"-своими страданиями, своей шкурой. В России совершив севастопольскую акцию НБП отодвинула многие партии, и спокойно вышла вперёд. Было ясно что вот партия, готовая рисковать, рискующая, борющаяся, "отвечающая за свой базар", если перейти с высокого штиля на низкий.
Владимир Давиденко, глава политического движения "Спас" сказал тогда Баркашову: "Вот смотри как люди самоотверженно работают , шкуры своей не жалея. А ты, почему твои люди бездействуют?" Баркашов что-то буркнул, вроде того что это несерьёзно, но впрочем добавил "да, Лимонов человек принципиальный". Давиденко предал мне похвалу, на самом деле похвалу, поскольку Баркашов никого не хвалил никогда. В те месяцы я кантачил с Давиденко, поскольку не мог смириться с тем что Национал - Большевисткая партия не будет участвовать в выборах. Дело в том, что сидя в своём кабинете в Государственной Думе седой паук Давиденко, профессор полярной медицины плёл свою паутину. Организовывал Блок "Спас". Я был с ним знаком в 1996 году, моё внимание в 1999 году он привлёк тем, что в печати появились сообщения о том, что политическое движение "Спас" организует избирательный блок в который войдут: Давиденко, Баркашов и другие правые лидеры. Тут я и встрепенулся. Давиденко был членом фракции ЛДПР, он был заместителем Председателя Комитета ГосДумы по медицине, известен был мало. Но с Баркашовым такой блок мог взять свои свыше 5% . Если бы за Баркашовым поставить мою фамилию, я был уверен что мы могли бы получить свои 7-8% голосов избирателей. Я позвонил Давиденко. Тот несколько заикался, почти преодолённое заикание придавало его роли характер упрямства и особой значительности. "Ну так приходи, побеседуем",-сказал Давиденко. Это было в конце июня, я полагаю в начале июля.
Мы встретились в его ГосДумовском кабинете над столом сбоку у него висел диплом Гарвардского Университета. Я утонул в чёрном кресле. Давиденко сказал что да, он формирует блок, но работать с "Сашей" очень трудно. "Ты же сам знаешь какой он у нас." Я знал и кивнул. "А чё у тебя с Анпиловым не вышло?" спросил он. "Да, кинул Анпилов нож". "Ясно. К нам хочешь? К нам теперь все хотят... Я тут ежедневно встречаюсь с лидерами националистов"
"Где ж ты их столько набрал, лидеров, чтоб каждый день?"
"Вчера А. Севастьянов был, сегодня Миронов подойдёт. Знаешь, бывший минист по печати. И Фёдоров подойдёт, который из Догопрудной, от Баркашова откололся"
"Володя, это ж все лидеры без организаций. За ними никого нет. Только тусовка. Зачем они тебе?"
Мы заспорили. Он сказал что ему нужны три-четыре зарегистрированных организации. Что у него у самого есть "Спас", что есть "Возрождение" Валерия Ивановича Скурлотова и что Фёдорова из Долгопрудной он тащит в "Спас", потому что у Фёдорова есть зарегистрированная общероссийская организация.
"Не верю ушам своим!" - сказал я. "Откуда у этого фашиста по воскресеньям общероссийская организация?!"
"есть-есть у него регистрация. Другое дело, что Саша - капризный диктатор, он Фёдорова не хочет, Фёдоров от него откололся. Это же его бывший подчинённый. Ему, он считает, западло с ним в одном блоке... Но я ему говорю "Ты Саша у нас звезда, но регистрации общероссийской у тебя тоже нет." А почему ты назвал Фёдорова фашистом по воскресеньям?"
"Говорят он всю неделю работает в ЦКБ как приличный труженик, в костюме, а на выходные он одевает эрэнешную форму, портупею, и строем прогуливаеьтся по Долгопрудной."
Мы с Давиденко посмеялись. Он был скорее умеренно правым и знал радикальную правую тусовку плохо. Все эти "лидеры" представляли или сами себя, как буржуа. Севастьянов,-автор книги "национал - Демокраьтия", издатель куртуазных маньеристов(!), или имели под началом десяток хмурых пожилых молодцов как Фёдоров, или прославившись тем что однажды сказали что-то против евреев (как Миронов). Давиденко - учёный, вылез из своего умеренного покоя фракции ЛДПР на мой взгляд только потому, что вылетел из ЛДПР и чтобы остаться в Думе должен был изобретать. Изобретение его было не таким уж и глупым и оно могло закончиться успешно, если бы не жадность Баркашова.
"Хочу к Вам пристроиться", сказал я. "Поговори с Сашей"
"Ты же знаешь у него против тебя аллергия. А в последнее время ещё и дух соперничества. Поговорю. А чего ты хочешь?"
"Третье место. Баркашов, ты и я. Или: Давиденко, Баркашов, Лимонов."
"У чего захотел! Хватит с меня Баркашова... А деньги у тебя есть, 84 тысячи долларов?"
"Почему 84? На троих дели, получится по 28 тысяч".
