вида, скользили по улицам. Парень в грязном альпинистском снаряжении сворачивал палатку у ног, кажется, предложил Среде пустую кофейную чашку. Люди в блестящих очках жестикулировали невидимыми интерфейсами; лазерные точки танцевали повсюду над головами нуждающихся в путеводителе. Это не было похоже на Септагон, а похоже…
«На дом. Если бы дом был больше, стремительней и более развитый», – поняла она, отмечая едва уловимую связь с воспоминаниями от последнего посещения дома бабушки.»
Все вокруг казалось знакомым. Сперва Среда заволновалась, что одежда, которую ей было удобно носить дома, не подходит для приема.
– Не беспокойся, – сказал ей Герман. – Москва и Дрезден оба относятся к «мак'»-мирам, первые переселенцы имели сходные и происхождение, и стремления. Культура должна быть близкой. Благодари распространение массмедиа, это не похоже на Новую Республику, Турку и даже Септагон.
Это, несомненно, было так. Даже улицы выглядели похожими.
– И мы стояли на грани войны с этими людьми? – удивилась Среда.
– Обычные дурацкие причины. Противоречивые торговые интересы, иммиграционная политика, политическая нестабильность, транспорт – достаточно дешевый, чтобы способствовать торговле, и слишком дорогой для федерализации или других договоренностей, приводящих к минимализации риска войны. Каждый «мак'»-мир взял с собой что-то от доминантной культуры Земли в период расселения, но с тех пор произошли расхождения, и в определенных делах кардинально. Не делай ошибку, допуская, что можешь здесь без опаски обсуждать политику и действия правительства.
– Будто я собиралась. – Среда вслед за зеленой точкой завернула за угол и пошла наверх по спиральному пандусу в крытый переход и далее в крытую аллею. – Где мне полагается встретиться с Фрэнком?
– Он должен ждать тебя. На этой дороге. Здесь.
Он сидел на скамейке перед абстрактной скульптурой из бронзы, вяло шлепая по своей антикварной клавиатуре. Убивал время.
– Фрэнк, с вами все в порядке?
Он взглянул на Среду и состроил гримасу, долженствующую означать улыбку, которой не удалось ее ободрить. Фрэнк с покрасневшими веками и мешками под глазами сидел в одежде, смотревшейся так, будто репортер не переодевался два дня.
– Да, наверное. – Он помотал головой и широко зевнул. – Бр-р. Долго не спал.
«Частичная перегрузка», – бесстрастно отметила Среда и взяла его за руку.
– Идем!
Фрэнк пошатнулся, но удержал равновесие. Убрал клавиатуру в карман и снова зевнул.
– Мы успеем?
Она моргнула, сверив время.
– Конечно! Что намерены делать?
– Не спать. – Фрэнк встряхнулся и, почти оправдываясь, добавил: – Я дурак. Не возражаете, если сперва освежусь?
– Кажется, общественная уборная рядом, – улыбнулась Среда.
– Хорошо, пару минут.
Это заняло четверть часа, но вернулся Фрэнк принявшим душ и в почищенной в скоростной стиральной машине одежде.
– Извините за задержку. Ну как, уже лучше?
– Выглядите прекрасно, – дипломатично ответила Среда. – По крайней мере переход в иное состояние заметен. Вы собираетесь падать на меня?
– Ни в коем случае. – Он всухую проглотил пилюлю и передернулся. – Пока не вернемся на корабль. – И постучал по карману с клавиатурой. – Добыл достаточно материала для трех очерков, взял интервью у четырех правительственных чиновников среднего уровня и шестерых случайных прохожих, провел около четырех часов в энергичном движении. Один последний бросок и… – На сей раз улыбка была менее напряженной.
– Ладно, идем. – Среда снова взяла его за руку и повела по улице.
– Знаете, куда идти? В приемный зал посольства?
– Никогда там не была. – Она показала на пол. – Путеводитель.
– О, здорово, подскажет, куда направляемся, – пробормотал Фрэнк. – Надеюсь, там не ошибутся, приняв меня за бомжа.
– А, что? Что это?
– Бомж? – Он приподнял бровь. – Там, откуда вы, их нет? Повезло.
Среда проверила слово в своем «лексиконе»:
– Скажу, что вы мой гость, – сказала она и похлопала его по руке.
