Именно это качество всегда приносило ей победу над врагом.
– Весьма. Итак, я заглянула в него и была поражена. Во-первых, он надежно защищен от наших взглядов, и Стражи у него необычные. Не знаю, смогли бы Князь или ты зайти дальше, окажись вы на моем месте, но остальным ходу нет. Ни демонам, ни чародеям, ни иным, обладающим властью.
– Не может быть.
– Однако же есть. Кассария не просто благоволит к нему. Кассария еще и нуждается в нем, как никогда и ни в ком не нуждалась. Мне не хотелось бы преуменьшать могущество моего супруга Барбеллы, он действительно был великим, и не только для человека, – молчи, отец! Но его потомок Зелг Ралеас да Кассар носит в себе силу и власть, недоступную иным.
– Допустим. – Каванах шевельнул хвостом. – Допустим. Но ты сказала «во-первых». Значит, есть еще и во-вторых.
– Во-вторых, его Стражи не пропустили меня дальше порога, хотя я не стояла сложа руки, а он, похоже, вообще не догадывается об их существовании. Не думаю, что он понял, что происходит.
– А вот это невероятно!
– Тем не менее это так. Мне показалось, отец, что он боится даже думать о том, что скрыто в тайниках его души. Он ощущает эту бездну и ее яростную силу и старается похоронить ее как можно глубже. Вот почему он не любит проливать кровь и так отчаянно цепляется за смешные слова. Он боится себя подлинного, который может восстать однажды над миром и во весь голос заявить свои права. Мальчик будто запечатал сосуд со своим могуществом и теперь, как цепной пес, охраняет его от всякого, кто захочет сломать печать.
– Ты ни о ком не отзывалась так, – признался маршал.
– Не о ком было. Этот юный герцог тронул мое сердце. И не только мое. Посмотрел бы ты, как они служат ему, отец.
– Покорно и преданно?
– Верно и с любовью.
– Что ж, мы можем помочь ему обрести себя.
– Нет, мы не станем. – Яростная провела перед собой огненную черту. – Он должен сам сделать выбор, Каванах!
Огромный демон сладко потянулся на своем ложе.
– Вижу, ты не жаждешь, чтобы он изменился.
– Ты, как всегда, прав, отец. Он необычный, другой. Он – мой мальчик, – произнесла она с нажимом. – У него волосы цвета лунного серебра. У него глаза Барбеллы – глаза цвета лиловой ночи. Ему удается сохранять мир посреди войны и свет во тьме. Пускай все решит судьба.
– Князь хочет узнать пророчество и завладеть Книгой во что бы то ни стало.
– Мы покоряемся воле Князя, – склонила голову прекрасная Моубрай, – но можем сделать лишь то, что в наших скромных силах. Кроме нас с тобой есть и другие – Сатаран, Кальфон, Малакбел, Астрофель, Форалберг, которые постоянно кричат о своем непомерном могуществе. Пусть однажды они принесут ему желанную победу.
– Ты всерьез полагаешь, что сей одаренный малыш сможет противопоставить хоть что-нибудь силам Ада?
– Я не видела ничего такого, что он мог бы выставить против нас. Смешно и нелепо было бы убеждать тебя, что наше поражение неизбежно. У меня нет доказательств. Но я редко ошибаюсь в предчувствиях, иначе ты и не советовался бы со мной. А предчувствия говорят мне, что эта война будет сильно отличаться от предыдущих. Зелг станет сражаться не за пророчество и Книгу, и не за толику своих сокровищ, а за эту беглую душу – он к ней весьма расположен. И за Кассарию, потому что он любит ее всем сердцем, хотя и не использует ее могущества. И его подданные будут биться не за власть и славу, а друг за друга.
– Полагаешь, это сможет остановить наши непобедимые легионы? Ты представляешь себе, что Кассар, воспитанный вдалеке от своей вотчины несведущими и мелкими людишками, способный разве что поднять несколько мертвых, выиграет поединок с Сатараном? Или в его игрушечном войске отыщется воин, который выстоит в бою против несокрушимого Малакбела? До сих пор кассарийцы побеждали. До сих пор кассарийцы вели в битву тьмы павших и призывали на помощь силы, о которых Зелг может только прочитать в книгах, к коим так привязан. – Маршал Тьмы помолчал, а затем взглянул в сверкающие расплавленным золотом глаза дочери и твердо молвил: – Ты могла бы выиграть ту битву, я уверен. Просто ты уже не хотела победы. Ты желала Барбеллу.
Она улыбнулась. Улыбка эта показалась Каванаху ярким и хрупким мотыльком, что неведомо каким чудом залетел сюда с поверхности. Слишком непривычной и неуместной была подобная улыбка в Преисподней – легкая, мечтательная, нежная и печальная. Улыбка любящей женщины, а не грозной демоницы, повелевающей легионами Темных Душ. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее – она была ему неприятна. А когда открыл, лицо его дочери стало прежним – таким, как он привык: холодным, жестким и непроницаемым.
– Я могу только предполагать, как станут развиваться события. Однако Бэхитехвальд уже побежден, что не стоит упускать из виду. Не забывай, что я предупредила тебя, отец: этого, как ты его назвал, «жалобного» моего потомка тебе так просто не проглотить. Он застрянет у тебя в глотке. Я бы не стала так рисковать.


