Для рядовых людей жизнь тоже не так уж и плоха, насколько я могу сказать. Я не могу быть полностью уверен. Чтобы убедиться в этом, нужно провести лет двадцать в качестве глубоко законспирированного агента. Я не преувеличиваю национальную подозрительность к иностранцам. Это характерная особенность жителей Нового Дрездена; они веками воспитывались в условиях паранойи. Но со стороны, стандарты жизни явно растут и смотрятся чертовски неплохо по сравнению со скопосранством Новой Республики.
У этих людей есть автомобили – настоящие горюче-элементные силовые перевозчики, не бойлерные или поршневые моторы, – и они имеют музыкально-обменные сети, пластическую хирургию, и отпуска с готовой программой на месяцы, и семь различных стилей кухни. У состоятельных людей меньше времени и энергии для охоты друг на друга, поэтому неудовольствие выражается главным образом в форме усердных социальных оскорблений, а не в виде революции. И здесь только 800 миллионов человек, которые имеют огромный потенциал, если сумеют прервать цикл насилия последних двух с половиной столетий.
На Новом Дрездене имеются все признаки мирного разрешения. В настоящее время тайная полиция тратит больше энергии, шпионя друг за другом. Они оставили гражданских в покое и пьют с ними в одних и тех же барах по уикендам. Появились действительно независимые доморощенные журналисты. В любой день это место может стать цивилизованным…
…Если бы не три безликих бюрократа, существующих, чтобы всех уничтожить.
Я говорю, конечно, об уцелевших московских дипломатах, положивших палец на курок и одновременно его нажавших. Касательно двоих из них, кто может: хватит ли им мужества решить, что игра не стоит свеч, что вопрос отсрочки приведения в исполнение смертного приговора этой многообещающей планете с населением почти в миллиард, когда он стоит перед вами, не имеет большого отличия от подобного для прежнего населения Москвы.
Несварение и ускоренное сердцебиение вследствие этого. Если вы намерены назначить себя верховным судьей в наказуемом смертью случае, вам нужно убедиться, что вы готовы, поправ справедливость, жить с последствиями сего факта. И я не верю, что эти суки понимают, чем это пахнет.
Вот почему я направляюсь на Новый Дрезден. Я намерен загнать в угол посла Элизабет Морроу и министра торговли Харрисона Бакстера и задать им вопрос: почему они хотят наказать 800 миллионов человек, не имея ни одного свидетельства, что те ответственны за преступление, в котором обвиняются.
Читайте мою колонку. Конец.
Фрэнк вытянул руки к потолку и широко зевнул. Он задремал в комнате для завтраков и испытывал похмелье средней тяжести. Все равно лучше, чем мучаться воспоминаниями об инциденте в баре прошлой ночью. За что был благодарен.
Отделение для завтраков похоже на все остальные обеденные комнаты – только поменьше, с горячими блюдами, но без бара и сцены кабаре. Поздним утром здесь было почти пусто. Фрэнк взял себе тарелку и положил жареного мяса и фаршированный яйцами перец, добавил горячие черничные пирожки из фабрикатора и пошел искать свободный столик. Единственный дежурный стюард, не тратя времени, предложил ему кофе. Как только Фрэнк уткнулся в еду, то постарался подтолкнуть свои изношенные мозговые клетки к конфронтации с новой дневной программой.
Первое, трансферный пункт «Септагона Центрис Ноктис». Сходят и садятся. Хм. Стоит изучить доску бюллетеней при случае? Следующее, просмотреть рассылку. Записать поступившие новости, прочитать и резюмировать. Затем… твою мать, поесть. Он добавил в кофе сливки и размешал.
Интересно, случилось ли что-нибудь во время последнего прыжка?
Вечная дилемма межзвездного спецкора. Оставаясь на одном месте, никогда не знаешь лично, что происходит рядом, но можно оставаться включенным в сеть каузальных каналов, распространяющих новости по имперскому времени. Если путешествуешь, то заперт без связи с внешним миром от момента первого прыжка корабля до момента входа в световой конус места назначения. Но каналы платили за инстинктивную способность Фрэнка проникать в сущность странных культур и чужой политики. Постигнуть это, оставаясь дома, нельзя, поэтому в каждом новом порту Фрэнк начинал безумную погоню за информацией, чтобы переварить ее в редакционные очерки и мнения специалиста во время последующего перелета и выплюнуть их в сеть, когда корабль вынырнет в системе с частотами внешней вселенной.
