Было это, сказал Велемуд, когда
дед его родился. Тогда не только мы, вандалы ушли, сказал Велемуд; тогда и
вы, готы, ушли, и аланы ушли; остались только те роды, которые к этой
земле приросли. И поскольку мы все к этой земле сердцем прикипели, то и
стали друг другу через эту землю как бы родными. И даже более родными, чем
своим соплеменникам из числа тех, что ушли. Так Велемуд-вандал сказал, мой
родич.
Тогда я спросил Велемуда: если мы все тут как родичи, то зачем тогда
герулы дяде Ульфу глаз выбили? На это Велемуд сказал, что про родство наше
не все понимают. Герулы про это плохо понимают.
Дедушка Рагнарис сказал, что гепиды ему, дедушке Рагнарису, всяко не
родичи. А Велемуд, если хочет, пусть с ними милуется.
Я спросил Велемуда, много ли вандалов ушло. И еще спросил, много ли
готов ушло. Велемуд на это странно ответил: мол, малая толика осталась.

"ПЬЮ-КРОВЬ" - МЕТАТЕЛЬНЫЙ ТОПОР НАШЕГО ДЯДИ АГИГУЛЬФА
Наш дядя Агигульф - великий воин. Наш дядя Ульф еще более великий
войн. Но, покуда дядя Ульф живет в рабстве, а с нами не живет, самый
великий в селе воин - наш дядя Агигульф. К тому же он любимец богов. Так
говорит наш дедушка Рагнарис.
Дядя Агигульф владеет многими видами оружия. Он владеет мечом,
секирой, а еще у него есть метательный топор. Дядя Ульф тоже владеет этими
видами оружия и другими. Говорят, с тех пор, как дядя Ульф глаза лишился,
он отменным лучником стал. Говорят, какой-то алан его из лука стрелять
учил в бурге. Только дядя Ульф с нами не живет, так что об этом говорить.
К тому же дядя Ульф - не любимец богов. Дедушка Рагнарис говорит: "Одно
дело доблесть, другое - удача". А вот удачи-то и нет у дяди Ульфа.
Мать моя Гизела говорит, что удача у людей от ангела-хранителя. Мы с
братом моим Гизульфом так думаем: у дяди Агигульфа самый сильный ангел
был, он побил всех других ангелов детей Рагнариса и всю удачу себе
захапал. Оттого и дядя Агигульф такой счастливец. Только сам дядя Агигульф
в ангелов не верит. Он верит в Вотана, Доннара и Бальдра, которые у
дедушки стоят. Я говорил об этом с нашей матерью Гизелой, но она отвечала,
что ум весь Ульфу достался, а удача вся Агигульфу пошла.
- А что отцу нашему, Тарасмунду? - спросил я, потому что отец наш
старший из трех братьев.
- Тарасмунду доброта да терпение достались, - так отвечала мать наша
Гизела.
- А дедушке Рагнарису? - спросил мой брат Гизульф. Ему тоже любопытно
стало.
Об этом мать не захотела с нами говорить. Дедушка Рагнарис молится
деревянным богам и часто спорит с нашим отцом, который молится Богу
Единому, а мать наша Гизела сердится за то на дедушку.
Наш дедушка Рагнарис очень храбрый. Он часто спорит со своими богами
и даже ругается с ними, я слышал. Тарасмунд никогда не ругается с Богом
Единым. Я думаю, это потому, что ему достались доброта и терпение.
Хватало у него терпения и на нашего дядю Агигульфа, когда Тарасмунд
был еще молодым воином, а дядя Агигульф - мальчиком, как я теперь. Ходил
тогда Агигульф за старшим братом, как привязанный, в рот засматривал. И не
прогонял его от себя Тарасмунд.
Первые уроки мастерства ратного от Тарасмунда перенял. Дедушка наш -
боец хороший, но учить не может, все убить норовит.
