убить быка, устроить пир. Но тот Агигульф только
печалится и говорит, что Бога Единого так не накормишь.)
Тот мудрый человек предсказал Агигульфу, что от потомства агигульфова
родится муж, который превзойдет и отца агигульфова, и Алариха, и
Теодобада. Случилось это в те годы, когда наш дядя Агигульф был таким же,
как я теперь. И теперь Агигульф-сосед все посматривает на дочь свою Фрумо
- не брюхата ли.
Наш дядя Агигульф, выпив пива, говорил, что в такой сосуд, как кривая
Фрумо, великого мужа вложить, - тут не Ахма-дурачок нужен, а самое малое
Тор-молотобоец. И то сомнительно.
Еще в нашем селе живут молодые воины - Валамир, Гизарна и Теодагаст.
Эти одной ногой только на земле стоят, а другой ногой - в стремени, в
ожидании теодобадова зова.
У Валамира и Гизарны всю родню чума выкосила. Спаслись же они только
тем, что в походе были в то время, как у нас чума была. У Гизарны остался
только родительский дом, а рабов он потом привел, чтобы было, кому на
хозяйстве работать.
У Валамира чума обошла двух старых рабов, которые его самого еще
ребенком помнят.
Гизарна пришел в наше село не очень давно - незадолго до чумы. Раньше
он и его семья жили в другом селе, но то село пожгли гепиды. Братьев
гизарновых перебили, а сестер гепиды с собой увели. Отец же Гизарны пошел
с другими мстить за сестер своих сыновей и не вернулся.
Гизарна со своей матерью и домочадцами, которые от гепидов спаслись,
подались к Теодобаду в бург. Дорога же в бург лежала через наше село. Так
они и остались в нашем селе.
Валамир - ближайший друг нашего дяди Агигульфа. Отец валамиров давно
уже погиб, Валамир был еще мальчиком, младше, чем я сейчас. Тогда под
отцом Валамира конь понес; отец Валамира грянулся с коня об землю и сломал
себе шею. Мать же Валамира жила после этого долго, но детей больше не
рожала, а когда чума была в селе, от чумы умерла. Валамир вернулся из
похода в село и тоже занедужил, но потом поправился.
Ардасп, родич Агигульфа, отца Фрумо

НАШЕ СЕЛО
Наше село большое. Наше село стоит на холме. Внизу течет речка. Через
речку есть брод. Все деревенские знают, где этот брод.
К северу и югу от села низина. Туда Од-пастух и мой брат Мунд гоняют
деревенское стадо пастись.
На закат от села, по склону холма и за холмом - пахотные земли.
Берег у речки с нашей стороны высокий, а со стороны курганов берег
низкий. Сколько на низком берегу насыпано курганов - не разобрать, потому
что иные курганы почти стерлись, и сейчас никто не скажет, курган это или
холм. Дедушка Рагнарис говорит, что курганов семь. Последним насыпали
курган Алариха.
Аларих бился с аланами, когда те приходили на эту землю, и побоище
было великое. Наши готы перебили тогда всех аланов, но за то заплатили
большую цену - жизнь вождя. Ибо в том бою был смертельно ранен Аларих. Его
хотели в бург везти, но Аларих повелел, чтобы здесь его погребли, на
земле, за которую умер.
Здесь, сказал он, место, где достиг он высшей славы.
Ибо долго воевал он с этими аланами и наконец взял верх и больше
нечего желать ему от жизни.
Когда же умер славный Аларих - так рассказывает на пирах дедушка
Рагнарис - хотели сперва похоронить его в русле речки. Думали, отвести
речку из ее прежнего ложа, создать на дне могилу, а после вновь пустить
воды в их прежнее русло, чтобы под водой лежал славный Аларих. И не
добрались бы тогда до него нечистые руки грабителей. Ибо издавна велся
такой обычай среди нашего народа - погребать таким образом великих рексов.
Но потом решили иначе и учинили над телом знатную страву. Слово это
от старых времен ведется и иным молодым уже непонятно, но дедушка Рагнарис
объясняет, что означает оно - погребальный костер, на котором мертвец
простирается.
И был пир великий, и убили на том пиру множество пленных аланов. Были
те аланы храбрые воины, и великую честь им оказали, отправив их
сопровождать нашего рекса. Ибо негоже было столь доблестного врага,
выказав ему презрение, оставлять в живых для жалкой участи рабской. Так
говорит дедушка Рагнарис. Мой отец Тарасмунд с ним не согласен.
Другие же курганы насыпаны были еще прежде, чем пришли на эту землю
мы, готы, и кто там покоится, неведомо. Но дедушка Рагнарис говорит, и
Хродомер с ним согласен, что курганы над доблестными лишь воинами
насыпают, так что и Алариху нашему не зазорно среди них лежать. Недаром он
сам это место для погребения себе выбрал.
