Большая часть к бургу
пошла. И женщины с детьми, какие были, тоже к бургу пошли, только Арегунда
осталась. (На Арегунду в их селе как на блаженную смотрели - виданое ли
дело, чтобы девка с мужиками равнялась!)
А Визимар с Ульфом и Арегунда к бургу не пошли. Ульф недаром всю зиму
с этими вельхами воевал. Он-то и предложил на готские земли идти, к
Теодобаду. Прочие вандалы к готам идти не хотели, хотя Ульф всех звал к
Теодобаду. А спутникам своим, какие остались, Ульфа послушались, сказал,
что слово заветное у него один есть для готских старейшин.
Дедушка Рагнарис тут спросил недоверчиво, какую еще хитрость Ульф
измыслил и что за слово такое заветное. На то Ульф сказал:
- Что кузнеца в село привел и что Визимаром кузнеца того зовут.
Визимар Ульфу не поверил. Все говорил, что к гепидам надо идти. Но
Ульф сказал, что у гепидов все будут как скамары безродные, а в готском
селе он, Ульф, за прочих поручиться может.
И пошли втроем; мальца же Стилихона с собой взяли, ибо иной родни у
Стилихона не осталось.
Трудно шли; несколько раз в стычке побывали. В последней Ульфу не
повезло, стрелой его достали.
Тут дедушка хмыкнул. Когда такое было, чтобы везло Ульфу! И то диво,
что вообще дошли.
Хорошо еще, что стрела по ребрам скользнула.
Ульф первым делом в бург, к Теодобаду явился. Через обиду свою
переступил и Теодобаду не дал старое поминать. Сразу о том заговорил, как
село вандальское спалили. Про Лиутара рассказал, про то, как зиму провели.
Не утаил и того, о чем думал: наверняка пал уже бург лиутаров, так что с
юга никто сейчас Теодобада от чужаков не прикрывает.
Про чужаков рассказал все, что знал. Каковы в бою, какие хитрости в
обыкновении имеют.
Выслушал его Теодобад, дружину созвал. Дружинники как Ульфа увидели,
да еще с такими спутниками - с кузнецом-вандалом, с девкой бесноватой и с
мальцом, который от Ульфа ни на шаг не отходил, - смеяться стали, пальцами
показывать. Теодобад рявкнул на них, замолчать велел и слушать, что Ульф
скажет. И попросил Ульфа еще раз все то повторить, что только что ему
говорил.
Ульф повторил.
Дружинники задумались. Вопросы Ульфу задавать стали. Отвечали
попеременно то Ульф, то кузнец.
Говорили о том, что старейшин из разных сел в бурге собрать нужно на
большой тинг. Дозоры выслать на юг надо. Чужаков понять пытались, думали,
как они себя поведут. И так, и так прикидывали - всяко плохо получается.
Неладно еще, что чужаки иного языка, поди догадайся, как у них мысли
текут.
Земли вандальские они к осени захватили; от урожая зиму прокормиться
могут. Может быть, эту зиму в бурге лиутаровом проведут, а на готские
земли пока не сунутся. Зима на носу.
Другие дружинники возражали. А может быть, и дальше пойдут, на зиму
глядя. Тыл у них сильный.
Найти бы ядро племени, отыскать бы, где у них бабы с ребятишками
остались, туда бы удар нанести и чужаков под корень извести.
Сквозняком на Теодобада с юга потянуло. Прежде-то на юге вандалы
сидели; хоть и не было большой любви между готами и вандалами, а все же
спокойнее было, имея их на юге. Теперь же с юга неведомо кто подобрался.
Никак с этой мыслью не свыкнуться Теодобаду.
И о том рассуждали, что эти вельхи хоть и большое племя, сильное, а
герулы все же отбили их.
Тревога глодала и вождя, и дружину его. То племя, вельшское, на
северо-востоке сидело - от вандалов это Ульф узнал. Там горы тянутся. Вот
в предгорьях-то оно где-то и сидело. По всему видать, большое племя было,
если даже сейчас столько их осталось.
Какую же силищу надо было иметь тем, кто это племя с земли согнал!
Стало быть, не только на юге зараза завелась; далеко на севере еще более
сильный враг закопошился. Неведомый враг. Коли тех вельхов согнал, так и
сюда прийти может.
Ульф сказал, что все не шел у него из головы тот случай, когда пошли
в поход и река им путь перегородила, а по реке той трупы плыли от
неведомой битвы, бывшей где-то далеко выше по течению.
У Лиутара в бурге еще был наслышан Ульф, что племя то по предгорьям
шло. Стало быть, не могло оно лангобардов миновать. Однако оно у
лангобардов не осталось; стало быть, отбили его и лангобарды.
Всяко выходило, что тинг большой собирать нужно, обиды и распри
позабыв. С тем Ульф в родное село свое и отбыл и завтра с Хродомером
говорить намерен. А Теодобаду он обещал, что после снова в бург явится.
Все это Ульф рассказал дедушке Рагнарису и отцу моему Тарасмунду,
будто из мешка вывалил - думайте. И сказал, что спать пойдет, потому что
устал очень, две седмицы почитай с коня не сходил.
