– Можешь назвать это интуицией. Я нутром чувствую, что это не они.
– Но старика-то убили именно они.
– Именно для того, чтобы избежать этого, я в свое время и спрятал его.
– Но он сам звонил им, Коттон, ты же слышал его слова. Он звонил, заранее зная, что они придут за ним.
– Он платил по старым долгам. Ни одно убийство не остается безнаказанным. Сегодня Джорджа настигла расплата за то, что он совершил полвека назад. – При мысли о старом друге душу Малоуна вновь окатила волна жалости. – Ну ладно, – проговорил он, – давай займемся твоей раной.
Малоун стянул шаль с ее плеч и сразу заметил, что полотенце набухло от крови.
– Рана вновь открылась? – спросил он.
– Да, – кивнула Пэм, – когда мы ехали сюда.
Малоун снял полотенце с раны.
– Что бы ни происходило, – заговорил он, – все это очень сложно… Джордж погиб не просто так…
– Но его тело исчезло, Коттон! И тело той женщины – тоже!
– Израильтяне, видимо, умеют быстро подчищать следы. – Он внимательно осмотрел рану и убедился в том, что она действительно поверхностная. – И это лишний раз подтверждает мою правоту: в нынешних событиях задействовано много игроков. Как минимум два. Может, три или даже четыре. Израильтяне не имеют привычки убивать американских агентов, но те, что пристрелили Ли Дюранта, не церемонились. Они словно намеренно нарывались на неприятности. Израильтяне так никогда не поступают.
Малоун встал, сходил в ванную комнату и вернулся с флаконом антисептика и чистым полотенцем.
– На, вцепись в него зубами, – велел он, протягивая полотенце женщине.
Ее глаза удивленно округлились.
– Зачем?
– Мне нужно обработать рану, и я не хочу, чтобы кто-то услышал твои крики.
Глаза Пэм раскрылись еще шире.
– А эта штука щиплется?
– Сильнее, чем ты можешь себе представить.
Стефани закрыла сотовый телефон. «Брент Грин лично вышел с нами на связь и отозвал нас». Вот это да! По спине женщины пробежал холодок страха, но самоконтроль, выработавшийся за годы, проведенные в разведке, не позволил охватившим ее чувствам выйти наружу.
Повернув голову к Кассиопее, сидящей рядом с ней на заднем сиденье, она сказала:
– Боюсь, в настоящее время ты – единственный человек, которому я могу доверять.
– Похоже, ты этим разочарована?
– Я тебя почти совсем не знаю.
– Неправда, во Франции ты видела, на что я способна.
Кассиопея была права. Она прошла серьезную проверку.
Стефани знала о том, что темнокожая красавица, родившаяся в Барселоне тридцать семь лет назад, была мусульманкой, но далекой от фанатизма, имела степени магистра в инженерном деле и средневековой истории. Она являлась единственным акционером и собственником трансконтинентального конгломерата со штаб-квартирой в Париже. В конгломерат входило множество международных предприятий различного профиля, общий оборот его исчислялся многими миллиардами долларов. Начало этому бизнесу было положено ее отцом-марокканцем, а Кассиопея впоследствии все унаследовала, но в повседневной деятельности своих предприятий она практически не принимала участия. Она также была председателем Голландского фонда, который тесно сотрудничал с ООН в борьбе со СПИДом и голодом в мире, в первую очередь в Африке.
Из личного опыта общения с этой женщиной Стефани знала, что Кассиопея ничего не боится, а из винтовки умеет стрелять с точностью заправского снайпера. Витт имела деловые отношения с последним мужем Стефани, поэтому знала о ее личной жизни больше, чем той хотелось бы. Стефани безоговорочно доверяла этой женщине – тут вопросов быть не могло. Направив на помощь Стефани именно Кассиопею Витт, Торвальдсен сделал мудрый выбор.
– У меня серьезные проблемы.
– Это я уже поняла.
– И Коттон в беде. Мне необходимо с ним связаться.
– Хенрик не получал от него никаких известий. Малоун обещал позвонить, когда будет готов, но ты ведь знаешь Коттона лучше, чем кто-либо другой!
– Как держится Гари?
– Он такой же, как и его отец, крутой парень. С Хенриком он в безопасности.
– Где Пэм?
– Возвращается в Джорджию. Она прилетела с Малоуном в Лондон, а оттуда должна была отправиться в Америку.
– Израильтяне тоже в Лондоне. Группа наемных убийц.
– Коттон – большой мальчик, он справится. А нам пока нужно решить, как разобраться с твоими проблемами.
Да, в этой головоломке действительно нужно было разобраться. «Брент Грин лично вышел с нами на связь и отозвал нас». Это может объяснить, почему на Капитолийском холме не было видно полицейских. Обычно их там полно.
Поглядев в окно, Стефани увидела, что они находятся рядом с Дюпон-Серкл.