На берегу, где курганы, земля хорошая и покосы знатные, но эти земли
никто не трогает. Боятся, что если скотина траву на этих землях поест, то
из курганов за скотиной потом придут.
Если дальше от реки за курганы идти, начинается степь.
С юга подступает лес. От кромки леса до курганов семь полетов стрелы.
Если перейти речку вброд и взять на юг и идти, покуда на
противоположном берегу не окажется южный выпас, после же войти в лес, то
выходишь на тропу. Идти по ней, держа на юго-восток, можно выйти на старую
ромейскую дорогу.

МИР, В КОТОРОМ МЫ ЖИВЕМ
На землях, где мы живем, наш народ живет очень давно. Дедушка
Рагнарис говорит, что сюда привел нас Аттила-батюшка. И многих других он
сюда привел. Раньше здесь гунны были, и наши роды, и другие, в том числе
вандальские и гепидские, сидели под народом гуннов. И власть гуннскую с
радостью над собой принимали. Когда же умер король их, Аттила, то оставил
по себе сыновей столько, что из одних только сынов его могло бы
составиться целое большое племя.
Сыны же Аттилы величия отцовского не имели. То, что Богом Единым,
одному Аттиле отпущено было, после его смерти распылилось на всех его
сыновей, всем поровну. Как говорил дедушка Рагнарис, все эти сыны были
поэтому людьми жалкими, мелкими и ничтожными, ибо досталось им по крохе от
Аттилы. Когда приступили к наследию аттилову, нами, вернейшими союзниками
батюшки, помыкать стали, как рабами последними. Чуть не в кости
разыгрывать начали, как дядя Агигульф корову нашу однажды разыграл.
Тогда восстали люди нашего языка и не только наши готские рода
поднялись, но даже и гепиды поднялись, столь великие мерзости дети
аттиловы учиняли.
В том, что неповоротливое племя гепидское поднялось, удивительного
мало, ведь при жизни Аттилы славнейший вождь более всего именно к гепидам
склонялся и благоволил им; и вожди и жены гепидские чаще иных в шатре
батюшкином ночевали. И лучшие угодья владыка гуннский гепидским вождям
дарил.
Дети же аттиловы, по скудости ума своего, замахнулись у гепидов это
отнять. Известное дело, пустое занятие - отнимать у гепида то, к чему он,
гепид, душой прикипел.
Разозлить гепида долго; но разозлив - беги скорей, ибо в ярости
гепиды страшны. Никакой из вождей нашего языка не может похвастаться, что
под началом у него столько одержимых - вутьев - как у гепидов. На вутьях
постоянно пребывает благословенная священная ярость Вотана.
И была великая сеча между людьми нашего языка и племенем детей
аттиловых. Гепидские пешие ратники стояли в центре наших войск и главный
удар на себя приняли. Волна за волной налетала на них гуннская конница, и
ничего поделать не могла. Как скалы, недвижимо стояли гепиды - горой
встали за свое добро. И отстояли. А как дрогнули дети аттиловы и в бегство
обратились, мы кинулись их преследовать и гнали до самого моря. Гепиды же
в то время, пока мы за детьми аттиловыми по степи гонялись, на лучшие
угодья сели; а мы, вернувшись, разобрали то, что осталось.
С тех пор и не стало приязни между родами нашими и гепидскими, хотя
языки наши сходны. А раньше приязни было больше. Так дедушка Рагнарис
говорит.
Старейшина Хродомер ему в том вторит. Хродомер сам в той битве
участвовал. Дедушка Рагнарис же в той битве не участвовал. И вутья Арбр
тоже. Ибо единоборствовали в то время дедушка наш Рагнарис с Арбром. Когда
богатырь с богатырем сходятся, тут пусть хоть битва народов - ничего не
замечают, кроме друг друга, точно любовники на ложе страсти.
Хродомер же со времен той битвы гепидов страсть как не любит.
Говорит, что в ночь перед сражением гепиды у него уздечку стащили. И до
сих пор вспоминает, какая знатная уздечка была. Уздечка была работы
дивной, по всему видно, что вандальской, ибо украшена была бляхами и на
каждой бляхе по оперенной свастике, а кто еще оперенные свастики высекает,
как не вандалы?
Однако то не те вандалы, что родичи велемудовы (Хродомер говорит, что
в том селе одни горлопаны живут), а другие, те, что далеко к югу
обосновались и к нам не заходят.
Если идти от села на заходящее солнце, то выйдешь к озеру. Если на
рассвете из дома выйти, к полудню как раз до цели доберешься. За этим
озером еще одно озеро есть, за тем другое; всего же озер там шесть. Места
эти низинные, топкие. Речка, что мимо нашего села течет, меж холмов
петляет и среди озер в камышовых зарослях теряется.
Этот озерный край лесистый, там растут деревья. И охота там знатная.
В тех землях-то как раз и сели гепидские рода, начиная с третьего от нас
озера.
Ближе к нам живут ближние гепиды, а за ними - дальние гепиды.
