Да сказал я, защищаем интересы русских и в странах СНГ. "А да, сказал он, это ваши ребята в Риге там..." Помолчали. "Наши!" "А что же вы к себе чурку взяли..." Какого? А этого, он указал на дверь. "Акопяна что ли...? Ну он не чурка, у него мать русская". "Чурка... чурка...",-сказал крепыш, им доверять нельзя. Речь шла об Артёме.
Поскольку они у нас ничего не нашли, то нас выпустили. Точнее, поскольку они не имели директив нас задерживать, они нас выпустили. Перед тем как выпустить, всё же сфотографировали, держащими в руках номера. У меня по-моему был номер 1520, если не ошибаюсь. Я спросил: "Для какой цели номера?" Ответа не последовало.
На поезд в Барнаул, отправляющийся через 15 минут, мы не успели. Потому мы сели в зале ожидания, и два мента в гражданском без стеснения уставились на нас. Мы стали попеременно звонить Казначееву, руководителю нашей Новосибирской организации НБП. Обыкновенно мы всегда останавливались на пути в Алтай. Телефон был занят. Казначеев - преподаватель Университета и внук известного учёного (об этом мне поведал Давиденоко, сам Дима Казначеев никогда не сказал мне этого), находился вероятнее всего в Интернете. Мы дозвонились, Казначеев приехал и забрал нас. Переночевали у его тётки вблизи автовокзала и утром 31 марта вскоре уже мчались в автобусе в Барнаул.
А в это время в Москве происходили следующие события: 30 марта был произведён обыск на 2-й Фрунзенской, дом 7, во время обыска были изъяты документы. Утром первого апреля в автобусе скорой помощи умер от последствий удара тяжёлым предметом в голову Александр Бурыгин, один из старейших членов партии, 1952 года рождения. Случилось это в его родном городе Электросталь. Что-то случилось в ночь с 31 марта на 1 апреля.
Саша Бурыгин, напомню, был со мной в Азиатском походе в 1997 году, по маршруту Кокчетав - Алма-Ата - Ташкент - Самарканд - Денау - Душанбе Курган-Тюбе - Пяндж. Он участвовал также в моей первой поездке на Алтай. Офицер-пограничник, майор в отставке, он был кроме того председателем электростальского отделения прфсоюза "Щит" (профсоюз военнослужащих в отставке). Именно он в качестве председателя профсоюза арендовал помещение, которое официально числилось как юридический адрес Национал - Большевистской Партии. Все наши регистрационные партийные документы несут этот адрес: Московская область, город Электросталь, улица Жулебина, дом 9.
Заметьте, что погиб он через сутки после обыска в штабе НБП (официально: место расположения газеты "Лимонка"). Мол версия случившегося такова: разумно предположить, что и в городе Электросталь, по месту юридического адреса НБП должен был также быть произведён обыск. Был, очевидно, выписан ордер на обыск. Ключи от помещения должны были находиться у Бурыгина. Офицеры ФСБ привезли его, заставили открыть помещение. В ходе обыска и допроса, зная, что он офицер и пограничник, а значит возможно военный руководитель "ужасного заговора проекта Россия", его пытались заставить заговорить. Но майорское упрямство мне довелось наблюдать в поезде "Душанбе - Москва", когда он не согласился отдать камуфляжные брюки, одетые на нём. "У меня там кальсоны." "Сними!",- настаивали узбекские пограничники. "Не сниму...!" Они собирались снять майора с поезда. А это значит - его нашли бы в арыке мёртвого. На пути в Таджикистан мы были задержаны девять раз. Бурыгин уже знал криминальные нравы узбекских сил правопорядка. И он всё же упрямился. Тем более он смело держал себя со "своими" ФСБ, я так предполагаю. 30 марта подверглись обыску мы в Новосибирске, штаб НБП в Москве и 30 или 31 марта - состоялся обыск по нашему электростальскому адресу. Логично? Да ещё и как!
В Барнауле к нам присоединился шофёр. В отличии от Николая, Алексей Голубович умел водить. И очень хорошо. Мы забрали свою машину с консервации. Пока доехали на ней в центр города из посёлка, где она хранилась, убедились, что за нами установлена широкомасштабная слежка, не только три автомобиля (возможно больше, но мы зафиксировали три), но и индивидуальные агенты на улицах. Втроем мы остановились в гостинице "Советская", Артём предпочёл жить у Юры Абрамкина. Пять дней ушли у нас на ремонт и подгонку УАЗика. Только 5 апреля утром мы выехали в Алтай. На одном из перевалов, о сюрприз! Встретили Семёна Пирогова. Он сел в нашу машину.
Сбросив Пирогова в Банном, уже темнело, мы рванули на хутор. До маральника мы доехали тяжело, но без особых проблем, в маральник ездили из деревни если не ежедневно, то ездили, потому снег там был преодолим. В полукилометре от маральника мы увязли в снегу. Хуже всего, глубоко внизу под снегом и тонкой коркой льда уже лежала вода. Попытки продвинуться сколько-нибудь значительно вперёд, не увенчались успехом. Мы заночевали в машине.