Подсознательно мы делим врагов на съедобных и несъедобных.
«Пшекруй

– Слепой оборотень как-то сказал мне, что никто не измерил силы людской крови, – хмыкнул Каванах. – Кто знает, может, он был прав?
– И еще, – жестко усмехнулась маркиза Сартейн, – пару слов о «глуповатом минотавре, которому повезло».
– Да?
– Я бы на твоем месте навсегда избавилась от лазутчика, посмевшего доложить тебе подобную чушь. Сей минотавр, имя которому Такангор, представляет для нас отдельный интерес.


* * *

Проснувшись поутру в решительном и твердом расположении духа, Зелг понял, что обязан сделать что-нибудь значительное. Коль уж судьба распорядилась таким образом, что жизнь его может закончиться в каком-то диком Липолесье спустя несколько дней, нужно совершить необычайный поступок, принести пользу обществу, оставить после себя память на долгие годы. Войти героем в историю Кассарии, наконец.
Перебрав в уме несколько возможных подвигов, герцог остановился на самом внушительном. И полез на подоконник – измерять длину штор.
Спустя несколько минут он уже был на конюшне. Самолично оседлал коня и отправился в Виззл, в известный на всю округу магазинчик «Лоскутки», где продавались самые разнообразные ткани. Знатоки поговаривали, что кабы тиронгийские модницы так не боялись умертвий и оборотней, то их силком нельзя было бы отсюда вытащить, ибо выбор товаров тут действительно впечатлял.
Герцог мечтал приобрести для своей спальни ткань с каким-нибудь нейтрально-милосердным рисунком, вроде бабочек, пчелок или трогательных резвящихся зверушек на успокаивающем голубом либо зеленом фоне.
Как выразился бы по этому поводу Агапий Лилипупс, герцог хотел «одним зайцем убить сразу всех» – то есть купить новые занавески и заодно приободрить своих подданных, внушить им немного стойкости и оптимизма перед грядущими испытаниями. Однако выяснилось, что внушать в Виззле стойкость и оптимизм некому, а вернее – незачем.
Пережив один неприятный день после объявления войны и слегка погоревав, как того требуют приличия от всякого здравомыслящего существа, граждане Кассарии решили, что этого вполне достаточно и уже никто не посмеет упрекнуть их в легкомысленном отношении к происходящему. Потому, когда Зелг все еще терзался и скорбел в своих покоях, усугубляя душевные муки созерцанием жутких шпалер, Виззл зажил прежней жизнью.
Молодой герцог шел по многолюдным улицам, мимо переполненной харчевни и магазинчиков, в которых толпились покупатели, мимо цветущих садиков, в которых с упоением что-то подстригали, выщипывали и дергали трудолюбивые пейзанки, мимо шумных стаек резвящейся детворы – и не верил своим глазам.
Из трубы над кузницей Альгерса валил черный жирный дым, оттуда доносились звонкие удары о наковальню, а над воротами висела табличка: «Суперстойкие доспехи и универсальное оружие, обработанное взглядом Горгоны. Предложение действительно только до сражения в Липолесье».
Сам кузнец, закопченный, как любимая сковорода усердной поварихи, фыркал у колодца, обливаясь холодной водой. Судя по всему, работы у него хватало.
На окраине, в тени дубов, усердно тренировались шеннанзинцы и воины «Великой Тякюсении».
В харчевне «На посошок» Зелгу несказанно обрадовались все – и хозяин, и посетители. Гописса, со словами «Ешьте, пейте, вам такого в замке не приготовят», подал ему запотевший кувшин своего знаменитого сидра и уставил стол блюдами и тарелками с теплыми, воздушными, тающими во рту булочками и крендельками. Тут же кто-то предложил тост «За великих Кассаров», и все его поддержали, а Зелг засмущался.
Выпечка Гописсы отличалась одним любопытным свойством: ты принимался за еду вне зависимости от того, голоден или сыт. Так и герцог не смог оторваться от угощения и уписывал за обе щеки под отеческим взглядом хозяина.
– Слыхали последние новости? – спросил тот, когда решил, что мессир Зелг заморил червячка и теперь способен к осмысленной беседе.
– Какие именно? – уточнил осторожный Зелг.
Вроде бы сегодня утром гном-секретарь Холгар – редкостный буквоед и зануда – сделал ему доклад о последних событиях в стране и мире, так или иначе затрагивающих интересы Кассарии, но практика показывала, что жизнь полна сюрпризов и почти все они заботливо припасены для одного-единственного некроманта.
– Вчера в наших краях появилась любопытнейшая особа минотаврского происхождения.
Зелг поперхнулся.
Такангора он любил и почитал, но даже представить не мог, как вынесет еще одного минотавра. Затем ему почудилось, что это прибыла с визитом мадам Мунемея Топотан, легендарное имя которой с легкой руки ее сына знали уже и за пределами Тиронги, и он побледнел как простыня.
Если свести в одном месте сурового Такангора, решительного Лилипупса и властную Мунемею, остальным разумнее сразу удариться в бега.
– Юная дама, – продолжал между тем Гописса, знать не зная, какие демоны терзают душу его несчастного повелителя. – Весьма хорошенькая, рассудительная и, я бы сказал, волевая. Приятное сочетание качеств, редко встречающееся у девушек. По роду занятий – воительница. Альгерс высоко оценил ее доспехи и оружие, сказал – производства старинного, но на их качество это повлияло, скорее, положительным образом. Старые мастера знали свое дело. Вот, помнится, достался мне в наследство от бабки один котел… Да! – вскричал он, и Зелг подпрыгнул. – Вы же ничего не знаете о моей бабке, а она славилась на всю округу своей фигурой и пончиками.
Гописса вытер руки о фартук и пододвинул табурет к столу. Стало ясно, что рассказу о котле и бабке он намерен посвятить значительное количество времени.
– Так что с этой особой?… – робко спросил герцог, понимая, что лишает верного слугу удовольствия поговорить о старых добрых временах, когда все было лучше, чем теперь, и любимых родственниках, которые совершали деяния, недоступные молодому поколению.


