Тут они подумали разно. Корейко: "Может, в этом портфеле у
него новое дело-компромат?", Остап: "Вот он тот человек,
которому проще отдать деньги, чем объяснить откуда он их взял!
А смотрит-то как! Взгляд гиганта мысли! Ей-богу дыру на мне
протрет!"
Остап погладил на джентльменский манер свои тонкие усики
и, смотря себе под ноги, произнес c повелительной интонацией:
- Ладно, поговорим серьезно. Вы, как мне известно, всеми
вашими фибрами дрожите от страха разоблачения и, обнявши свой
фибровый чемодан, за который, замечу, партия и правительство
были бы вам очень признательны, сидите в норе и смирно
дожидаетесь капитализма. Но этого не случится! В ближайшие
полсотни лет, по крайней мере.
- Что же вы от меня опять хотите? - в душе подпольного
миллионера росло напряжение.
Великий комбинатор подтянул портфель и водрузил его себе
на колени.
"Я так и знал. Компромат!" - вновь пронеслось в голове
экссчетовода.
- Спокойствие, любезный Александр Иванович! Отцвели уж
давно хризантемы в саду... Подзащитного я из вас больше делать
не буду. Если нет возражений, мы сейчас же отправляемся в
Москву. Такси, как говорил Адам Козлевич, уже подан.
Корейко выглянул в окно и, действительно, увидел черную
лакированную крышу "рено".
- Ничего не понимаю. Какая Москва?
- Я предлагаю вам, что не в моих правилах, вступить в
концессию.
- Работать c вами? Да вы смеетесь.
- Александр Иванович, я сын турецко-подданного, то есть
потомок янычаров. Я очень гордый и могу обидеться... Вам
фамилия Оконников, случаем, не знакома?
Корейко невольно охнул.
- Да не трепещите вы! Я не собираюсь по всей республике
трубить о ваших прошлых связях c гражданином Оконниковым.
- Все это как-то закомуристо!
Потомок янычаров встал и поместил свой портфель рядом c
недоеденным салом.
- Вы хотите поближе к телу?! Получите. Вот здесь лежит
отношение, на котором указан номер рассчетного счета. Ничего
особенного, так, обыкновенный номер. Но на этом номере можно
заработать как минимум пять миллионов.
- Ну и зарабатывайте. Я-то здесь причем?
- Вы хотели сказать: "У меня уже есть деньги!". Но
учтите, что за полста лет они превратятся в прах в вашем
задрипанном чемодане. При социализме миллионер - это детская
игра в крысу. Я предлагаю вам комбинацию по вашей части -
небольшое дельце c безналичными рублями.
- И что же?
В этом вопросе уже звучало согласие. Комбинатор
вдохновился.
- Представьте, у нас есть контора. На ее счету - пять
миллионов. Мы их переводим в Москву, откуда они благополучно
летят в один из швейцарских банков.
- Поэтому вам нужен Оконников?
- Да, мне нужны его связи. А c ними все просто:
командировка, поезд, оревуар, шампанское в "Мулен-Руж" и
прогулка по левому берегу Сены до площади Согласия.
- Надо подумать.
- Один мой знакомый из Парижа, Морис Ногес, рассказал мне
как-то грустную историю о коммерсанте-мечтателе. Хотите
послушать?
- Меня мало интересует, что говорят ваши знакомые.
- Молодой бизнесмен, некто Щенков, после ограбления
солидной фирмы "Бенедиктов и К" тоже сказал: "Надо подумать."
На его столе в беспорядке лежали пачки украденных денег,
новенький "вальтер" и разные вещички, доставлявшие их хозяину
немало сексуальных и иных удовольствий. Щенков развалился на
диване и мечтал. И видел он себя богатым, как во сне. Он мечтал
о месте председателя правления банка, которое обязательно себе
купит; он глотал слюни при мысли о длинноногой секретарше,
преданно и нежно подносящей ему чашечку кофе. Он чувствовал,
как бьется его молодое сердце, как яростно струится в жилах
горячая кровь. Он любил деньги и удовольствия. Он думал, что
теперь у него будет все. Но тут распахнулась дверь, c грохотом
ворвались посланные Сигизмундом Апатьевичем Бенедиктовым
молодцы и пристрелили, как собаку, мечтательного коммерсанта.
- Не понимаю, зачем вы все это мне рассказываете, -
пробормотал Корейко.
- А затем, Александр Иванович, что думать надо быстрее.
Мы плывем на одном большом корабле, и не исключено, что это
"Титаник".
- Причем здесь "Титаник"?
Бендер начал терять терпение:
- Притом, что вы вместо газгандского сала будете есть
шницель под брильянтовым соусом из слез на бессрочных каторжных
работах, где-нибудь в пределах Магаданской области, и лет через
десять, как раз за день до того, как будут раздавать конфеты,
сыграете в ящик. Итак, вы хотите близко познакомиться c
магическим словом "сверхприбыль"?
- Суть дела? Только не тяните.
- Хорошо, не буду!
И Остап за несколько минут объяснил подпольному миллионеру
то, что он объяснял Ключникову в течение часа. Свою короткую
лекцию он иногда приправлял оговоркой: "А если вам дым
отечества сладок, устраивайтесь работать пожарником. Все ближе
к пролетариям и все дальше от ОГПУ", предупреждением: "Через
каких-нибудь там пять хозлет вас посадят! Вот тогда-то вы
вспомните мои слова!", лестным отзывом: "Вы умеете изъясняться
осторожным и непонятным юридическим языком, поэтому без вас
дело не решится!", занозистым замечанием: "После того как я
встретился c вами и потерял веру в человечество, меня постоянно
гложет мысль о том, чтобы поскорее убраться из этой страны...",
несущественной вставкой: "А помните, Александр Иванович, как мы
ехали верблюдами? Взлетали на ухабах, пугливо хватаясь за талию
возницы!", использовал такие слова, как "закупориваться",
"нивелировать", "оселок", "шуры-муры", добавлял бранные
эпитеты: "Гражданин архижулик без будущего!", "Зенки протрите,
товарищ Корейко!", "Не плюйте в колодец, вылетит - не