– Нужно убедиться, что за нами нет слежки.
– Удобнее всего это сделать в метро.
Стефани согласилась.
– Куда направимся? – спросила Кассиопея.
Стефани взглянула на очертания духового пистолета, угадывающиеся под жакетом женщины.
– У тебя еще остались эти дротики, которые так ловко усыпляют людей? – осведомилась она.
– Навалом!
– Тогда я точно знаю, куда нам надо ехать.
29
Лондон, 19.30
Малоун сидел в кресле между окном и кроватью, на которой крепко спала Пэм. Ранец Джорджа Хаддада лежал у него на коленях. Он оказался прав относительно антисептика: пока он обрабатывал рану, Пэм морщилась, крепко впившись зубами в полотенце, а по ее щекам катились слезы. И все же она мужественно выдержала это испытание, не издав ни звука. Малоун спустился в бутик, расположенный в вестибюле гостиницы, и купил ей новую рубашку.
Малоун устал, но его «Магеллановы нервы», как он сам называл их, снабжали мышцы неистощимой энергией. В его памяти были живы дни, когда он не ел по несколько дней, в его крови бурлил адреналин, а мысли были заняты только одним: выполнить задание и при этом уцелеть. Ему казалось, что эта гонка – часть его прежней жизни, и с тех пор он больше никогда не испытывал тех ощущений. Но вот они вернулись.
Последние несколько часов казались страшным сном. Вот только когда просыпаешься после приснившегося кошмара, происходившие в нем события кажутся размытыми и смазанными, а каждая минута сегодняшнего дня отпечаталась в его сознании четко, как качественная фотография. Его друга Джорджа Хаддада застрелили прямо на его глазах. Какие-то люди, преследующие только им известную цель, охотились за чем-то, и все это, казалось бы, не имело никакого отношения к самому Малоуну. Тем не менее кто-то из тех же людей похитил сына Малоуна и взорвал его книжный магазин. Нет, это его касалось, да еще как! Он был намерен поквитаться с ними и, подобно Хаддаду, полон решимости расплатиться сполна.
Но для этого ему была нужна информация.
Комментарии Хаддада – и до, и после появления израильтян – были довольно загадочны. Хуже того, он так и не успел толком сообщить о том, что открыл много лет назад и из-за чего Израиль возжаждал его смерти. Надеясь на то, что ответы на эти вопросы находятся в ранце, лежащем у него на коленях, Малоун расстегнул застежки и достал из него книгу, три блокнота и четыре карты.
Книга представляла собой томик восемнадцатого века в обложке из хрупкой тисненой кожи, словно выгоревшей на солнце. Надпись на обложке было не разобрать, поэтому Малоун раскрыл книгу и прочитал название на титульном листе.
Евсевий Софроний Иероним
ПУТЕШЕСТВИЕ ГЕРОЯ
Малоун стал перелистывать страницы.
Книга была написана более двухсот лет назад в удивительно педантичном, лишенном красок стиле. Малоун не сумел понять, чем она так важна, и надеялся отыскать ответ в блокнотах Хаддада.
Сначала он мельком проглядел листы, исписанные убористым почерком Хаддада на английском языке, а потом принялся читать более внимательно.
«…Ключи к загадке, оставленной мне Хранителем, оказались сложными для понимания, Квест героя – труден. Боюсь, я был дураком. Но – не первым. Томас Бейнбридж тоже был глупым человеком. В конце восемнадцатого века он, по-видимому, получил приглашение в Библиотеку и совершил Квест героя. Одно из условий приглашения состоит в том, что этот визит должен оставаться тайным для всех, кроме Приглашенного. Не для того Хранители на протяжении двух тысячелетий оберегали Библиотеку, чтобы кто-нибудь из Приглашенных стал трубить о ней на весь мир. Но Бейнбридж нарушил это условие и описал свое путешествие. Стремясь скрыть это предательство, он замаскировал рассказ под фантастический роман, назвав его, однако, вовсе не оригинально – „Квест героя“. Книга вышла в свет малым тиражом и осталась практически незамеченной читающей публикой. Тем более что во времена Бейнбриджа фантастический жанр в литературе не пользовался уважением и уж вовсе не мог заинтересовать читателей роман, главный герой которого совершает путешествие в некую мифическую библиотеку. Одну копию книги мне удалось найти три года назад. Я выкрал ее из некоего поместья в Уэллсе. Прочитав ее, я, правда, узнал мало нового. Бейнбридж, однако, не смог противиться искушению обмануть доверие Хранителей еще раз. Незадолго до смерти он возвел на территории своего Оксфордширского поместья мраморный монумент, на котором по его приказанию была вырезана картина и римские буквы. Это картина Никола Пуссена „Аркадские пастухи – II“».
Малоун мало что знал про Пуссена, хотя имя художника, конечно же, было на слуху. К счастью, в одном из блокнотов Хаддада содержалась кое-какая информация о знаменитом французском живописце.