"Нет, Сашка настаивает, чтоб сбросились по 84 тысячи. 84 залог, а две другие части пойдут на расходы по выборам. Так есть или нету? Вы ж бедные, с голой жопой ходите."
"Есть деньги. Есть пара бизнесменов, желающие дать денег."
На том мы и расстались. Давиденко стал интриговать в мою пользу. Баркашов вначале наотрез отказался, потом когда обнаружилось что у других союзников вопреки всё же нет денег, помягчел. Он нерасчётливо выгнал из блока Скурлотова, милейшего Валерия Ивановича, держателя всероссийской Регистрации партии "Возрождение", "Я не хочу за тебя платить!" сказал он, выгнал. Надо было заплатить. Потому что если бы кроме собственно "Спаса" ещё две-три политические организации со всероссийской регистрацией, то у министра Юстиции и ЦентрИзбиркома не хватило бы времени разрушить все организации блока. Удивителен здесь цинизм власти которая позволяла и позволяет себе регистрировать и перерегистрировать такие несуществующие в природе организации как "Возрождение" или "Спас", поскольку во главе их стояли такие неодиозные и незасвеченые люди как Скурлотов или Давиденко и не регистрировать реально существующие организации как РНЕ и НБП во главе с одиозными вождями, но зато реальные политические партии.
Жадность имания величия "Петровича" (Баркашова) привела к тому, что "Спас" один явился блокобразующим политическим движением. Они внесли залог и ЦентрИзбиркому, к ужасу самого Вешнякова, пришлось зарегистрировать движение "Спас". Тогда (спасая горшки!) в бумаги "Спаса" вынуждено было заглянуть вдруг (вопреки закону) министерство Юстиции. И обнаружило то, что было известно изначально, и что можно обнаружить при проверке ста из 132 зарегистрированных МинЮстом общероссийских политических партий; а именно: бумаги есть, а людей нет. Попросту говоря: фальшивка. Только фальшивка до тех пор никого не заботила до тех пор, пока приличный Давиденко скромно занимает пост лидера "Спаса". Как только во главе избирательного объединения "Спас" стал Баркашов Александр Петрович - тут решили валить "Спас".
Ну ясно, что у "Спаса" не было никаких региональных отделений, или были две-три. Давиденко сам просил меня дать ему моих людей в регионах в случае если будет проверка "спаса" позаимствовать. Я дал. Однако до этого не дошло. Дело в том, что я не смог с ним столковаться. Баркашов хотел наши (наших бизнесменов) 84 тысячи, а за это давал мне пятое (вне ведущеё тройки) место и ещё одно за пределами первых 12 мест которые приносят партии 5% проголосовавших за неё избирателей. На таких условиях наши бизнесменам (на самом деле остался один) денег нам давать не хотели. Они сами хотели в депутаты. И я не хотел идти пятым, я хотел войти в первую тройку. Ибо верил что моя фамилия в избирательном бюллетене принесёт реальные 3%, а то и все5%. Трезво оценивая свои возможности кроме этого попав в первую тройку (а первые три фамилии о должны стоять в бюллетене), хотя бы засветить нашу партию, нашу организацию. Потому что было сильнейшая возможность, что нас завалят.
Баркашов изгнал из "Спаса" все зарегистрированные организации, увеличив тем самым возможности правительства расправиться со "спасом",-ну и закономерно, что регистрацию "Спаса" аннулировали.
Одновременно, правительство создавало мёртвые чиновничьи партии "Единство" и "Отечество". Моему возмущению этому произволу и беззаконию нет пределов. Происходит отвратительное попрание всех возможных политических свобод. А нравится или не нравится Баркашов или Примаков или Шойгу это уже другая история. Мне лично неприятны все трое. По-разному, но неприятны.
Состав Новой Думы оказался возмутительно плоским. Послушным власти, поганым, не блистательным.
Наконец 29 января 2000 года закончилась у ворот 3-й пересыльной тюрьмы в Москве Севастопольская эпопея. Родители наших национал-большевиков были к этому времени настолько взвинчены, психопатичны и враждебны к партии и ко мне лично, что намеревались даже утаить от партии день выхода наших товарищей на свободу.
Рано утром, около семи в моей квартире раздались несколько телефонных звонков от "солдатских матерей" как я их стал называть за глаза. "Вы ни в коем случае не должны туда приезжать!" кричала мать Саши Дьяконова. Два её сына были членами партии. Сашка сидел в Севастополе, Стас позднее задержался в связи с нападением на посольства в Москве. Даже лояльная ко мне и к партии мать Кирилла Охапкина и та позвонила и просила не приходить, не устраивать манифестаций, так как "родители боятся что увидев манифестацию, увидев встречающих, их детей оставят в тюрьме". Мы не стали созывать всю парторганизацию к 3-й пересылке. Но всё же человек 40-50 ребят собрались. Чёрной цепочкой мы вышли из автобуса на конечной остановке среди заводских заметённых снегом заборов и направились к пересылке. Матери в шубейках и пальто, в сапогах, с сумками уже были там. Женщины неприязненно смотрели на меня. Таким же взглядом помню моя мать смотрела на Саню Красного, считая что он увёл у неё сына. На самом деле я сам лип к сане и его товарищам - старшим ребятам. Матерям было не понять, что в партии и возле меня ребята ищут того, чего у них нет дома,-прикосновения к Большому делу, к Истории, к политике, выхода из замкнутого пространства семьи. Семья изнуряла и принижала их, партия - возвышала.