Присутствие Фрэнка рядом помогало ей чувствовать себя в безопасности, словно она шла по незнакомому городу в сопровождении огромного и свирепого пса-охранника – биологического типа – для ее защиты. До посольства Среда добралась заметно воодушевленной.
Посольства традиционно были общественными представительствами наций. Как таковые, они имели склонность к помпезности, с необоснованно широкими фасадами и высоченными флагштоками. Московское посольство не было исключением: большое, стилизованное под классику нагромождение известняка и мрамора, мрачно покоившееся за рядом тополей, прерывистой импровизированной оградой, на лужайке, подстриженной с помощью микромера и маникюрных ножниц. Но в этом присутствовало что-то неестественное. Может быть, флаг над фасадом – установленный для приспуска с того ужасного дня, год назад, когда посольский каузальный канал прекратил существование – или что-то более трудно уловимое. Наличествовало подержанного вида отставное дворянство, тихо проживающее остатки своих средств, но посещающее все приемы.
Вот и кордон.
– Я Сре… то есть, Виктория Строуджер, – представилась Среда двум вооруженным охранникам, пока они изучали ее паспорт, – а это Фрэнк Джонсон, мой гость, и разве это не волнительно? – Она хлопнула в ладоши, когда охранники указали на арочный проход магнитного и химического детектора. – Не могу поверить, что приглашена на настоящий посольский прием! О! Это посол? Нет?
– Не переусердствуйте с похвалами, – устало проговорил Фрэнк, прерывая ее. – Они ж не идиоты. Подобное притворство на настоящем контрольном пункте – и вы в камере допросов еще до того, как ступите на территорию.
– Хм. – Среда покачала головой. – Настоящий контрольный пункт? О чем это вы?
– Здесь полно охраны. Мы окружены всеми видами средств реальной защиты, причем незаметно. Собаки, дроны, прочее всевозможное следящее дерьмо. Полагаю, я прав, это признаки паники при крайней опасности.
Среда подошла ближе и осмотрелась. За одним крылом посольства был развернут большой куполообразный шатер – между деревьями натянуты тонкие тросы, – в котором множество гостей, некоторые в тщательно подобранных нарядах, но большинство в обычных деловых костюмах расхаживали с бокалами с бархатистым вином в руках.
– Мы в опасности? Из того, что говорил Герман…
– Не думаю. По крайней мере надеюсь.
В шатре расставили столики, обслуживаемые предупредительными официантами. На столиках красовались бутылки вина и батальоны стаканов, ждущих, когда их наполнят, канапе, рулетики и другие крошечные бутербродики, предназначенные для гостей.
Неподалеку расположилась скучающего вида группа со своими обязательными стаканами и одноразовыми тарелками, в паре случаев с печальными маленькими флажками. Впервые Среда, увидев флаг, отвела глаза, не зная, плакать или радоваться. Патриотизм никогда не считался великой московской добродетелью, и, заметив, каким образом толстуха в красных брюках держит флажок, словно это хранитель жизни, Среде захотелось схватить ее и завопить: «Повзрослей! Все уже кончилось!» Девушка испытала почти такое же чувство, как… как увидев маленького Джерма, играющего с урной с прахом умершего дедушки. Оскорбление смерти, заражение истории. А теперь Джерма нет. Среда отвернулась, шмыгнула носом и вытерла глаза. Пусть она никогда особо не любила братца, но его нет рядом, и испытывать к нему неприязнь – отвратительно.
Мужчина и женщина в неприметной одежде, которую могли бы носить на Москве в адвокатской конторе, перемещались в толпе гостей, не бросаясь в глаза. Они поравнялись со Средой на удивление быстро.
– Привет, я рада, что вы смогли сегодня прийти сюда, – сказала женщина, останавливая Среду профессиональной элегантной улыбкой, почти такой же отлакированной, как и ее волосы. – Я Мэри-Луиза. Я не имела удовольствия встречать вас раньше?
– Привет, а я Среда. – Скучная вымученная улыбка. Слезы высохли. – Просто путешествую на «Романове». А нынешнее мероприятие регулярное?
– Мы устраиваем их ежегодно, чтобы отметить годовщину. Здесь присутствует еще кто-нибудь оттуда, где вы живете, можно поинтересоваться?
– Не думаю, – с сомнением ответила Среда. – «Центрис Магна», в системе Септагон. Туда переселилось многие из наших со «Старого Ньюфа».
– Станция одиннадцать! Вы оттуда? – Да.
– Ой, как здорово! У меня оттуда кузина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58