поймаете!", кроме этого Остап разворачивал перед подпольным
миллионером удивительные дали, раскрашивал их в розовый и
ярко-синий цвет, тут же сворачивал и вновь переходил к существу
дела и, наконец, подобно римскому сенатору Катону Старшему,
помешанному на Карфагене, великий комбинатор завершил свою речь
упоминанием о великолепном городе своей мечты.
Корейко заерзал на стуле.
- Значит ищем контору, - задумчиво сказал он, -
вычисляем банк, подделываем перевод, отправляем его в ваш
Немешаевск, оттуда в Москву. Затем на сцене появляется мой
Оконников?
- Не здесь, а раньше!
- То есть?
- Нам сразу нужен Оконников, поэтому первый официальный
московский визит будет нанесен именно ему.
- Лучше обойтись без визита.
- Ну тогда...
- Проще пригласить его в ресторан. Аркадий Борисович -
человек светский, изыск любит.
- Пойдем навстречу, пусть бесится, - расхохотался
довольный организатор-концессионер.
- Теперь я понимаю: из Немешаевска деньги поступают на
готовый счет - счет, приготовленный Оконниковым... - Корейко
уже не злился на незванного гостя. - Да-да, я кое-что слышал о
спецсчетах... Вы знаете, интересно! Вполне интересное дело.
Время шло невероятно быстро. Подпольный миллионер взглянул
на часы - они показывали четыре.
- Итак? - c деловой улыбкой, желая расставить все точки
над "i", холодно молвил Остап.
- Москва, так Москва!
- Жаль нет игристого напитка под названием "шампанское":
есть смысл отметить начало нашего предприятия!
- А что, если...
- Если что?
- Если мы вместо ожидаемых миллионов получим ухо от
головастика, а вместо Елисейских полей - кирку, лопату и
пахнущий морозом воздух магаданских рудников?
- Как руководитель нашей концессии, отвечаю за все!
И, пока концессионеры мчались в черном душном "рено" на
вокзал имени Ленина, над Газгандом слышался скрип колеса
фортуны.
Глава XVII РЕЦЕПТ ПРОЛЕТАРСКОЙ РИФМЫ
В час пополуночи, когда до отправления поезда
"Бришкент-Москва" оставалось что-то около тридцати минут,
уставшие до одури концессионеры прибыли на бришкентский вокзал
имени товарища Янукидзе. Они ввалились в свое неосвещенное купе
и, получив постель, тут же улеглись спать.
Скоро дверь в купе открылась, запустив внутрь полоску
света и типа c длинными прямыми волосами. Тип поставил чемодан
на багажную полку, расстелил постель и быстро улегся баиньки.
Утром, Остап, едва проснулся, почуствовал на себе чей-то
пристальный взгляд.
И в самом деле, на нижней полке сидел человек огромного
роста, слегка сутулый, c серо-синими глазами и длинными
ресницами на хмуром скуластом лице. Его косоворотка
распространяла по всему купе запах типографской краски.
- О! - крайне удивился Остап. - Фома Несдержанный -
поэтический мастер, работник пера. Я не ошибся, товарищ Фома?
- Ну и что же? - осклабился мастер.
Тут Несдержанный начал заниматься сразу двумя делами:
брезгливо нюхать свои руки и пить чай внакладку. На столике
стояла тарелка, на которой нагло раскинулось песочное печенье,
рядом c тарелкой лежало яблоко c родинкой.
- Помните, вы были в Немешаевске?
- Немешаевск - забытый мотив. Сейчас вот езжу по
стране... Представляете, строка в голову не лезет?! Как снял я
год назад c машинки талантливую поэму "Мужики и бабы", так
после этого - хоть тресни!..
- Как же так?
- Да вот так. Хоть я имею право называть себя Фомой
Несдержанным, получается, что я поэт c двойным дном, иначе
говоря, поэт со странностями всех великих поэтов. Замучил гад
меня столбняк, так мучит землю злой сорняк. Попробуйте сейчас
описать сволочь во всей красе! После банкета в "Немправде" не
могу найти правду. Сами знаете, правда - это не потаскушка,
которая вешается на шею каждому, даже тому, кто не желает быть
c ней знакомиться. Меня уже тошнит от агропоэм и огородных
кантат. Хочется чего-нибудь пролетарского.
Александр Иванович еще спал: c его полки время от времени
слышался пронзительный храп.
Бендер свесился c полки.
- Могу вам дать рецепт пролетарской рифмы. Хотите?
Фома оставил в покое чай, принялся за печенье.
- Вы что, поэт?
- Некоторым образом. Я владею тайной стиха.
Яблоко c родинкой подскочило на месте.
- Тайной? - Фома скроил мрачное лицо. - Рецепт? И что
это за рецепт?
- Первое: уходите от поэтизмов, занимайтесь только прямой
и строгой лепкой характеров. Второе: высвечивайте каждую деталь
и помните, что под вашим талантливым пером... У вас перо
талантливое?
- Да, разумеется.
- Так вот, под вашим талантливым пером говорит вся
страна.
- И все?
- Почти. У вас из-за чего произошел кризис творчества?
- Сам не знаю, наверное, критики...
- Пишут, что ваши стихи бездарны, беззубы и убоги?
Фома пожал плечами.
- И из-за этой чепухи у вас слова не высекаются пером?
- Ну не только... Вы же знаете, что я пишу политические
курбеты...
"Вот идиот навязался на мою голову!" - подумал Остап.
- Знаете, что я вам скажу, товарищ Несдержанный? Вы
сосредоточьтесь и выкиньте из головы дореволюционных
поэтических монстров. Прославьте, черт возьми, несокрушимый
фасад социализма, а выразительные строки сами лягут на бумагу.
Вот попробуйте...
- Что, прямо сейчас? Здесь?
- Все гениальные поэмы создаются в поездах. Вспомните
Пушкина... Ну, например, напишите что-нибудь о партии.
Партийная тема - самая благодарная и, как правило, не требует
рифм.
- Вы так думаете?
- Только так. Попробуйте. Итак: встаем медленно, смотрим
в окно и на одном дыхании...
Несдержанный встал и неожиданно для себя родил ставшую
впоследствии знаменитой поэму о партии.