Одна из женщин подошла ко мне. По-моему она была даже не матерью, но подругой "солдатской матери". "Вы же шизофреник!" - сказала она. "Вы же безумны, и стараетесь заразить своим безумием наших сыновей." "Не обращайте внимания" сказала мать Толи Тишина, не по сыну молодая, с книжкой в руках. "Не ведают что творят"
Вышел из ворот широкоплечий, в шапке, в гражданском пальто начальник пересылки, пожал мне руку. "Придётся чуть вам подождать пока мы из вымоем, накормим. Все слава Богу здоровы, Дорога их только слегка потрепала. Из Белгорода вчера выехали, всю ночь тащились." Глядя как уважительно разговаривает со мной начальник тюрьмы большинство заколебались. И стали подходить, спрашивать что-то. Был выходной день. Для нас открыли в виде исключения приёмную пересылки - и там на скамейках нам пришлось отсиживать задницы часов до трёх ночи. Рядом с воротами пересылки примостились чебуречная и пивная. В конце концов голод загнал нас всех туда по очереди. Довольно неприятные люди в бушлатах, меняясь, выпивали за соседним столом. Толи вертухаи, толи конвой понять было трудно.
Когда наши наконец появились гололобой толпой, уменьшившись вдвое и втрое, исхудавшие и не похожие на себя, мы встречающие, даже растерялись. Шесть месяцев борьбы были позади. Мы обнимались, хлопали друг друга по спинам. Подобрели и матери. Анализируя их поведение, я пришёл к выводу, что мы же их и испортили. Собрав их сразу же после случившегося, объясняя им в каждую встречу всё больше и больше, посвящая их в наши действия, мы внушили им в конце концов представление, что это легко - поднять депутатов ГосДумы, добиться вмешательства МИДа. Они стали действовать сами, и встречаясь с чиновниками прокуратуры и МИДа впали под их влияние. Те внушили матерям, что партия и я лично эксплуатируем их якобы легковерных и беспомощных сыновей. И матери стали работать против нас.
Там у ворот 3-й пересыльной я всё же почувствовал себя спокойным. 15 членов большой нашей семьи вернулись из далёкого похода. Тяжесть свалилась.
ГЛАВА XVIII. ТРЕТИЙ СЪЕЗД.
Ушедший 1999-й характеризовался, помимо Севастопольской акции знаменовавшей важный этап в развитии партии, de facto мы перенесли центр тяжести политической борьбы из Росси в страны СНГ; характеризовался 1999-й ещё несколькими менее заметными, но важными событиями. Трагически, неожиданно, умер Костя Локотков. Первый, по сути дела наш посланец туда, в страну героев Валгаллу он своей смертью открыл счёт потерям, напомнил нам, партии, что мы смертны. До сих пор не очень понятно от чего он умер. Достоверно известно что где-то в 19 часов с лишним 30 апреля его нашли с сизым лицом околевающим на полу в зале собраний. Ребята отвезли его в госпиталь, где ему вроде стало лучше и ночь на 1 мая 1999 года он провёл в штабе, отлёживался. Утром на шествии и митинге меня охранял Николай Гаврилов, красивый блондин, наш кино-герой. Поскольку кинематографисты Сальников и Мавромати снимали его во второй серии фильма "Хроника марсианских шпионов" в роли террориста. В том же фильме, кстати, снимался и Костя Локотков. Вернувшись с первомайской демонстрации ребята обнаружили умирающего от удушья Костяна и вновь отвезли его в госпиталь. В госпитале сказали, что лёгкие у него забиты мельчайшими частицами блевотины (ему было ночью плохо) и вся надежда на Нарзан. Возите Нарзан - он должен много пить, возможно лёгкие очистятся. Выживет. Не выжил. Скончался. 8 мая Стас Дьяконов и ещё несколько пацанов привезли его голым в нашем уазике из больничного морга в дружественный морг, там работал наш национал-болльшевик. Труп вымыли, обрядили в тёмно-синий в полоску костюм. Мы простились с ним,-одетые в чёрное грустные мальчики и девочки, и его кремировали. Мать и брат увезли в Украину урну с прахом. Мать и брат не подозревали, что у Костяна так много друзей.
Тараса Рабко мы не кремировали. Он сам себя кремировал. Он появился вдруг после продолжительного отсутствия у меня, принёс четыре бутылки портвейна, сказал что ему нужно поговорить на улице и мы с ним вышли. Он сообщил, что устраивается на работу в НИИ при генеральной прокуратуре и потому хотел бы чтобы его имя исчезло с 4-й страницы газеты "Лимонка" из выходных данных. Где он упомянут как учредитель газеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35