Бил капитан контру долго и больно, вкладывая
в свои удары вековую ненависть пролетария к паразитирующему
классу.
В ту зловещую и туманную ночь, когда начальник
немешаевского ОГПУ, стоя на коленях и простирая вперед руки,
давал очередной обет верности своей супруге Глафире
Афиногеновне, подследственный Суржанский был c миром отпущен
домой. Перед этим, капитан Ишаченко, рассудивший, что c
кондачка решать не надо, а на ловца и зверь бежит, держал
контру за плечи и, прежде чем вытолкнуть из кабинета, взял c
нее клятву: найти где угодно заветную красную книжку и
вернуться в управление через неделю.
И было так: в три часа ночи раскачивающееся тело Ираклия
Давыдовича тяжело двигалось, временами надолго прилипая к
обветшалым постройкам проспекта Диктатуры пролетариата. В
скором времени оно скрылось в тупике Социалистической мечты и
через полчаса вынырнуло из темноты подворотни на Центральную
площадь. Уткнувшись в постамент памятника основоположнику
научного коммунизма, Ираклий Давыдович, наконец, очнулся от
нежнейшего тет-а-тет со следователем Ишаченко, возвел на
бронзового Маркса глаза, полные слез, и пробубнил: "Нелюди!"
Через час партиец доковылял до Студенческого переулка.
Горели окна студенческого общежития немешаевского
техникума. Слышался гитарный перезвон. Студенты
асфальтно-топтального факультета резвились вовсю. Они щипали
гитарные струны и медными голосами затягивали "Песню о ветре"
из репертуара самодеятельного рабочего коллектива "Синяя
блуза":
По-чешски чешет, по-польски плачет,
Казачьим свистом по степи скачет
И строем бьет из московских дверей
От самой тайги до британских морей...
Справа от кровоточащей ссадины, поставленной капитаном
Ишаченко красовался бревенчатый домик c покосившимся
фундаментом и неуклюжими наружными ставнями. Это было жилище
Суржанского. Ираклий Давыдович, помедлив секунду у ворот,
нырнул во двор. Через пять минут он уже спал тяжелым сном
несчастного человека, которому ужасно не повезло в жизни.
Тем временем сквозь сверхмощное студенческое "У-p-p-а!" и
декларативное "Так пусть же Красная сжимает властно..." иногда
было слышно, как стучали плоские кровли, колыхались латаные
крыши домов, раскачивались ветхие заборы. Ветер бился о тротуар
Студенческого переулка, яростно сражался c остроносыми
сосульками, и они, побежденные, c сухим треском падали на
землю.
Ночь, ночь, ночь обволакивала город непроглядной теменью.
Где-то лаяли собаки и пахло кошками. Город мирно спал.
Глава VI ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДА
В один из весенних дней 1931 года через Немешаевск, точно
по расписанию, проследовал на Москву курьерский поезд. Он
приостановился не более, чем минуту и оставил на платформе
молодого человека лет тридцати - в морской фуражке c белым
верхом.
Когда солнце выглянуло из-за хромово-серых туч и заиграло
на золоченых куполах пока еще не снесенных церквей, молодой
человек вышел на Центральную площадь и устремил свой взгляд на
одинокий ларек c курьезной вывеской "Пиво-водка". Рядом
кучковались городские почитатели пива и водки.
Ларек обслуживал не только членов профсоюза, но и всех
желающих. Это обстоятельство приятно удивило приезжего, уже
приготовившегося предъявить ручной штучной работы билет члена
профсоюза старгородского Учкпрофсожа. Немного помедлив, он
протянул в окошко несколько монет и, дождавшись долива, получил
массивную стеклянную кружку пенистого солодового напитка.
- По всей видимости, наркомат внутренней торговли не
жалует это шиковое заведение своими кредитами, - заключил
молодой человек, сделав небольшой глоток. - Напиток похож на
мое любимое маджарское алиготэ, но только c привкусом сена.
Бутлегер Тыра в своем медвежьем углу поил меня гораздо лучшим
суррогатом.
Воленс-неволенс, любитель маджарского алиготэ оказался
свидетелем весьма любопытного спора. Захмелевшие
рабочие-ударники, торговцы антиквариатом, работники
немешаевской типографии "Заря социалистической печати",
интеллигент в пенсне и прочие городские активисты чесали свои
языки по поводу предстоящего сноса в Москве Храма Христа
Спасителя.
- Да вранье все это... - без особого жара заявил
пройдоха c вытаращенными глазами, косясь на балахон молодого
человека.
- Храм Спасителя сносить будут. Это же ясно как день, и
понятно, как пень! - прочувственно воскликнул рабочий-ударник
c красной мордой. - Это же, товарищи, решенный вопрос.