Я спросил у Луны: "Где сегодня она?"
Не ответила мне золотая Луна.
Я спросил у весны: "Где сегодня она?"
Не ответила мне молодая весна.
Я спросил у страны: "Где сегодня она?"
И ответила мне родная страна:


"Кто она?" - я спросил. У кого я спросил?
У Луны? А не надо просить у Луны!
У Весны? А не надо просить у Весны!
Ты у партии нашей спроси о своем.
И ответит она: "Не пошлет?" - "Не пошлет!"


Есть Вселенная, мир, есть планета Земля.
На планете на той съезд за съездом идет...
И поет, и поет о народе моем,
Честных, смелых, простых мужиках,
Рабочих-ударниках в горячих цехах.
Вы шагайте смелее и идите все в ряд!
Наша партия это - комсомольский отряд!

"Мы смело шагаем, построившись в ряд,
Ибо твердо мы знаем, что такое отряд!
Отряд это кукиш подлым врагам!
Кто сказал, что Субботник "Комсомольский обман"?
Три, четыре, раз, два, а потом - и один!
Смейся гад и обжора, подлый враг-буржуин!
Слава партии! Слава!
"Кто же в бой поведет?..
Помолчите! Я знаю! - комсомольский слет!"

Вижу, снова вижу, слышу, снова слышу:
"Товарищ мой родной, тише, только тише...
Говорит Герой!
Товарищ, товарищ, товарищ и вождь!
Он за нас все сделает.
Надо - скосит рожь, надо - хлеб посеет,
Надо - и к станку. А сказать точнее:
Я его люблю!"

Вижу! Вижу! Слышу съезд!
Он родней, живее всех!
Не прожить нам съездов без!

Я в лес пошел и спросил у дуба:
"А, что ты, дубина, о партии знаешь?"
Дуб дал дуба, ветками помахал, ничего не сказал.
И вдруг мужик один идет,
Он песню звонкую поет:
"А я партию люблю!.."
Я к нему. Он от меня.
Я к нему. Убегает он...
Я спросил: "Куда ж ты бежишь мужичина?
Где твой дом?"
"Дом - моя страна! Партия - жена!"
"А враги то есть?"
"Есть!"
"Где? Здесь?"
"Нет, не здесь!"
"А где? Там?"
"Где там?"
"Где живет Антант".
"А не гады ли они?"
"Точно - гады!"
"А ты кто?"
"Я - никто...
Я сегодня не люблю, я сегодня съезд пою!"

Комсомольская бригада сеет в поле кукурузу.
"Есть ли старший?" - я спросил.
"Есть!" - ответил мне один.
"За какие за награды
Вы здесь пашете бригадой?"
"Раз, два, три, четыре, пять...
Коминтерн и съезд опять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41