Отец наш Тарасмунд вспоминает, как дедушка учил Агигульфа умению
воинскому и как боялся Агигульф учения этого - убегал и прятался. И драл
его Рагнарис за это нещадно, трусом именуя.
С Тарасмундом же такого не случалось. И не забывался Тарасмунд, когда
с братом меньшим бился, а потому и не боялся его Агигульф.
Настал день, когда дедушка Рагнарис повелел Тарасмунду жениться и
заводить семью, чтобы продолжить наш род, и жену к нему привел - нашу мать
Гизелу. За Гизелой давали хорошее приданое: корову, четыре гривны
серебряные, пять одежд хорошего беленого холста, стан ткацкий (ибо
искусница ткать Гизела) и сундук тяжелого дерева. Большой сундук, на нем
спать можно. Родом же Гизела из бурга, родня Алариха и нашего военного
вождя Теодобада, только не ближняя. Рагнарис в те времена часто в бурге
бывал, ибо водил дружбу с Аларихом, тогдашним военным вождем. Оттого и у
Теодобада, нынешнего вождя, к Рагнарису такое почтение, почти сыновнее.
Гизела всем в семействе Рагнариса глянулась и все ее полюбили, кроме
Агигульфа. Да и впоследствии между дядей Агигульфом и матерью нашей
приязни не было. Тогда же Агигульф, который еще мальчиком был, увидел, что
брат его старший Тарасмунд бросил его ради того, чтобы девчонкой заняться.
А это, по мнению Агигульфа, было настоящим предательством. И оттого
невзлюбил Агигульф Гизелу. Сильно невзлюбил. И от Тарасмунда отошел душой,
а к Ульфу, среднему брату, приблизился.
Ульф в семействе всегда особняком держался. Самый нелюбимый из
сыновей Рагнариса. От ума мало счастья, я так думаю. Дружбу же Ульф с
Аргаспом водил. Дедушка Рагнарис этого Аргаспа совершенно бесполезным
человеком считал и мнения своего не таил - напротив, высказывал
громогласно. Ульф с Аргаспом сызмальства дружен был. Странной всем была
эта дружба, ибо трудно сыскать более непохожих людей: Аргасп веселый
всегда был, Ульф угрюмый. Аргасп приключения находил и друга в них
втягивал; выпутываться же худо-бедно Ульфу приходилось. И выпутывался, и
Аргаспа выпутывал.
Когда же Тарасмунд взял жену, к Ульфу с Аргаспом еще и Агигульф
прибился. И не прогнали его, ибо никому Агигульф был тогда не нужен, даже
дедушке Рагнарису. Тогда Гизела первого ребенка своего родила, он потом от
чумы умер.
Пока дедушка Рагнарис над первым внуком слюнями умиления бороду
увлажнял, Ульф с Аргаспом мальчика Агигульфа в бург с собой взяли. Когда
сравнялось Агигульфу четырнадцать зим, в мужской избе, что близ капища, в
воины был посвящен Хродомером, старейшиной нашим, да жрецом Вотана. Тем же
летом в поход с Ульфом ушел Агигульф.
Это уже потом дядя Агигульф понял, что там, где Ульф, - в тех походах
ни славы, ни богатства добыть себе невозможно. Ульф одно хорошо умеет:
добывать приключения себе на голову, в переделки, беды да неприятности
попадать и нести ущерб и урон. Правда, никогда не предаст друга Ульф,
никогда в беде не бросит. Зато все остальное, точно сговорившись, и
предает, и в беде бросает: реки разливаются, камни осыпаются, лошади ржут
невовремя, когда в засаде стоишь. Будто особым нюхом чует дядя Ульф
заранее, когда походу неудачным быть, и идет в этот поход.
В тот раз, когда дядя Агигульф с ним впервые пошел, пожалуй что и
обошлось без серьезной беды. Теодобад был тогда еще молодой, задору было
много, а опыта мало. За опытом, считай, и пошли в поход тот.