По мере того как проходит время, наши предки совершают все более славные подвиги.
Веслав Брудзиньский


– Сей котел она привезла с собой в качестве приданого. Как гласит семейное предание…
– …с юной особой, воительницей и минотаврихой, чьи доспехи…
– …еще ее прадедушка взял в Сэнгерае в качестве военного трофея…
– …высоко оценил Альгерс…
– …а он что ни попадя домой не тянул, потому что был человек хозяйственный, разумный и любил крохоборствовать с толком…
– …и куда она теперь делась…
– …бабка утверждала, что в нем что ни возьми, пиракаши или там суп, готовится совсем по-другому…
– …и знает ли об этом милорд Такангор…
– …не иначе, колдовство какое…
– …и что он говорит по этому поводу…
– …а я так думаю, что это просто хорошая работа…
– …я уже и так волнуюсь за него – вы же знаете, что наши уважаемые амазонки слишком открыто и рьяно проявляют свое неравнодушное отношение…
– …потому что в старину не умели делать спустя рукава…
– …и еще одна решительная дама-воительница может стать последней каплей в чаше терпения…
Гописса не был великим мыслителем, но и он понял, что они с Зелгом говорят о разных вещах. Он замолчал, осмысливая вышеописанную беседу.
– Куда она подевалась? – терпеливо повторил герцог.
– Умерла.
– Когда? – вскричал бедный некромант, не веря своим ушам.
– Да уж полвека тому.
– Не может быть, – твердо сказал Зелг.
– Почему? – заинтересовался Гописса.
– Вы только что сказали, что она вчера появилась в наших краях.
– Не говорил.
– Нет, говорили.
– Не мог я такое брякнуть.
– Но сказали же!
– О бабке?!
– О минотаврихе!
– Она у меня чистокровная человечица! – вскричал удивленный трактирщик. – Ну, было там чуток гоблинской крови, чего греха таить, пращуры блудили понемногу, но о минотаврах разговора нет и быть не может!
– То есть как – не может! – взвыл Зелг. – Юная особа, в доспехах, минотавриха, ну? Вспомнили?
– Что ж я – совсем беспамятный? – обиделся Гописса. – Так бы сразу и сказали, милорд, а то толкуете незнамо о чем. Сия особа спросила сидру и пончиков, по рецепту той самой бабки моей…
Герцог крепко зажмурился.
– …скушала три порции, радуя персонал здоровым аппетитом, а после обратилась с прочувствованной речью к дамам Анарлет, Таризан и Барте, и как раз по поводу милорда Топотана.
– Они подрались? – тихо спросил герцог, выглядывая из окна, словно ожидал обнаружить там дымящиеся руины.
Собственно, мы недалеки от истины – именно так он и представлял себе результат столкновения дамы-минотавра и амазонок.
– Зачем – подрались? – удивился Гописса, который, как командир хлебопекарной роты, уже многое понимал в искусстве ведения войны. – Дама Цица атаковала дам Анарлет, Таризан и Барту с предложением поговорить по душам, после чего ее превосходящие силы противника заставили их организовать стремительное и неудержимое отступление.
– Они на нас обидятся, – вздохнул Зелг, рассчитывавший на обещанных павших в грядущем военном конфликте амазонок.
– Нисколько, – утешил его трактирщик, подкладывая на блюдо новые пончики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57