- Да поймите же вы, наконец, - звонко воскликнул
интеллигент в пенсне на вздернутом носу. - Как же может быть
вопрос решен, когда Храм Христа имеет пирамидальный силуэт и
одинаковостью фасадов роднится c Кремлем, а значит, и c
партией. - Интеллигент снял пенсне и начал протирать стекла
носовым платком. - То есть снести его никак не можно. Никак не
можно.
- А я согласен: снесут, - вмешался добрый толстяк c
коммивояжерскими баварскими усиками. - И только эта дурацкая,
как ее там... Александровская церковь останется.
- И ее, товарищи, снесут, точно вам говорю, кому она
нужна? - довольно грубо простонала красная морда.
- А форма и абрис глав, - не унимался интеллигент. -
Это куда? А компактность объема? Это как? Храм контрастен c
Кремлем! Это что? Только он доминирует над городом и вместе c
Иваном Великим создает главный силуэт столицы республики. Не
снесут! Партия не допустит!
- И что это вы, гражданин, вечно выражовываетесь в нашем
общесте? Напились - ведите себя прилично, - c военной
отчетливостью произнес лупоглазенький гражданин, усики которого
выдавали в нем красноармейца.
- Я не выражаюсь, а доказываю вам, малограмотным: будет
стоять Спаситель. Будет! Что я могу сделать, если у вас сердца
мохом обросли!
- Молчал бы ты в тряпочку, вшивый, а то как дам больно!
- пригрозил лупоглазенький. - Товарищи, а может это контра?
А?
"Сам ты контра", - подумал интеллигент, напиваясь своим
пивом.
- Алкаш-выпивоха, а под интеллигента подстраивается, -
сказал в унисон гавканью подзаборной собаки узколобый тюфяк. -
Недоносок, заткни фонтан!
Эти слова, влетевшие в голову, будто их туда вкрутили
отверткой, непременуемо отразились на лице интеллигента: лицо
посерело. Интеллигент забеспокоился: начал вертеть во рту
палец, грызть ногти.
- Его надо под холодный душ, - залихватски сплюнула
красная морда, - чтобы из него дурман вышел и побольше
нашатыря, чтоб он в себя пришел.
- Из-за таких вот интеллигешек и говорят, что блестящее
будущее Немешаевска осталось позади! - проталдычил идиот без
лица, то есть лицо-то у него имелось, но запомнить его было
невозможно, даже прожив c этим идиотом год в одной комнате.
- А я слышал, что уже приказано снести, - зевнул и
одновременно окнул заскучавший брюнет c ненатуральным лицом. -
Прессу читать надо. Чего тут спорить?
- Памятник царю перед храмом снесли, и Спасителя снесут,
- самодовольно сообщила красная морда. - Вопрос, товарищи,
решенный.
Интеллигент в пенсе молчал.
- А что же на его месте? - c неожиданной суровостью
протянули красные глаза. - Что?
- А я вам говорю, что уже и артель "Монолит" создана и
проект готов. "Памятник освобожденному труду" называется, -
отрывисто ответствовала красная морда. - Этот, как его...
- Дворец Советов, - послышалось c соседнего столика.
- Да, правильно, - согласилась красная морда. - Дворец
Советов строить будут.
- А помните в том году антипасхальные и
антирождественские митинги? А выступления членов Союза
Воинствующих Безбожников? Как вы думаете, для чего все это? -
ничуть не смутившись, хихикнул только что подошедший белобрысый
гражданин. - Для чего?
- Точно! - со смехом воскликнула красная морда,
протягивая белобрысому лопатообразную ладонь. - Здорово,
Силыч!
- Для сноса, - вставил добрый толстяк c баварскими
усиками. - Не стоит и сомневаться.
- Значит снесут, - кукарекнул красноармеец. - Да и черт
c ним.
- А я думаю, что вся эта антирелигиозная истерия лишь для
того затеяна этими эсвэбэвцами, чтобы мы c вами здеся вместо
пива сельтерскую c вишневым сиропом глушили, - неожиданно для
всех прокомментировал мужчина лет сорока c брюхом хлебного
агента. - Вот тогда и посмеемся.
- Это почему? - удивились коммивояжерские усики.
- Откуда я знаю? Думаю так, - пожал плечами хлебный
агент.
- А вы как думаете? - прохрюкала красная морда,
обращаясь к интеллигенту, собравшемуся уходить.
- Спросите у Антипина, - огрызнулся спрошенный, сверкнув
пенсне.
- А что тут говорить? По газетам известно, что идет
реконструкция Москвы, - великодушно ответил за очкарика
гражданин средних лет c фараонской бородкой, по всей видимости,
работавший гардеробщиком в "Немправде". - Сами знаете... Что
было сделано из Тверской? Улица Горького. А из Предтеченского
переулка? Большевистский. Значит, и из Спасителя Дворец Советов
сотворят.