Тут на двор дядя Агигульф явился. Нехотя шел, нога за ногу. На жатву
как на муку шел. А как ко двору подошел, увидел чужих коней. Встрепенулся
дядя Агигульф. Румян был дядя Агигульф, пивом от него пахло. Дедушка
Рагнарис проворчал: "Приперлось, чадо". А Ульф на брата меньшого с
неприязнью поглядел, будто на чужого. Ульф никогда красотой не отличался,
а рядом с дядей Агигульфом совсем заморенным выглядел. Поздоровались
братья. Ульф на брата глядел, не вставая, снизу вверх, и молчал. Я первый
раз видел, чтобы дядя Агигульф так смущался.
В бороде поскреб, проворчал что-то. На замарашку всю вину свалить
попытался за то, что так долго на зов родительский шел. Нерадивая девка,
медленно шла. Уж он-то, Агигульф, как заслышал, что тятенька зовет, так
сразу со всех ног припустил, быстрее стрелы летел.
А тут еще такая радость - Ульф вернулся.
Спросил, неужто из похода удачного Ульф возвратился, что трех коней
привел. Дедушка Рагнарис велел дяде Агигульфу заткнуться. Добавил, что
прекрасную вандалку привел к нам в дом Ульф - как раз такую, о какой дядя
Агигульф грезил. Дядя Агигульф спросил, где та прекрасная вандалка.
Дедушка Рагнарис ответил, что спит она на сеновале. Добавил, ядовито
хмыкнув, что с кузнецом спит и с дитем. И не позволив дяде Агигульфу
ничего более добавить, заревел страшно, что на рассвете сам его,
Агигульфа, на поле погонит и всю жатву с него, Агигульфа, не слезет.
И о замарашке забыть пора. Породнилась с нами замарашка-то. Через
Гизульфа породнилась, кажется.
Дядя Агигульф пробормотал, что Марда - валамирова рабыня, будто этого
кто-то еще не знал, а после, головой ошеломленно крутя, на сеновал сунулся
- посмотреть. Вылез в полном недоумении. И спросил: а кузнец - он что,
тоже с нами породнился?
Дедушка сказал, что Агигульф сейчас с палкой его породнится, если рот
не закроет.
Тут Ульф тяжко поднялся и сказал, что спать он пойдет.
Дедушка разом перестал с Агигульфом ругаться и совсем другим голосом
Ульфу сказал, что сам завтра с Хродомером поговорит. А он, Ульф, пусть
спит, сколько душе угодно. Когда еще выспится.
Ульф сказал: "Вот и хорошо" и ушел на сеновал.

Вечером, как Ульф ушел, дядя Агигульф нас с Гизульфом поймал и стал
выспрашивать: что с Ульфом-то на этот раз случилось? Мы с братом долго
дядю Агигульфа мучили. За все разом отомстили: и за царь-лягушку, и за
меч-призрак. А после все как есть рассказали.
Дядя Агигульф смеяться перестал и нахмурился. Сказал, что завтра
вставать спозаранку, и ушел спать.
После возвращения Ульфа я больше не видел, чтобы дядя Агигульф
смеялся. И дедушка Рагнарис с дядей Агигульфом больше не ругался и палкой
ему грозить перестал.

На другой день поднялись чуть свет. Ульф едва глаз свой единственный
продрал, сразу спросил, как село охраняется. Объяснили ему, что в роще
дозор; брод же и земли к югу сторожил до сей поры раб хродомеров, а теперь
ребятишки. Атаульф (то есть я) у брода сидеть посажен. Ульф спросил: а
ночью кто брод сторожит.
Раб-то в тех же кустах спал. А я домой ночевать пошел, не остался у
брода. Я испугался, думал, что прибьет меня Ульф. Ульф же просто сказал,
что ночевать я тоже у брода должен, коли за взрослое дело взялся.
Ульф сказал еще, что Гизульф со мной пусть сторожит, сменяя меня по
временам. А вандалы, Визимар с Арегундой, на поле помогут.
На том и решили.
Жатва в этом году была торопливая. С оглядкой работали, с
беспокойством. Дед всякий раз как жатва глаз с неба не сводит, дождей
боится. В этом году еще то в сторону рощи поглядит, то в сторону брода.
К вечеру я домой с брода вернулся, а Гизульф на брод пошел. Гизульфа
на поле не взяли, велели отсыпаться, чтобы ночью глаз не смыкал.
После трапезы дедушка Рагнарис, от усталости охая, к Хродомеру
отправился. А отец мой Тарасмунд вандалку эту, Арегунду, отвел в сторону и
о Велемуде спросил. К ним еще мать моя Гизела подошла и дядя Агигульф, а
за дядей Агигульфом и я сунулся послушать.
Поначалу мне было боязно к этой вандалке подходить, я один и не
решался. Больно лютой она казалась. Даже дядя Агигульф ее робел, я видел.

РАССКАЗ АРЕГУНДЫ
Те чужаки со всех сторон село окружили, будто из-под земли выросли.
Только что, кажется, никого не видать было - и вот уже они повсюду.