Фрэнк зевнул и налил себе еще чашку кофе. Слишком мало сна, слишком много виски и рома, но он уже повернулся лицом к работе по подготовке к прибытию на Новый Дрезден. Септагон так хорошо покрывала система связи, что выходить здесь не имело смысла: это был главный информационный экспортер. Но Новый Дрезден находился в стороне от протоптанной дорожки и к тому же в опасности, в результате медленно надвигающейся катастрофы, исходящей из московской системы. По прибытии Фрэнк получал четыре дня полнейшего безумия от спуска в первой же группе и до рывка в последнюю минуту назад к стыковочному тоннелю. За это время Фрэнк должен успеть передать копии написанного на маршруте, собрать материал для статей на две недели и сделать все, о чем следовало позаботиться. Он сверился с табло времени и подсчитал, что может совершить поездку с экономией в два с половиной часа. Три с половиной дня жужжать, словно свихнувшаяся навозная муха, получившая досрочное освобождение в разгар дипломатической встречи. Замечательно, что Новый Дрезден спокойно относится к применению фармацевтических препаратов, когда Фрэнк вернется, его вполне может ожидать величайший в истории журналистики метамфитаминовый удар. Определенно заслуженный, если стараться покрыть четыре континента, восемь городов, перенести три дипломатических приема и шесть интервью за три дня, но с'est la vie.
Живот наполнился, кофейник опустел, Фрэнк отодвинулся от стола и встал.
– Когда отчаливаем? – наугад спросил он в пустоту.
– Отправление по расписанию в течение двух тысяч секунд, – мягко ответил корабль, слова звучали прямо в ушах. – Бортовой генератор свертывания пространства будет синхронизован со станцией без перехода к нулевой гравитации. Разгон к прыжковой точке продлится около 192000 секунд, и частотные полосы допускают подключение к Септагону в течение всего этого времени. Есть еще дополнительные вопросы?
– Нет, спасибо, – ответил Фрэнк, слегка ошарашенный полнотой ответа на его вопрос. «Чертова хреновина, должно быть, подключена к Эсхатону», – нервно подумал он. Существовали разумные ограничения в экспериментах с Искусственным Разумом. Легкий этический момент: функционирующий ИР должен соответствовать строгим требованиям к индивидуальности. Имела место тенденция к торможению наиболее безрассудных исследований, даже если Эсхатон не приставляет пушку к головам ученых. Но порой Фрэнка удивляли изящества, проявляемые большими управляющими системами наподобие вспомогательной системы взаимодействия корабля с пассажирами. Казалось не совсем правильным, что машина в состоянии предвидеть твои желания.
В смятении Фрэнк расхаживал по прогулочной палубе на уровне С, едва замечая окружающих. Палуба в дневном свете представлялась совершенно другим местом в сравнении с затемненными ночными коридорами. Со всех сторон элегантные тарелкообразные освещенные витрины бутиков, магазинчиков, салонов красоты и скульпторов тел. Деревья, ловко заключенные в утопленные в пол кадки, росли вдоль коридора на равных расстояниях, их ветви сплетались над головой. Крошечные обслуживающие роботы собирали коричневые листья до того, как те осыпятся и покроют плюшевый ковер.
Коридор не был пуст, но пассажиров еще немного, основной поток еще проходил через стыковочный тоннель с «Ноктис орбитальным». Линии «ВайтСтар» открыли сообщение с системой Септагон. Здесь прогуливалась молодая пара – возможно, богатые молодожены с Мира Эйгера, – держась за руки, с полным невниманием ко всему, присущим истинной влюбленности. Шаркал ногами согбенный старик с редкими волосами, постоянно дергающейся от тика щекой и крошками в бороде, оставшимися от завтрака, с тупым отсутствующим взглядом направляющийся к скромному опиумному притону. Фигурка юного сорванца в черном замерла у витрины очень дорогой ювелирной лавки. Проходя мимо, Фрэнк отступил в сторону, пропуская целенаправленно спешащего стюарда. Палуба представляла собой шопинговую аллею, созданную для выдаивания из богатых путешественников денежных излишков. Фрэнк – не праздный и не богатый – сосредоточился на нитевидной дорожке со случайными покупателями, глазеющими в витрины.
Прогулочная палуба тянулась двухсотметровой петлей вокруг центрального атриума пассажирских палуб корабля, внутренний водопад и огромные высеченные лестницы поднимались вокруг стеклянными фантазиями. На полпути Фрэнк обнаружил брешь между фасадами магазинов – радиальный проход к круговому салону с красным напольным покрытием и отделкой из неправдоподобно огромных плит резной кости с ярусным партером в центре. Он был почти пуст, лишь несколько ранних пташек попивали кофе, погрузившись во внутреннее пространство своих хэд-апов. Фрэнк направился к декадентского вида дивану в виде присевшего гуся, полному подушек с покрытием из клонированной человеческой кожи, достаточно мягкому, чтобы утонуть в нем, и нежному, как прикосновение любовницы. Фрэнк растянулся на нем и выудил свою клавиатуру, разложил ее в полный размер и натянул очки-экраны. «Определим приоритеты, – пробормотал он про себя, пытаясь лаской кожи отогнать навязчивые воспоминания о ночи. – Кому сперва отправить сообщение – в посольство или в консульство Объединенных Наций? М-да…»
Он уже полчаса работал с утренней корреспонденцией, когда кто-то коснулся его плеча.