- А где, я вас спрашиваю, Сухарева башня и Красные
ворота? - возмутился собутыльник фараонской бородки -
гражданин в очках c фининспекторским личиком. - Где? В
сортире. Там же и церковь Успения и собор Казанский. Снесли, а
строить ни черта не хотят. Так же и Спасителя снесут, а на его
месте - шиш! А вы все на свой салтык талдычите: снесут,
снесут. Снесут - да! А построят - шиш c перцем!
- И я говорю, что дворец не построят, - не унимались
вытаращенные глаза.
- Шиш там построят, - закрывая лицо руками, пробубнил
фининспектор. - Это на три аршина в землю видно.
- Не шиш, а дворец, - послышалось откуда-то сбоку. -
Монумент.
"Какая осведомленность о столице. Для такого захолустья
это не просто гениально, а конгениально!" - подумал молодой
человек в балахоне, а вслух подзудил:
- Памятник вождю пролетариата на месте Храма поставят!
Эта фраза усилила страсти. Но молодой человек вместо того,
чтобы окунуться в бурлящий спор, отошел от захмелевших эрудитов
подальше. Он оказался в обществе человека c побитым лицом.
Через минуту из его горла вырвалось невольное удивление:
- Вы что, на похоронах были? На вас смотреть тошно!
- Я потерял, гражданин, партийный билет, - проговорила
побитая физиономия.
- Тоже мне! Нашли, над чем слезы лить.
Тут молодой человек действительно услышал жалкие
всхлипывания.
- Да... положение. Вас угораздило лишиться того, что
красит советского человека, - проникновенно произнес он. - Я
вас понимаю. - Молодой человек, как бы открывая свою душу,
распахнул балахон, и добавил: - Я сегодня добрый и тоже
по-своему несчастный. Конечно, я не мистер Шерлок Холмс, но
кое-что по части мелких хищений смыслю. Применительно, конечно,
к Советской России.
Партиец поднял подбородок и сверкнул глазами.
- Вы сотрудник ОГПУ?
- Я что, по-вашему, похож на чекиста? - вопросом на
вопрос ответил приезжий.
- Нет, но я... - замялся побитый, а про себя подумал:
"Значит, жулик".
- Я не чекист, товарищ потерпевший.
- Вы, правда, можете мне помочь?
- Слово "помочь" отсутствует в многотомном словаре Остапа
Бендера. Вы можете называть меня Остапом Ибрагимовичем. Но я,
пожалуй, внесу его в свой словарь: глядя на вас, можно умереть
от сострадания.
- Я был бы вам очень признателен. Ираклий Давыдович
Суржанский, - представил себя потерпевший гражданин.
- Суржанский? Да вас можно сажать только за вашу фамилию!
Об имени и отчестве я вообще молчу... Но это не столь важно.
Где вы последний раз его видели?
- Кого?
- Партбилет, конечно. Ираклий Давыдович, соберите ваши
партийные мысли в кулак и держите их там до тех пор, пока я не
прикажу вам разжать его.
- Да-да! Я все понял, товарищ Бендер. Последний раз
партбилет находился у меня в бумажнике.
Печально вздохнув, партиец Суржанский засунул руку в
карман своего демисезонного пальто, немного порылся в нем,
вынул черный кожаный бумажничек и дрожащей рукой протянул его
Остапу.
- Вот в этом...
Остап, бубня себе под нос "пальто c кошельком в кармане и
ключ от квартиры, где деньги лежат...", взял бумажник и,
бесцеремонно порывшись в нем, вынул две ржавые булавки, пять
рублей мелочью и двести рублей купюрами. Спрятав деньги в свой
карман, Остап засунул булавки и мелочь назад, искусственно
зевнул и вернул бумажник Суржанскому.
Партиец выразил одной половинкой лица исступление, а
другой огорчение.
- Вы взяли двести рублей!
- Таковы расценки сыскной конторы "Бендер без К"!
- Но...
- Катастрофически интересно! - быстро меняя тему
диалога, сказал Остап голосом городового. - Сразу видно, что
здесь замешаны как раз те самые вилы, которыми пишут по воде!
Поэтому вопросов больше не имею.
И тут же спросил:
- Вы что же, всегда носите эту вещь c собой?
- Да, - отозвался Ираклий Давыдович, еще держа в руке
отощавший кошелек.
- Так вы работаете в исполкоме? И там тоже бумажник
всегда был при вас?
- Да, я его из пальто перекладываю в пиджак.
- Значит не там... Вы кого-нибудь подозреваете в краже?
- В краже? - удивился Суржанский.
- В краже, в краже. А в чем же еще?
- Неужели вы думаете, что партбилет могли выкрасть?
- Именно.
- Но для чего? И кто? Кому это надо? C какой целью?
Может, враги партии?
- Цели у людей бывают разные. У вас, кроме врагов партии,
есть другие враги?
- Как вам сказать...
- Как есть.
- Один враг, если можно так сказать, появился недавно. Я,
знаете ли, накануне до того злополучного дня был в гостях у
Ключниковых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41