На следующее утро Мишка отправился в Банное за трактором, Голубович остался в машине, а я и Артём пошли по снежной метели на заимку, проваливаясь до пояса в воду. Когда мы вошли через два столба без ворот и затем углубились в хутор, наши выходили из бани. С голыми ногами и в тулупах. Они осатанели от радости, увидев нас. УАЗик привёз трактор "Беларусь" через пару часов. К ночи выпив водки, привезённой мною, и наевшись до отвала маральего мяса, мы разместились все в одной жарко натопленной избе. На завтра, на 7 апреля у нас были обширные планы.
ГЛАВА XXIII. ЭПИЛОГ
Они взяли нас в семь утра. Светало. В начале залаяла собака. "Люди идут!" - закричал Димка, спавший у окна. "Много. С оружием!"
Мы стали вскакивать. Ещё через несколько минут в дом вломились вооружённые бойцы. "Лежать, суки! Всем оставаться на местах!" Ну и так далее, строго по телевизионным передачам и фильмам. Полуголых они выгнали нас в снег, опрокинули на колени и расположились полукругом. Меня - впереди. Кого-то били прикладами. Кто спал в трусах - был в трусах. Я был босиком в майке и чёрных трикотажных брюках. Без очков.
Всего их было не менее двух взводов. У некоторых на спине значились большие литеры "ФСБ". Командовал ими высокий худощавый тип в тёмных очках. Меня подняли из снега и повели в избу, позволили одеться. Среди хаоса перевёрнутых кроватей начался обыск.
Двое понятых, привезённых из маральника, алтайцев жадными глазами глядели на мой бинокль. Солдаты без нужды появлялись в избе. Следователь майор Шафаров начал протокол обыска. Извлечённые у меня доллары начали переписывать по номерам. Их оказалось 11100. Извлечённые у меня деньги в рублях, около 15000, в последствии исчезли.
Так как изба эта маленькая, в сущности на две кровати, а ночью в ней ночевали восемь человек и кроватей занесли четыре, а затем туда вломились солдаты, то хаос там был страшный. "Обыск", это слово не подходит к действу, которое происходило. Извлекался какой-то предмет, и если в нём предполагалась ценность для следствия, его бросали на одну из кроватей, в общую кучу. Один из офицеров копался в книгах, небольшая полка была прибита под потолком. "Узнаёте Диму Кондратьева, Эдуард Вениаминович?" - спросил долговязый командир. "Он вас расследовал по взрыву". Я узнал, безо всякого удовольствия надо сказать. Ещё один москвич, фамилию я видел под протоколом обыска, но запамятовал, Эдуард Вадимович,-рыхлый склонный к полноте молодой человек отпускал всяческие иронические замечания по моему поводу: "Вы у нас, Эдуард Вениаминович, лидер самой радикальной партии России. Самой-самой." Он сообщил мне, что внимательно прочёл мою книгу "Анатомия героя" и что сегодня - счастливейший день в его жизни, ибо он поймал меня, любимого автора.
Затем мне предложили показать где лежит оружие. Самому. Я сказал, что у меня никакого оружия нет, даже холодного, а если что есть у Пирогова, то я за его оружие не в ответе. "Ну что ж, пойдёмте поищем вместе",- сказал долговязый командир. Они взяли свою специальную собаку и в моём сопровождении стали обшаривать постройки.
Пацанам нашим, они стояли до сей поры на морозе, было разрешено одеться. В конце концов их посадили в старой бане. За исключением Акопяна.
Не их собаки, не металлоискатели ничего не смогли обнаружить. Эдуард Вадимович стал шутить реже. От двух участников налёта, я видел только их спины, мне пришлось услышать: "Опять неудача!" Действительно, это была неудача. Притащить всю эту орду из Москвы, из Барнаула, из Горно-Алтайска, создать сводную группу захвата, затратить столько денег, и ноль.
Меня посадили в баню к ребятам. Я сказал, что их всех в конце-концов отпустят, а вот меня они постараются придержать, хотя оснований у них нет. Но цель-то развалить организацию, и она может быть достигнута наилучшим образом, если посадить лидера.
Ребят стали вызывать на короткие допросы в избу. По дороге их старались ударить прикладами. Один особенно кровожадный высокий худощавый (скорее всего лейтенант) по имени Олег вывел Димку Бахура в тамбур и ударил сзади. "Ей, сказал я, не бей его, и особенно не бей по голове, у него пол-черепа снесено." Действительно, Бахур перенёс операцию, в результате которой у него временно отсутствовала черепная кость над ухом. Лейтенант оскалился, но бить перестал.
Приказав нам взять вещи, нас повели через снега обратной дорогой. В снежной долине, там где мы застряли пятого ночью, крутился бульдозер с Пироговым за рулём! Травник помахал нам рукой, и что-то спросил у меня. Однако ответить ему у меня не было возможности. Нас выстроили в снегу. И мы стояли под дулами ожидая дальнейших распоряжений.