Прогулялись они по землям герульским. Пощипали герулов. Доблести
проявили много, только толку с этого почти не было. В том году у герулов
недород случился. У нас тоже недород был, от недорода и на герулов пошли -
думали, в стороне от нас герулы живут, может, у них что-нибудь уродилось и
можно отнять. Герулы же сами были голодны и свирепы.
Дядя Ульф в стычках с герулами несколько раз дядю Агигульфа от верной
смерти спасал. Безмолвно обучал его. Эта-то учеба, говорил нам потом дядя
Агигульф, сильнее всего в память ему и запала. Хотя у дяди Агигульфа
сомнение насчет Ульфа есть. Думает он, Ульф больше потому его спасал, что
дедушкиного гнева опасался.
Сам Ульф из того похода невредимым вышел, чего обычно с дядей Ульфом
не случается. Видимо, потому, что рядом Агигульф был, от беды его оборонял
своей удачей. Так дядя Агигульф считает.
В том походе Агигульф два подвига совершил. Во-первых, он посеял свое
семя среди герулок, что особенно отмечал в рассказах. Впервые тогда посеял
свое семя Агигульф, потому и запомнилось ему это. После он много семени
посеял. Но тот посев с особенным чувством вспоминает. А всходов так и не
видел. Может, и не было всходов. Только об этом я дяде Агигульфу никогда
не говорю. Та герулка, говорит дядя Агигульф, не рабыня была, а свободная.
Другой подвиг в том заключался, что в походе том завладел Агигульф
добычей - мечом узким и длинным. Ульф сказал, что меч этот спатой
называется - ромейской работы меч, из-за Данубия. Таким мечом с лошади
разить хорошо.
Когда в бург приехали, Агигульф хвалиться спатой стал. Нравилось ему,
что другие завидуют. На спор хотел жердину спатой перерубить, но ударил
неумело, и сломалась спата.
Все, кто смотрел, как Агигульф хвастает, засмеялись и ушли, одного
его бросили со спатой сломанной. А Агигульф, хоть и взрослым уже стал, в
походе побывал, семя свое посеял, смерть близко видел - заплакал, точно
маленький. Так его Ульф и нашел.
И сказал Ульф, что спата Агигульфу все равно не годилась. Лучше бы
сделать из стали этой что-нибудь более подходящее.
Агигульф захотел кинжал большой сделать из обломков спаты. Благо в
бурге кузнецов хватает. Ульф же спросил, чем платить он кузнецу будет. Ибо
добычи из похода они не принесли, а недород был большой. Не знал Агигульф,
чем платить.
Тогда и дал ему Ульф добрый совет. Не к здешним кузнецам идти, а к
нашему сельскому кузнецу Визимару. Визимар, мол, не хуже сделает. За
работу же трудом с Визимаром расплатиться. Кузнецу все равно в огороде
копаться недосуг, зарос у него огород бурьяном в человеческий рост.
И кинжал делать отсоветовал. Спросил у Агигульфа: видел, мол, кое у
кого топорики метательные? У герулов сейчас мало кто этими топориками
обзаводится. Не в почете они нынче. А напрасно, ибо оружие страшное и
полезное. Только владеть им умение надобно. Чем коварнее оружие, тем
больше умения оно требует, сказал Ульф.
Агигульф на то фыркнул: не оружие это, а игрушка детская. Ульф же
отвечал, что топорик этот легкий, руку не тянет, а бросить его можно на
далекое расстояние и неожиданно. На щит такой топорик поймать нетрудно, но
бывает и так, что оказывается он весьма полезным. Тут все от обстоятельств
зависит и от умения.
И уговорил Агигульфа. Советов Ульфа все слушали. Ульф только себе
присоветовать не мог; другим же хорошие советы давал.
И сказал еще Агигульфу Ульф, что покажет ему, как топориком
действовать. Терпения много понадобится Агигульфу, чтобы научиться как
следует метать его.