– Эй! – Он попытался сесть прямо, не сумел, взмахнул руками и ухватился за выступающий край дивана.
– Вы Фрэнк «Нос»? – раздался женский голос.
Фрэнк предпочел снять экраны, чем переводить их в режим прозрачности.
– Какая бля… э-э… с кем я говорю? – сбивчиво произнес он, прикасаясь левой рукой к плечу. Перед ним стояла молодая девица, которую он видел в коридоре. Он не мог не отметить ее бледность и черные цвета всех предметов ее одежды. Привлекательная, в этаком чахоточном стиле. «Эльфиня, вот подходящее слово», – отметил он.
– Простите за беспокойство, но мне сказали, что вы военблогер.
Фрэнк машинально потер лоб, размышляя, как реагировать.
– А кто интересуется? – наконец спросил он, удивляя сам себя собственной снисходительностью. Щелк. Физически молодая – по-настоящему молода или омоложение. Бледная, копна черных волос, высокие скулы на чистом лице. Щелк. Одна. Щелк. Интересуется Фрэнком «Носом». Щелк. Имеется история? Щелк. Получим историю…
– Друг посоветовал с вами связаться, – сказала девица. – Вы журналист, разбирающийся с… с кончиной Москвы?
– А если и так? – ответил Фрэнк. (Девушка выглядела напряженной и взволнованной.) – Тогда что?
– Я там родилась, – пробормотала она. – Выросла на «Старом Ньюфе», портальная станция одиннадцать. Нас эвакуировали после… во время…
– Присаживайтесь. – Фрэнк хлопнул рукой по дивану, пытаясь сохранить невозмутимое лицо.
Она плюхнулось клубком коленей и локтей невероятно длинных конечностей. Зачем она здесь?
– Вы упомянули друга? А ваше имя?
– Можете звать меня Среда, – нервно проговорила она. – Ах, здесь люди. – Она огляделась через плечо, будто ожидала, что прямо из стен полезут убийцы. – Нет, нет! Давайте не здесь. Могу я попросить вас об этом? – Закончила она на ноте печального отчаяния, словно ее принялись тянуть за волосы.
Фрэнк откинулся на спинку и наблюдал, стараясь дать ей возможность расслабиться. Она была усталой и нервной. В ней присутствовала какая-то неопределенность, ненадежность. Ему встречалось такое и ранее. Девчонка с Москвы! Здорово. Она придала бы превосходный местный колорит его корреспонденциям – личный аспект, женщина в изгнании, непредвзятая точка зрения, переход непосредственно к обзору ситуации и костяк передовицы. Он вдруг проникся к девчонке неким участием. Зачем она ищет меня? Она в опасности?
– Почему вам хочется поговорить со мной? – мягко поинтересовался он. – И что вы здесь делаете?
Она снова огляделась.
– Я… черт! – Ее лицо увяло. – Я… я должна передать вам сообщение.
– Сообщение. – Фрэнк ощутил зуд в ладонях. Ведущая новость пришла с улицы, чтобы вывалить свои внутренности прямо в ухо репортера, ждущего эксклюзива. Это считалось профессиональной легендой. Такое на практике встречалось много реже, чем в рассказах распространителей слухов и пустопорожних болтунов, но когда встречалось… «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь», – одернул он себя твердо. Фрэнк посмотрел ей прямо в глаза, она ответила прямым взглядом.
– Начнем с начала, – предложил Фрэнк. – От кого послание? И для кого?
Девица забилась в угол дивана, словно там было единственное стабильное место в ее вселенной.
– Звучит как бред. Меня не должно здесь быть. На этом корабле. То есть я имею в виду, что должна быть здесь, иначе я не буду в безопасности. Но мне не полагалось быть здесь, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Не «полагалось»… у вас есть билет? – спросил он, наморщив брови.
– Да. – Ей удалось выдавить некое подобие того, что можно было бы принять за улыбку, если бы не ее усталый вид. – Благодаря Герману.
– Угу.
«Она сумасшедшая? – размышлял Фрэнк. – Тогда быть неприятностям…» Он отбросил эту мысль.
– Информация – она у меня есть. Если бы вы могли посетить «Старый Ньюф», портальную станцию одиннадцать… Спустившись к цилиндру четыре, сегмент зеленый, в общественную уборную, вы нашли бы труп, головой в унитазе. Далее, за стойкой полицейского участка в цилиндре шесть, сегмент оранжевый, лежит кожаный атташе-кейс с рукописными приказами, похоже, натуральными чернилами на бумаге, об уничтожении всех таможенных записей («единственную копию доставить по назначению»), порче иммиграционных систем слежения и контроля и, если потребуется, ликвидации всякого, кто заметил, что происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58