Я согласился.
Снова потекли годы ожидания. Я надеялся на силу Уэрта, на то, что он сможет найти обратную дорогу из Бэхитехвальда (порой мне казалось, что в пророчестве говорится и о нем), но случались дни, когда мной овладевало отчаяние. И понемногу я смирился с тем, что могу больше никогда не увидеть сына Лореданы.
Кто-то купил замок его отца и получил титул лорда Таванеля, до меня доходили обрывочные слухи, но я, глупец, не придал им значения. Я подумал, что это обычная плата за предательство, и удобнее всего воспользоваться именем угаснувшего рода. За него никто не вступится, никто не защитит попранную честь. Возможно, вы спросите, почему же этого не сделал я? Но официальное разбирательство ни к чему бы не привело; а убивать ничтожество за то, что он присвоил человеческое имя, которое ничего для меня не значило, и жалкий титул – бессмысленно. Так я думал тогда.
И вот однажды, через длинную череду посредников, мой старый должник Борромель узнал, что в Аду появилась беглая душа. Некто, не только умерший в незапамятные времена, но и бесследно канувший в Никуда, внезапно вернулся в мир и несет с собой тайное знание. Что-то такое, о чем не ведает даже владыка Преисподней и что он желает узнать непременно и немедленно. Что по следу этой диковинной души послан Бедерхем, и, значит, ее время истекло. И что душа эта не принадлежит ни человеку, ни волку, ни вампиру, ни оборотню; ни Аду, ни земле, ни Бэхитехвальду.
Нужно ли говорить вам, что я понял – это вернулся Уэрт. Не медля ни мгновения, я отправился в Ад. Там мы и встретились с судьей Бедерхемом.
Я не держу на него зла. Надеюсь, и он не испытывает ко мне ненависти. Он исполнял свой долг, и кто же виноват, что долг велит ему быть немилосердным? Я делал то, что должен был сделать, выполняя последнюю волю сестры, и просто то, что приказывало мне сердце. И кто же виноват, что каноррского оборотня не могут остановить даже демоны Преисподней, когда он слушается своего сердца?
Но если поединок с Альбой я и до сих пор вспоминаю с теплотой и гордостью, то схватку с Бедерхемом стараюсь забыть. Только у меня ничего не получается.
Бедерхем – не обычный демон, он охотник на демонов, а это что-нибудь да значит. Фаберграсс, Каванах, Борромель, Моубрай, Астрофель, Флагерон и прочие славные адские воители предпочитают не сталкиваться с ним в открытом бою. Я – не обычный, пусть даже наимогущественнейший оборотень; я – не просто небывалая помесь оборотня с вампиром и амарифским чародеем. Я – тварь Бэхитехвальда. А их страшатся даже чудовища Преисподней, и с ними предпочитает не сталкиваться сам Бедерхем.
Мы стоим друг друга.
В тот день, дорого обошедшийся нам обоим, я оставил на Ядоносных пустошах свои глаза – белые глаза твари, видевшей Нерожденного короля Галеаса Генсена и оставшейся в живых. А взамен получил жизнь демона Борромеля, одного из величайших воинов Ада.
С тех пор он живет во мне, и, значит, в определенном смысле я одержим демоном. Правда, иногда он жалуется, что жить в теле существа, отравленного ядом Бэхитехвальда, соседствовать с его мертвой душой и сожженным сердцем весьма неуютно. Тогда он с тоской вспоминает Серные озера, Огненные равнины, Дом Боли и Ледяные горы. Но Борромель – жуткий жизнелюб и потому предпочитает, чтобы все оставалось как есть.


Гигес пораздумал и предпочел остаться в живых.
Геродот

Но вы ждете, чтобы я поведал вам, удалось ли мне совершить то, ради чего я и опускался в Ад. И я вынужден признать, что дело сделано лишь наполовину. Я отыскал блуждающую впотьмах душу Уэрта и сумел вывести ее из Преисподней. Я смог отбить ее у Бедерхема и иных слуг владыки Ада, коих он послал за ней во множестве. Но схватка с Гончей Князя Тьмы отвлекла меня и истощила все силы. И потому на время я упустил сына Лореданы из виду. Но этого краткого промежутка вполне хватило тому, кто теперь носит имя лорда да Таванеля, дабы завладеть душой Уэрта.
То было могущественное заклинание. Я ничего не мог поделать. Мне оставалось только наблюдать и подыскивать Уэрту надежное вместилище. По всему Ниакроху искал я нужное мне существо, пока наконец не нашел его в Гриоме – троглодита, бедного изгнанника, волею случая утратившего свою собственную душу. Он с радостью согласился дать приют моему племяннику.
Насколько мне известно, все время, пока мы ждали Бесстрашного Суда, новый хозяин души лорда Таванеля стремился выпытать у нее все, что она знает о королевстве Галеаса Генсена и о древнем пророчестве Каваны. Но все попытки его окончились крахом. Я не знаю, что это за существо, но оно очень сильное и опасное. И его интересуют три вещи: Кассария, Бэхитехвальд и Кавана.
То же самое, что больше всего интересует и Князя Тьмы».
Записано со слов князя Гуго ди Гампакорты, в замке Кассар, в год 11203 от Сотворения Ниакроха, в последний день Бесстрашного Суда, главным эльфом-летописцем Залипсом Многознаем.


