- Ну уж нет, - прервала его Сайсели, почувствовавшая, что он их
дразнит, - он вылитый отец. Со мной у него нет ни малейшего сходства.
- Вот как? - ответил Джекоб. - Ладно, я выскажу свое мнение, когда
увижу отца... А кстати, дайте-ка мне перечитать записку, которую человек в
плаще передал Эмлин.
Сайсели дала ему записку, и он стал внимательно изучать ее. Потом
безразличным тоном промолвил:
- На днях я видел список христианских пленников, спасенных от турок
императором Карлом в Тунисе. Среди них имеется некий Хуфлит, обозначенный
как английский сеньор и его слуга. Вот мне и кажется...
Сайсели так и бросилась на него.
- Жестокий, злодей! Сколько времени знали это - и слова не проронили!
- Потише, миледи, - сказал он, отступая. - Я узнал это лишь вчера в
одиннадцать часов вечера, когда вы уже спали сном праведным. Вчера ведь не
сегодня, потому я и сказал: на днях.
- Можно было меня разбудить. А теперь живо говорите, где он.
- Откуда мне знать? Во всяком случае, не здесь. Но в этом документе
говорилось...
- Что же в нем говорилось?
- Стараюсь припомнить, да память мне изменяет. Может, и с вами такое
случится, когда вы доживете до моих лет, если небу угодно будет...
- О, хоть бы ему угодно было заставить вас рассказывать толком! Что
говорилось в документе?
- А, вот, припомнил! В примечании, имевшемся среди прочих новостей.
Упомянул ли я о том, что это было письмо от посла его королевской милости
в Испании? Пишет он такими каракулями, что ничего не разобрать. Ну, ну, не
торопите меня. Так вот, говорилось там, что означенный "сэр Хуфлит" -
посол снабдил это имя вопросительным знаком - и его слуга - да, да, я
уверен, что речь шла и о слуге, - что оба они, будучи очень злы на турок
за то, как обходились с ними эти нехристи-нет, я забыл прибавить, что их
было трое, третий - священник, который поступил иначе; так вот, будучи
очень злы, они остались там, чтобы вместе с испанцами сражаться против
турок до окончания военных действий. Теперь я все сказал.
- Все - и как это мало! - вскричала Сайсели. - Но все же лучше, чем
ничего. И зачем это женатому человеку понадобилось плыть за море, чтобы
мстить несчастным, невежественным туркам?
- А почему нет, - вмешалась Эмлин, - если он, как твой супруг,
считает себя вдовцом?
- Да, я забыла. Он думает, что меня нет в живых; да и его скоро не
будет в живых; может быть, и сейчас уже нет, - ведь эти безбожные, злобные
турки убьют его. - И она залилась слезами.
- Я забыл добавить, - поспешно сказал Джекоб, что в другом письме,
помеченном более поздним числом, посол сообщает, что поход императора
против турок прерван до весны и что участвовавшие в нем англичане
сражались с великой доблестью и все возвратились живы и невредимы, но на
этот раз имена их не упомянуты.
- Все возвратились! Если бы мой муж умер - а он не мог умереть
бесславно, как трус, - то разве говорилось бы в письме, что все
возвратились? Нет, нет, он жив, но вернется ли - кто знает? Может быть, он
еще куда-нибудь отправится или останется в Испании и женится там.
- Это невозможно, - с поклоном сказал старый Джекоб. - Раз вы были
его женой, это невозможно.
- Невозможно, - повторила Эмлин. - Ведь ему надо еще свести счеты с
этим Мэлдоном! Мужчина может забыть свою возлюбленную, особенно если он
думает, что ее нет в живых... Но раз он остался за границей, чтобы
сражаться с турками, которые с ним плохо обращались, так уж наверно
возвратится домой, чтобы расправиться с аббатом, который разорил его и
убил его жену.
Наступило молчание. Золотых дел мастер, чувствуя, что всем невесело,
поторопился прервать его.
- Да, он несомненно возвратится на родину. По тому, что нам известно,
может быть, уже и возвратился. Мы тоже должны предъявить счет этому
аббату. Он, конечно, негодяй, но не следует думать, что все без исключения
аббаты злодеи. Теперь же, миледи, я расскажу вам, что мне удалось сделать;
и, может быть, вам это понравится больше, чем мне самому. Вчера вечером я
повидался с лордом Кромуэлом, с которым у меня немало своих дел, у него в
доме, в Остин Фрайерс, и изложил ему ваше дело. Как я и предполагал, этот
подлый обманщик Ли о нем с ним и не заговаривал, рассчитывая вытащить из
пудинга все сливы, а хозяину своему передать уже объедки. Он просмотрел
ваши документы, достал ходатайства аббата к сравнил то и другое. Затем он
взял мою просьбу на заметку и сразу же спросил: "Сколько?"