Озеро, что ближе к нам, и следующее за ним, на той земле, где никто
не живет. И мы там бьем рыбу и зверя, и гепиды тоже. Без обиды и нам, и
гепидам; однако же без нужды стараемся там между собой не встречаться.
Странные там места, в одиночку не пойдешь. Отец наш Тарасмунд
рассказывал, что еще в те годы, когда был таким, как сейчас Гизульф, может
быть, чуть постарше, ходил с Рагнарисом, отцом своим, на озеро и
заблудился там в камышах. Любопытство его тогда обуяло. Пока Рагнарис улов
на прутья ивовые нанизывал, бродить в округе пошел и тут же потерялся.
Будто кто за руку его водил, с тропы сбивал, крики глушил, так что и не
слышал его Рагнарис. Долго по камышам блуждал и к воде, наконец, вышел.
Водой вдоль берега пошел. Думал, что к знакомому мыску идет, на самом же
деле в обратную сторону шел. И все казалось ему, что в спину ему кто-то
смотрит, а как обернешься - нет никого. Только камыш на ветру
покачивается.
Брел Тарасмунд-мальчик в тумане, как слепец. Над этим озером часто
густые туманы. Вдруг почудилось ему, будто в этом тумане какие-то великаны
показались - неподвижные, присевшие в воде на толстенных ногах.
Превозмогая себя, пошел Тарасмунд к этим великанам, ибо вздумай они
погнаться за ним, все равно бы не убежал. А дедушка Рагнарис говорит, что
опасность меньше, если смело ей навстречу идти, и Тарасмунд помнил об
этом.
Подойдя ближе, увидел Тарасмунд, что не великаны то вовсе были, а
пустая деревня. И много лет она, видать, пустовала, потому что многие сваи
завалились, а те, что стояли, заросли зеленью и прогнили - по всему видно
было, что недолго им еще стоять. Крыши прогнили и провалились внутрь
хижин. Перед одной из хижин на покосившемся столбе еще висели обклеванные
птицами черепа мертвых голов, подвешенных через ушные отверстия. Черепа
страшно скалились в тумане.
Но что больше всего напугало Тарасмунда - у одного из черепов из
глазницы вьюн вырос.
Тут утратил самообладание Тарасмунд-мальчик - и так уже больше
храбрости проявил, чем от мальчишки ждать можно было! - закричал благим
матом и бросился бежать. Бежал по воде к камышу, что-то за ноги его
хватало, бежать не давало. В камыш вбежал, в камыше запутался. И кричал,
кричал, что было мочи.
Вдруг схватили его руки сильные и грубые, из камыша протянувшиеся, и
начали больно бить. Тарасмунд вырывался, пока хватало сил. После только
понял, что это отец его, Рагнарис, нашел его и страх свой за дитятю
побоями выместил.
Тут отец наш Тарасмунд заметил, что тогда дедушка Рагнарис нравом
куда круче был против теперешнего, ибо сил в нем было больше. Но брань,
которую дедушка тогда изрыгал, и побои дедушкины успокоили тогда
Тарасмунда, ибо из всего этого явствовало, что Рагнарис галиурунн
совершенно не боялся.
Мы с братом Гизульфом этот рассказ нашего отца Тарасмунда выслушали и
долго потом друг перед другом похвалялись - как бы мы храбро на великанов
ополчились, а после как бы отважно с этими черепами расправились и
галиурунн бы не устрашились, которые в пустых домах, безусловно, таились,
морок наводя. Ахма-дурачок половины из всего этого не понял, но слушал,
как мы похваляемся, завидовал нам и слюни пускал.
Я потом спрашивал у отца, чья это была брошенная деревня - гепидская,
что ли. Отец отвечал, что раньше, еще до нас, готов, на этих землях другой
народ жил, иного языка. Видать, от того народа и осталась.
Озеро преисполнено коварства. Не раз случалось, пойдет туда человек и
сгинет бесследно.
Давно, еще до чумы, когда только Хродомер и Рагнарис сели на этих
землях, один человек пошел на озеро рыбу ловить - богатая в этом озере
рыба, а урожаев тогда хороших еще не снимали - и пропал, не вернулся.
Искали его, но не очень усердно, ибо страда была, некогда было по болотам
шастать. Да и одинокий он был человек, воин, из тех, кто в селе осели
вскоре после того, как Хродомер, а за ним и Рагнарис в эти края пришли.
Кому тогда искать было? Отец наш Тарасмунд говорит, что в те времена людей
в нашем селе было раз-два и обчелся.
Решили тогда, что воин тот к Алариху, в бург, подался. Он уходя
никому толком не объяснял, куда идет. Может, за рыбой пошел, а может,
вообще из села вон пошел. Не до того было, чтобы разбираться. Слишком
трудно жили тогда, не то, что сейчас. Да и страда была.
И позабылся тот случай. Ходили на озеро, брали там рыбу. Выручала
рыба, когда урожай не задавался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30