Некоторые колдуны устраивают настоящие убежища для блуждающих душ. И если кто-нибудь потерял свою душу, то он может за установленную плату достать здесь другую.
Брендан Фрэзер



* * *

– Отчего же мы до сих пор сидим и мирно беседуем, господа? – всполошился Зелг.
– Да-да, – поддержал кузена Юлейн. – Бедная душа все это время томится в плену. Кстати, а где она томится – в животе или в голове? Порой мне кажется, что моя душа тоже томится, как птица в клетке. Вот как услышу от маркиза Гизонги о том, что нерачительно распоряжаюсь казной, играя на паялпе; или, скажем, душенька Кукамуна потребует пригласить в гости тещеньку Анафефу – так сразу со мной делается что-то вроде припадка. Душа уходит в пятки, и они становятся такими одухотворенными. А все прочее – нет. Напротив, как-то безрадостно тупеет. Вот просто-таки ощущаю себя рыбой фусикрякой, приготовленной по фамильному рецепту…
– И отталкиваясь от этой неординарной мысли, снова вернемся к вопросу о племяннике князя, – ловко ввернул маркиз Гизонга, когда его обожаемый монарх остановился на секунду, чтобы перевести дух.
– Нет смысла торопиться, – вздохнул Гампакорта. – Во-первых, тот, кто носит имя Таванеля, и сам чего-то ждет. Конечно, заклинание об обязательности явки на Бесстрашный Суд еще никогда не давало сбоя. Но сдается мне, он пришел сюда совершенно добровольно. Его манит Кассария и ваши тайны, ваше высочество.
– Нет у меня никаких тайн! – замахал руками некромант. – Я не извращенец, я только учусь.
– Есть, пусть вы о них и не подозреваете. Планида у вас такая.
И Думгар согласно закивал огромной головой – именно такая и никакая иначе.
По логике вещей, в беседе должна была бы образоваться небольшая пауза, но Мардамон этого не допустил.
– Кстати, – сказал он, подступая к задумавшемуся королю, и тот удивленно вскинул взгляд: хорошенькое – «кстати», но упорного жреца никакие взгляды не пронимали. – В каземате мне было откровение. Яркое, сильное и не допускающее двояких толкований. Нужно явить меня народу всей Тиронги и упрочить мое влияние среди простых граждан. – Он солидно откашлялся и возвестил: – Богам будет угодно, если мы отчеканим рупезы с моим изображением.
– Казню, – кротко пообещал Юлейн.
– А вот это богам будет неугодно. – Жрец печально почмокал губами. – Зря вы протестуете, молодой человек. Мы бы с вами отлично смотрелись рядом. Два величественных, гордых профиля.
– В данный момент государь сосредоточен на другом, – сказал граф да Унара.
– Потом может быть поздно, – предупредил Мардамон.
– Мы рискнем.
– Вот-вот, – подхватил Зелг, и сам размышлявший о возможных опасностях. – Рискованно оставлять без присмотра лорда Таванеля.
– Что вы думаете, он там безнадзорный сидит? Все это время его стережет Борромель, – поделился Мадарьяга. – Я безоговорочно верю нашим ветеранам, но никому еще не помешал мощный резерв в лице демона, истосковавшегося по настоящему делу.
– К тому же, ваше высочество, – безжалостно продолжал слепой оборотень, – Альба намекнул мне, что вы вряд ли сумеете вызволить душу Уэрта. Вынести приговор – одно. Привести его в исполнение – совсем другое. Если нынешний хозяин души заартачится, то вы ничего не сможете сделать. Или он ошибается?
Гуго Гампакорта произнес это с такой надеждой, что Зелгу сделалось больно – ощутимо больно, как если бы кто-то ударил его. Но он не имел права обнадеживать князя.
– Мадарьяга прав, – подтвердил он едва слышно. – Я постараюсь, но ничего не могу обещать. Я не обладаю могуществом своих предков.
Предки оказались легки на помине.
– А вот и мы! – произнес радостный голос мумии. – Поиграли, проиграли и будет. Вернемся к делам.
– Вы проиграли, милорд? – с непередаваемой интонацией спросил голем. – Позвольте уточнить, сколько?
– Точь-в-точь Гизонга, когда ему приносят счета к оплате, – громким шепотом поведал непосредственный Юлейн. – Тон вежливый, а сам, того гляди, разорвет на части. Будто я его бабушку проиграл.
– Да простят меня духи предков, – встрепенулся главный казначей, – но ни за одну бабушку столько не дадут.
– Не я проиграл. Не я, – раздельно произнесла мумия.
Судья Бедерхем вздохнул, как павиан, у которого отобрали связку бананов.
– Все это очень сложно, – сказал он. – Мир в очередной раз катится в тартарары, грядут трудные времена, а я проиграл три жалованья со всеми надбавками за вредность, выслугу лет, ученую степень доктора в Кисякисах и право на беспошлинные перелеты.
– Полно, друг мой, – беспечно взмахнул рукавом Узандаф. – Еще отыграетесь. На сей раз фортуна повернулась лицом ко мне. В следующий раз повезет вам.