Я сказал: "Тысячу фунтов в качестве займа королю". Заем этот
возвращать не придется, а в качестве возмещения я прошу - от вашего имени
- все земли аббата в добавление к вашим собственным, когда земли
означенного аббата будут конфискованы, что не замедлит последовать. На это
он согласился от имени его королевской милости, ибо король весьма
нуждается в деньгах, но спросил - что же ему самому? Я ответил: пятьсот
фунтов ему и его шакалам, в том числе доктору Ли, причем никакой расписки
мы не потребуем. Он же сказал, что этого недостаточно: после того как
насытятся шакалы, для него останутся только обглоданные кости; я должен
предложить больше, ибо и мои требования не малые; затем он сделал вид, что
прекращает разговор. Я пошел к дверям, но обернулся и сказал, что у меня
есть чудеснейшая жемчужина, и ему, любителю драгоценных камней, может
быть, любопытно будет взглянуть на нее: жемчужина стоит не одного
аббатства. Он сказал: "Покажите!" - и вы бы только видели! - млел над нею,
как девушка над первым полученным ею любовным письмом. "О, если бы таких
было две!" - прошептал он.
"Две, милорд! - ответил я. - Да на всем белом свете нет другой такой
жемчужины!" Правда, когда я произносил эти слова, оправа второй,
приколотой к внутренней стороне моего камзола, крепко уколола меня, словно
рассердившись. Затем я взял у него жемчужину и вторично начал
откланиваться.
"Джекоб, - сказал тогда Кромуэл, - вы мой старый друг, и ради вас я
немного поступлюсь своим долгом. Оставьте жемчужину. Его королевская
милость так нуждается в этой тысяче фунтов, что я, пожалуй, возьму ее у
вас, хоть и скрепя сердце". И он протянул руку за жемчужиной, но я вовремя
прикрыл ее своей рукой.
- Сперва документ, потом плата, милорд. Я тут уже сам составил
бумагу, чтобы вам не беспокоиться, если только вы соизволите подписать.
Он перечитал, потом, взяв перо, вычеркнул пункт насчет отмены
приговора за колдовство - по его словам, это может сделать лишь сам король
или специально уполномоченные им лица, - но остальное подписал, приняв на
себя обязательство после уплаты тысячи фунтов выдать документ по форме,
подписанный королем и скрепленный государственной печатью. Так как ничего
большего добиться было невозможно, я сказал, что это нам подходит, и
оставил ему вашу жемчужину. Он же обещал со своей стороны побудить его
величество принять вас; и я не сомневаюсь, что он не замедлит это сделать
ради пресловутой тысячи фунтов. Правильно я поступил?
- Разумеется, конечно! - вскричала Сайсели. - Кто бы устроил все хоть
вполовину так же хорошо?
Едва она успела произнести эти слова, как со двора раздался громкий
стук в дверь, и Джекоб побежал открывать. Почти тотчас же он вернулся,
ведя за собой посланца в роскошной одежде, который поклонился Сайсели и
спросил, не она ли леди Харфлит. Услышав в ответ, что таково действительно
ее имя, он сказал, что ему поручено передать ей повеление его милости
короля явиться к нему сегодня в три часа пополудни в его дворец Уайтхолл и
привести с собою Эмлин Стоуэр и Томаса Болла, чтобы держать перед его
величеством ответ по обвинению в колдовстве, возбужденному против нее и
против них; и горе ей, ежели она попытается от этого уклониться.
- Сэр, - ответила Сайсели, - я не замедлю явиться, но скажите мне:
должна ли я считать себя заключенной?
- Нет, - сказал вестник, - поскольку мастер Джекоб Смит, которому его
милость изволит доверять, готов поручиться за вас.
- И за тысячу фунтов, - проворчал Джекоб себе под нос, когда он с
низким поклоном провожал королевского посланца к выходу. При этом он не
преминул сунуть золотую монету в руку, которой тот помахал ему на
прощание.

15. ЧЕРТ ПРИ ДВОРЕ
Было половина третьего, когда Сайсели с ребенком на руках и в
сопровождении Эмлин, Томаса Болла и Джекоба Смита очутилась на парадном
дворе Уайтхоллского дворца. Кругом было много людей, пришедших по своим
делам, и сквозь эту толпу беспрестанно прокладывали себе дорогу герольды и
солдаты, крича: "Расступись! Именем короля, расступись!" Толкотня была
такая, что некоторое время даже Джекоб не мог привлечь к себе внимания,
пока наконец он не заметил герольда, который приходил к ним утром, и не
кивнул ему.
- Я уже высматривал вас, мастер Смит, а также леди Харфлит, -
произнес этот человек, отвешивая поклон Сайсели. - Вам назначена аудиенция
у его королевской милости, не так ли? Один бог знает, удастся ли вам ее
получить. В приемной полно людей, принесших известия о мятеже на севере, а
также вельмож и советников, ожидающих распоряжений и денег, главным
образом денег. Одним словом, король отменил на сегодня все аудиенции: он
никого принять не может. Так сказал мне сам лорд Кромуэл.