«Как и Бейнбридж, Пуссен обладал мятущейся душой. Он родился в 1594 году в Нормандии, и первые тридцать лет его жизни были полны тягот и невзгод. Он страдал от недостатка покровителей, от неблагодарных куртизанок, от долгов и слабого здоровья. Его не вдохновила даже работа по росписи потолка Большой галереи Лувра. Жизнь Пуссена стала меняться к лучшему только после того, как в 1642 году он уехал из Франции в Италию. На это путешествие, которое в то время занимало пару недель, у Пуссена ушло почти шесть месяцев. Оказавшись в Риме, Пуссен стал писать в новой манере и с уверенностью. Это не осталось незамеченным, и вскоре о нем уже заговорили как о самом прославленном живописце Рима. Многие строили предположения относительно того, что где-то по пути в Италию художнику посчастливилось открыть некий великий секрет. И вот что еще интересно. Когда картина „Аркадские пастухи“ была закончена, купивший ее кардинал Роспильози, впоследствии ставший Папой Климентом IX, предпочел не выставлять ее на всеобщее обозрение, а держал в своем частном доме. Роспильози был человеком с большим художественным вкусом, интересовавшимся всем загадочным и эзотерическим. Он владел великолепной личной библиотекой, и историки позже стали называть его свободомыслящим Папой.
Намек на то, что произошло с Пуссеном, можно найти в письме, написанном через шесть лет после „Пастухов“ священником, братом министра финансов при дворе Людовика XIV. Он писал, что некая информация, которую сообщил ему Пуссен, может представлять исключительный интерес для французской монархии. Я обнаружил это письмо несколько лет назад в архиве семьи Косе-Бриссак.
„Мы с ним обсуждали определенные вещи, которые мне просто необходимо будет пересказать вам в деталях. Чтобы вы благодаря месье Пуссену получили такие преимущества, которые мечтали бы получить даже короли. По его словам, об этом, возможно, никому не станет известно еще на протяжении многих веков. Более того, речь идет о вещах, которые настолько трудно открыть, что с ними не сравнятся никакие сокровища мира“.
Озадачивающее утверждение, ничего не скажешь! Но то сооружение, которое Бейнбридж возвел в своем саду, озадачивает еще больше. Написав „Аркадских пастухов“, Пуссен через некоторое время создал зеркальное отражение этой картины, получившее известность под именем „Аркадские пастухи-II“. Именно это произведение велел высечь в качестве барельефа на мраморном монументе Томас Бейнбридж. Не оригинал картины, а ее двойника. Бейнбридж был умен, и на протяжении двухсот лет его монумент с загадочными символами оставался неразгаданной тайной, находясь в забвении и обойденный вниманием».
Малоун читал и терялся в догадках. К сожалению, больше из записей Хаддада было нечего почерпнуть. Остальные касались Ветхого Завета, его многочисленных переводов, а также имеющихся в них противоречий и нестыковок. И – ни слова о том, чем мог быть вызван повышенный интерес, который он к себе привлек. Там больше не говорилось ни о Хранителях, ни о Квесте героя. Лишь в конце одного из блокнотов содержалась любопытная запись:
«В картинном зале Бейнбридж-холла находится еще одно свидетельство высокомерия его прежнего хозяина, и оно особенно показательно: картина под названием „Эпифания святого Иеронима“. Вполне подходяще. Великие деяния часто начинаются с озарения».
Еще один крохотный кусочек информации, но вопросов все равно остается море, а Малоун знал: сражаться с вопросами, на которые нет ответов, – самый надежный способ обессилить мозг.
– Что ты читаешь?
Он поднял взгляд. Пэм все еще лежала, но теперь ее глаза были открыты.
– То, что осталось от Джорджа.
Женщина медленно села на кровати, протерла заспанные глаза и посмотрела на часы.
– Сколько я спала?
– Примерно час. Как плечо?
– Болит.
– Будет болеть еще несколько дней.
Она вытянула ноги.
– А сколько раз подстреливали тебя, Коттон? Трижды?
Он кивнул:
– Я не забуду ни один из них.
– Я тоже. Ведь, если ты помнишь, после каждого из них тебя выхаживала я.
Так оно и было.
– Я тебя любила, – сказала Пэм. – Возможно, ты в это сейчас не поверишь, но я действительно любила.
– Ты должна была сказать мне про Гари.
– Ты больно ранил меня своим поведением. Я никогда не понимала, почему ты путался с бабами на стороне. Разве меня тебе было недостаточно?
– О господи, это же было двадцать лет назад! Я был молодой. Глупый. Эгоист. И каждый раз я об этом жалел. Я пытался быть хорошим мужем. Поверь мне.
– Сколько у тебя было женщин? Ты никогда не говорил.
Сейчас Малоун не хотел ей лгать.
– Четыре. Случайные связи на одну ночь. А у тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59