Нас рассадили в несколько УАЗиков руки за голову, голова в колени, дуло в лоб, и мы почти поплыли в Банное. Вода уже достигла на дороге в колеях метровой высоты. Застревали мы бесчисленное количество раз. В Банном господа офицеры выпили с участковым в бараке у въезда в деревню (бутылки водки на столе были видны через окно, у которого нас выстроили). Я позавидовал офицерам. А своим я сказал: "Национал - Большевистская Партия по настоящему родилась сегодня, ребята. Запомните этот день - 7 апреля 2001 года". "Не разговаривать!" - подошёл угрожающий долговязый.
К ночи нас привезли в Изолятор Временного Содержания в Усть-Коксе. Я взял из сумки две пачки сигарет и меня повели в камеру. Там сидели два косоглазеньких полурусских пацана: Лёха и Сашка. Я выдал им пачку сигарет. На возвышении находились двуярусные деревянные нары, постланные на железный остов, дубок в углу, металлическая лавка. В противоположном углу - ведро, покрытое тряпкой. Сашка был конокрад. Лёха рисовал, Сашка спал, а я продиктовал Лёхе текст песни "Окурочек". (Про окурочек в красной помаде. Если Алешковсий был рядом, он бы возрадовался). Затем я лёг к стене, укрылся своим бывалым тулупчиком и уснул. Лёха рисовал, тусовался, затем уснул рядом.
Утром выяснилось, через уборщика, бывалый з/к Бахур наладил связь что наших всю ночь допрашивали, угрожали, били, приставляли пистолет к виску, вкладывали в карманы патроны, требовали дать показания на меня. Сознаться, что мы планировали захват казахской территории вооружённым путём. Через некоторое время меня вызвали с вещами. Я простился с сокамерниками. Их должны были везти в тюрьму с арабским названием ближе к Монголии. Я знал что меня повезут на Запад.
Всех нас восьмерых построили во дворе. Шестерых отпустили, я отдал им все русские деньги, оставшиеся в наличии. Двоих, меня и Сергея Аксёнова повезли через Алтай в УАЗике под дулами трёх конвоиров, постоянно сменяющихся. Впереди шли военные автомобили, в одном из них господа офицеры. Я и Сергей в наручниках. Мы так долго и безалаберно ехали в диких горах, что я засомневался: "А не везут ли они нас в Казахстан? Или сейчас остановят УАЗик и шлёпнут у края обрыва". В безумии спецслужб я уже не сомневался.
Нет. Они привезли нас на базу ФСБ в Горно-Алтайске. В ИВС сдавать не стали, за недостатком времени накормили холодными пельменями в бумажной тарелке. Дали печенье и чая. Следователь майор Шафаров впервые допросил меня и Сергея Аксёнова. В конце протокола я приписал, что фактическое задержание произошло на 1,5 суток раньше, в 7 часов утра 7 апреля.
К ночи нас загрузили в два автомобиля. На одном - рядом с шофёром - сел подполковник Кузнецов (голос и манера выражаться как у Сергея Жарикова, некогда лидера группы ДК) на заднем сидении между капитаном Кондратьевым и барнаульским ментом посадили меня. В другой машине на переднее сидение уселся Эдуард Вадимович, не в себе от выпитого, Сергей Аксёнов находился сзади между майором Шафаровым и кем-то ещё. Двинулись. Когда выяснилось, что в нашей машине плохо работает магнитофон, Кузнецов ругаясь, остановил машины, и мы поменялись. По дороге Эдуард Вадимович выходил блевать, точнее друзья выводили его. Кузнецов хотел, чтобы я послушал их хиты. "Глеб Жеглов и Володя Шарапов" и "ЧеКа". Жирофары крутились, машины на дороге прижимались к обочине. "Ну как?" - спросил Кузнецов. "Жанр гебешной попсы",- сказал я. "Ваши zoldaten, те гоняют откровенный блатняк, Круга слушают, искажённого до неузнаваемости."
"Ну попса не попса, что есть..." - сказал Кузнецов. "Видите как мы вас везём?! По высшему классу как государственных преступников. Когда вы ещё так вот." Дадим вам лет десять или пятнадцать, если выйдите, то никого уже не будет, ни партии, ни девушек. "Ведь мы даже знаем с кем ты спишь".
"Не сомневаюсь",- сказал я.
"Мы многое многое о тебе знаем",- продолжал Кузнецов - и о твоих ребятишках. Скажем прямо, у чеченцев народ покрепче, кого ты только набрал. Этот из Новосибирска...Просто лох, мужик дурной..."
"Печник", сказал я. "И печниками не брезгуем. Для всех работа найдётся. А с чеченами мы не соревнуемся. Нам до них далеко..."
"Да, давно я ждал этого разговора. Я ведь давно тебя знаю, Вениаминович. Я ещё когда у вас обыск по поводу Михалкова был, я там присутствовал."
"Присутствовали при провокации и сами её вероятнее всего организовали..."
Кузнецов ничего не сказал. "Приеду спать буду. Полгода мотаюсь по всей стране из-за Вас. Ребят твоих это я не пустил в Ригу. Снял их с поезда в Питере. Тоже задачка была: помешать. А как помешать - у них билеты есть"
"И тогда вы подкинули одному из них наркоту"
"Да не подкидывали... У него была"
"Ну да, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35