Джекоб вынул из кошелька золотую монету и стал вертеть ее в пальцах.
- Понимаю, благородный герольд. Все же вы, может быть, попытались бы
послать кого-нибудь к лорду Кромуэлу? Если да, то вот эта мелочь...
- Попытаюсь, мастер Смит, - ответил тот, протягивая руку за
червонцем. - Но что ему передать?
- О, скажите, что Розовая жемчужина хотела бы узнать у его милости,
где можно получить в долг тысячу фунтов без процентов.
- Странный вопрос, на который я сам, пожалуй, ответил бы: нигде, -
сказал герольд. - Но, во всяком случае, найду кого-нибудь, кто передаст
это лорду Кромуэлу. Постойте тут, в крытом проходе, чтобы не мокнуть под
дождем. Не бойтесь, я мигом вернусь.
Они сделали, как он сказал, и были очень рады, ибо начало моросить, и
Сайсели боялась, как бы не простудился мальчуган, на которого пребывание в
Лондоне влияло не очень хорошо. Так стояли они, развлекаясь зрелищем
пестрой толпы людей, шнырявших туда и сюда. Болл, для которого все это
было совершенно ново, изумленно открыв рот, созерцал людскую толчею; Эмлин
быстрым взглядом пронизывала каждого, а старый Джекоб шепотом сообщал
всевозможные, большей частью нелестные, сведения о всех проходящих мимо.
Что касается Сайсели, то вскоре мысли ее унеслись далеко. Она знала,
что сейчас решается ее судьба, что, если нынче все обойдется хорошо,
врагов ее, наверное, постигнет возмездие, а она в богатстве и чести
проведет остаток своей жизни. Но не об этом она мечтала - сердце ее было с
Кристофером; без него все прочее не имело смысла. Где-то он сейчас? Если
то, что рассказал Джекоб, было верно, он пережил много опасностей, но еще
недавно был жив и здоров. Однако в те времена смерть настигала человека
внезапно, поражая его молнией из неожиданно собравшихся туч или даже с
ясного неба, - так что кто мог сказать наверное? Кроме того, он думал, что
ее нет в живых, и потому, быть может, не старался беречь себя или же -
самая ужасная мысль - взял в жены другую, что было бы вполне естественно.
О, в таком случае...
В это самое мгновение шум какой-то перебранки вернул ее к
действительности; и, подняв глаза, она убедилась, что Томас Болл вовлекает
их в неприятность. Какой-то толстый неотесанный парень с огненно-красным
бугристым носом, несколько подвыпивший, забавлялся тем, что поднимал на
смех деревенский облик и рыжие волосы Томаса, громко спрашивая, не
пользуются ли им в качестве пугала на его родных полях.
Сперва Томас довольно спокойно переносил эти насмешки, задав со своей
стороны другой вопрос: не помогает ли нос толстого парня лондонским
хозяйкам зажигать огонь в печи? Тот, заметив, что над ним потешаются
больше, чем над Томасом, указал своим приятелям на ребенка, которого
Сайсели держала на руках, и спросил: не кажется ли им, что он вылитый
папаша? Тут вся ярость Томаса прорвалась наружу, хотя шутка была глупая и
безобидная.
- Ах ты, паршивый лондонский подонок! - вскричал он. - Вот я покажу
тебе, как оскорблять леди Харфлит мерзкими шуточками! - И, протянув свой
огромный кулак, он, словно железными клещами, вцепился в багровый нос
своего недруга и принялся крутить его, пока пьянчуга не завопил от боли.
Тут сбежалась стража и Томаса едва не схватили за нарушение мира в
королевском дворце. И он, наверное, был бы задержан, несмотря на все, что
Джекоб Смит делал для его вызволения, если бы в то же мгновение не
появился человек, при виде которого вся собравшаяся во дворе толпа
расступилась с низкими поклонами, человек средних лет с умным,
проницательным лицом. На нем было богатое платье, отороченный мехом
бархатный плащ и такой же берет.
Сайсели сразу же распознала в нем Кромуэла, самого могущественного в
Англии, после короля, вельможу, и старалась хорошенько запомнить его,
прекрасно понимая, что в руках Кромуэла и ее судьба, и судьба ее сына. Она
отметила и узкий, маленький, как у женщины, рот, и маленькие карие глазки,
посаженные близко друг к другу и окруженные тонкими морщинками, что
придавало им хитрое выражение, и, отметив все это, испугалась: перед ней
был человек, который сейчас, по всей видимости, мог считаться ее другом,
но если бы ему случилось оказаться врагом - а ведь однажды его уже
подкупили, чтобы он стал врагом ее отца, - он проявил бы к ней не больше
жалости, чем паук к мухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40