Судьба была к нему благосклонна, послав ему пять тузов.
Гарри Уилсон

– Не есмь такой сильномогучий колдун, как выпуклая фигура милорда Карлюзы, – внезапно произнес маленький троглодит, о котором большинство присутствующих уже успели позабыть, – однако имею крупный опыт мозга.
Все обернулись к нему. Он потупился и засмущался, но все же продолжил:
– Желаю сплестись и слиться с милордами.
Милорды, каждый из которых как раз хотел что-то сказать, слегка подавились и принялись тревожно переглядываться.
– Видите ли, – сказал деликатный Зелг, принимая удар на себя, – не все милорды имеют достаточно решимости и, в некоторой степени, расположенности к тому, что вы предлагаете. Многие, как бы это объяснить, своеобразно настроены на отношения с существами противоположного пола, желательно – одного с ними происхождения. Так легче постичь сложное устройство мира…
– Понимаю, – важно кивнул Левалеса. – Доверить свой разум чужому – сие деяние смелее, чем вручить ему собственную грибную плантацию с многоэтажной норкой. Однако принудительность в событиях есть. Сольемся разумами – и одолеем супостата.
– Советую внимать, – закивал Карлюза. – Сия инкогнита умна, хуже некуда. Мастерион Зюзак Грозный наставлял: «Ну его в пень, обормота, с его революционными идеями. Проще, согласиться, чем объяснить, почему не хочешь». Цитирую цитату по великолепной памяти.
Такангор окинул фигуру Левалесы цепким взглядом и поинтересовался:
– Карлюза, друг мой, кто сей ученый муж? Вы ведь наверняка знакомы. Я понимаю, что он – инкогнито, но мне-то ты можешь открыть эту тайну.
– Не веровал никогда, что он есть, – признался Карлюза. – Полагал, мастерион Зюзак имеет его в виду, как ваш статуй из Чесучина, – исключительно для воспитания и назидания потомкам.
Минотавр заинтересованно пошевелил ушами.
– В Сэнгерае любят на праздники воспевать хором, – признался Карлюза. – Особенная любовь распространена к грустному песнопению, исходя из непонятной, но смелой мысли, что это тоже искусство. Национальное. Сильной популярностью пользуется длинная история про поскользнувшуюся в быструю реку деву и зазря повешенного жениха.
– А при чем…
– Момент терпения, – поднял лапку троглодит. – И еще мы, троглодитусы, уважаем петь легенду про Блудящего принца.
– Да, – сказал Такангор, – тема, конечно, актуальная. Но если бы я позволил себе нечто подобное в присутствии маменьки…
– Имею в виду не любвеобильное, но много странствующее существо, – пояснил Карлюза. – Ходит туда и сюда и еще куда-нибудь. Карты нет, цели нет, пункта назначения нет.
– Блуждающий! – радостно возопил генерал Топотан.
– Я так и сказал.
– И что с этим Блуждающим принцем?
– Боюсь, он и есть он.
– Не понял.
– А между тем, я все доступно объяснил.
– Нет, не все.
– Я вам ничего не говорил, но Левалеса есть герой песенных легенд.
– Блуждающий принц?
– Вот и вы уразумели. Но тут нас настигает великая не моя тайна.
– Интересное дело, – задумался Такангор.
– Бытие троглодитуса чрезвычайно интересное и удивительное для прочих организмов, – согласился Карлюза. – А стану некромансером, сразу войду в песнопение. На века. Займу приличное место в отечественной истории, и мастерион Зюзак будет просвещать про меня юные, зеленые поколения.
Пока они беседовали, в зале случилось большое оживление.
Милорды, сообразив, как они оскоромились, ужасно обрадовались, что сливаться придется исключительно разумами, и моментально дали свое согласие.
Если не считать оригинальной манеры изложения, идея была совсем неплоха. И они обязательно осуществили бы ее, когда бы не очередное происшествие.


* * *


Вот такая вот… приключилась.
Михаил Жванецкий

Внимательный читатель, знакомый со странной традицией замка Кассар, согласно которой любой желающий может учинить здесь переполох своим эффектным появлением, не удивится, если мы скажем, что в самый ответственный момент, когда милорды уже собрались – скажем так – изъять душу лорда Уэрта у самозваного Таванеля, грянул гром.
Гром грянул отнюдь не в переносном, а в прямом смысле.
Внимательный читатель наверняка помнит, как любят являться миру высокородные демоны. Этот не был исключением и свой приход обставил как нельзя более пышно и торжественно.
Содрогалось все, что только могло, – стены, мебель, разнообразное имущество вроде посуды и всяких мелких безделушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57