Арегунда в то время в доме у Велемуда была - отец послал сказать,
чтобы зашел к нему Велемуд.
На улице вдруг крики раздались, топот конский. Велемуд как услышал
шум, из дома с мечом выскочил. И девица эта, Арегунда, за ним следом,
велемудову охотничью рогатину подхватив. Велемуд первого из чужаков
сразил, кто в его двор ворвался. У Велемуда во дворе большой дуб рос;
Велемуд спиной к дубу прижался, потому что сразу несколько чужаков на него
набросились. И еще троих положил Велемуд, ибо снизошла не него священная
ярость. Страшен был Велемуд, будто медведь, обложенный собаками. И,
подобно медведю, ревел непрестанно. Но долго отбиваться Велемуду не
пришлось, потому что во двор конный ворвался и копьем его к дубу
пригвоздил. Так и умер любимец Вотана. Ибо любил говаривать Велемуд, что
все вандалы - любимцы Вотана, а он, Велемуд, - наивандалейший вандал.
И не сразу умер, долго еще хрипел, ярясь, кровью изо рта истекая,
когда мимо него в дом кинулись. Но крепко держало его то копье.
Тут отец мой Тарасмунд тот бой вспомнил, когда они вдвоем с Велемудом
так же под дубом стояли, и дал ему добрый совет Велемуд. А дядя Агигульф
сказал, что Велемуду позавидовать можно, ибо умер Велемуд так, как хотел.
Арегунда с рогатиной на одного из чужаков бросилась и бой затеяла.
Прочие мимо пробежали, в дом, оставив их на дворе сражаться.
В доме, Арегунда слышала, рубились, яростно, но очень недолго. От
чужаков, видимо, Гото отбивалась, потому что Хильдегунда пластом лежала со
своей писклявой дочкой Аскило.
Арегунда противника своего убила и лицо себе его кровью измазала. Так
обычай их племени велит. Едва выпрямилась, как Стилихона увидела. Бежал с
криком Стилихон, страхом охваченный. Арегунда успела ему под ноги рогатину
свою сунуть; споткнулся и упал - только так и поймала мальца. Схватила его
за руку и прочь потащила, потому что над крышей дома велемудова уже дымок
появляться стал. В доме было уже тихо, видать, всех убили. Чужаки же еще
на двор не вышли, поджигали дом.
Когда Арегунда со Стилихоном уходила спешно, Велемуд еще жив был.
Хоронясь, из села выбрались и в то убежище лесное ушли, где Ульф их
потом нашел. Свой дом тоже, уходя, видела - и его сожгли чужаки.
Потом в лес еще люди пришли, от чужаков спасшиеся, только их немного
было. И Визимар тогда же пришел. Они с Визимаром и еще одним человеком по
другим лесным убежищам ходили, своих искали, но только двоих нашли. В
одном из убежищ еще труп лежал, от ран умер тот человек, Эохар его звали.
С него она пояс взяла, шлем и копье. Этот Эохар тем славился, что всегда и
все прежде других успевал. Даже и перед нападением этим, как ни внезапно
оно было, вооружиться успел. Изрублен был страшно, неведомо, как до
убежища добрался.
Арегунда с Визимаром и другим вандалом поскорее ушли оттуда, потому
что оставаться там было опасно: Эохар мог след кровавый оставить.
Кузница визимарова на отшибе стояла, как водится. К нему немногие из
чужаков сунулись; понадеялись, что кузнец один будет. Кузнец и вправду
один был; да только одного Визимара на троих чужаков с лихвой хватило -
всех положил у порога кузницы своей. Обернулся к селу - а село уже пылает.
И не пошел Визимар в село, к убежищу лесному направился.
Рад был тому, что и столько из его села от смерти спаслось.
Вот что рассказала Арегунда-вандалка.
Тут дядя Агигульф, наконец, в себя пришел и к деве воинственной
подступился. Голову засоленную, что на поясе носил, показал ей, прямо в
лицо сунул, и спросил, не такие ли нападали?
Та насмешливо фыркнула и сказала, что те, что нападали, посвежее
были. Но подтвердила: похоже.
Тарасмунд брата потеснил немного и, не чинясь, спросил эту Арегунду,
почему она как мужчина ходит. Или у вандалов то принято, чтобы бабы о
главном своем деле забывали - детей носить?
Арегунда покраснела, но не рассердилась. Я удивился своему отцу. У
Тарасмунда всегда получается запросто о таких вещах говорить, за которые
иному бы голову раскроили.
Та девица Арегунда сказала, что в семье у отца ее, Гундериха,
рождались одни девки. По хозяйству один надрывался, потому что мать все
время беременной была, а последними родами и вовсе померла. Оттого и жили
беднее прочих. Арегунде же было обидно. Среди сестер она статью
выдавалась; вот и решила за сына отцу своему побыть. Арегунда сказала, что
не хочет жить, как жила ее мать, и умереть, как мать умерла. И жить как
сестры ее, которых по прочим селам кое-как замуж рассовали, будто пшеницу
прошлогоднюю.
Тот брат Велемуда, который к Лиутару в дружину потом ушел, смеха ради
обучил ее кое-чему из ратного искусства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30