Как решили, так и сделали. Отработал Агигульф у Визимара; а как
топорик герульский сделать, про то Ульф Визимару рассказал. Ульф еще
сызмальства у Визимара в кузнице просиживал, так что знали друг друга
хорошо. Тянуло Ульфа к тайнам кузнечным.
Топорик получился на славу. Тут Ульф в новый поход ушел, а Агигульф
дома остался, потому что так дедушка велел. С топориком Агигульф не
расставался, при себе носил. Холил и лелеял, как мать дитя.
Запала мысль Агигульфу надпись магическую на топорике сделать: "Пью
кровь". В нашем селе грамоту знал один только человек - годья Винитар.
Храм Бога Единого тогда годья воздвигал. Прежде воином был годья. Когда
Агигульф с просьбой своей пришел и от работы его оторвал, рассвирепел
годья и крестом деревянным огрел Агигульфа. Чего захотел! Чтобы надпись
языческую да греховную на оружии ему вывел! Пока Агигульф ноги уносил,
годья вслед ему орал: "Велено было возлюбить ближнего своего!" И крестом
угрожающе потрясал. Годья человек кроткий, но не любит, когда Бога Единого
обижают.
Стал тогда думать Агигульф, как бы ему в бург выбраться, где тоже
люди были, грамоте знающие. Пошел тогда на военную хитрость Агигульф. На
охоту он отправился и оленя взял. После же хмурость на лицо напустил и
сказал Рагнарису, что сон ему был: оленя Теодобаду отвезти надо. Дедушка
спрашивал своих богов, так ли это, и боги подтвердили: да, так. И повез
Агигульф оленя в бург.
Пока оленя ели, нашел Агигульф человека, который писать умел и не
посчитал, что надпись "Пью кровь" на топорике так уж обижает Бога Единого.
Начертал слова эти для Агигульфа; Агигульф в тот же день на рукояти
надлежащие знаки вырезал: "DRAGKA BLOTH".
И вернулся из бурга с надписью на рукояти.
Эту надпись дядя Агигульф нам с Гизульфом часто показывал,
рассказывал, что вырезывание знаков было великим таинством. Глубокой
ночью, в новолуние, горели кругом костры. В круге костров сидел Агигульф
один и вырезал знаки, только звезды и волки свидетелями были; дружина же
Теодобадова за пределами круга стояла, от ужаса млея. И даже Теодобад
стоял и ликом бледен был.
После Теодобад Агигульфу десять пленных герулов и десять гепидов, в
рабство обращенных, и десять иных рабов отдал. И убил их Агигульф; кровью
же их костры те загасили. Топором "Пью кровь" убил. После того стал топор
этот непобедимым и против герулов, и против гепидов, и против иных врагов.
Много раз помогал "Пью-Кровь" Агигульфу, много раз жизнь его спасал.
Рассказывал Агигульф, что однажды, устав от опеки Рагнариса, который, как
наседка над цыплятами, над ним, Агигульфом, кудахчет, от скуки изнемогая,
решил на север прогуляться. На севере же, в двадцати днях пути, два
племени живут, на диво злобные и свирепые. Между этими племенами поле есть
и на поле том, ни на миг не прекращаясь, и днем, и ночью битва кровавая
кипит. Племена же те обширны, и воины могучие там не переводятся.
Спросили мы с Гизульфом, какого языка те племена. Дядя Агигульф
ответил, что племена эти столь свирепы, что и языка не имеют, а только
рычат от ярости, пеной исходя. Но дядя Агигульф уже не раз там был и умеет
с ними объясняться, длинные беседы яростным рыком ведя. Ибо словоохотлив
тамошний народ, медовухи испив.
Вот Агигульф, от скуки спасаясь, и поехал к вождю одного из этих
племен - медовухи попить и в ратной потехе участие принять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30