- Вы все-таки...
- Увлеченность Рио канула в Лету еще в Немешаевске. Там в
России. Теперь мне ясно, что в Париже сосредоточено все, что
есть величайшего в мире... Нет, просто смерить глазами. Нужно
же узнать, куда стремился советский паломник-пилигрим.
Авто пересек северную границу города и по шоссе,
асфальтированному до гладкости паркета, направился в сторону
аэропорта, проплыл через какую-то деревушку и, наконец, выехал
на гудронированную дорогу, ведущую в Орли.
Простившись c Джоном, великий комбинатор взял такси и как
раз в то время, когда Кервуд пересекал Ла Манш, возвратился в
Париж. Он остановил таксомотор недалеко от своей гостиницы и
пошел по улице Нотр-Дам-де-Лорет и, дойдя до угла Дуэ, зашел в
бистро.
- Кофе c двойным ромом, - монотонно сказал он,
усаживаясь за один из свободных столиков.
За стойкой сидело четверо посетителей. Было уже поздно. За
окном между площадями Бланш и Пигаль под неусыпным взором
базилики Сакре-Кер горели огни Монмартра, притягивая редких
прохожих в кабаре и ночные дансинги. Прикончив кофе, Остап
расплатился, купил пачку "Camel", две бутылки кубинского рома и
вышел на улицу. Тротуарные плиты были несколько мокрыми от
дождя. Остап спустился по улице Пигаль в сторону улицы Бланш,
поднялся к площади Клише. Через пять минут он был в гостинице.
Был первый час ночи. До отъезда советской команды
оставалось трое суток. Остап прошел по коридору и как бы
случайно остановился у номера Ляшко. Андрей Тихонович спал: был
слышен храп. Остап попробовал приоткрыть дверь, она поддалась.
Он легко вошел в номер и, поставив на трюмо бутылку, быстро
вышел. То же самое он проделал в номере Кима Родионова. "Для
чего я им презентовал этот чертов перебродивший сок? - думал
Бендер. - Я не знаю, как прокрутить эту комбинацию? Может,
проще снять двух девчонок на Пигаль? Нет, не будем поступью
великана занимать мост. Не купится. Париж Парижем, а система в
него въелась по самые кости. Значит, остается только этот,
последний, вариант. Сегодня я купил золотистый ром, завтра надо
будет приобрести французского нотариуса!" C этими думами
великий комбинатор поднялся по лестнице, покосился на рыхлого c
рыжеватой бородой коридорного, вошел в свой номер и, не
раздеваясь, плюхнулся на кровать.
Под утро его разбудил телефонный звонок. Дежурный сообщил,
что внизу какой-то человек требует "администратор Гурий". Остап
быстро спустился. В вестибюле на зеленом диванчике сидел Джон.
Под глазами у него были черные мешки. Видимо, компаньон Бендера
не спал всю ночь.
- Май дарлинг, на вас нет лица!
Джон сразу перешел к делу.
- Покупатель готов.
- Конгениально.
- А у вас все готово?
- Сейчас только утро. К вечеру, мой друг, к вечеру. Как
говорят французы, все дело в шляпе. Где вас найти? Или нет. Вам
не хочется выпить старого доброго лимонада перед ланчем? Нет?
Тогда отправляйтесь в мой номер и хорошенько проспитесь.
Вечером будет небольшая пьянка.
- Sorry?
- Little party... Drink... Ясно?
- О, ясно!
- До вечера. Вот вам ключи. Если кто будет вами
интересоваться, представьтесь французским коммунистом, так
сказать, мы c вами воевали в гражданскую.
- Кем представиться?
- Позже...
Бендер вышел из гостиницы. Взглядом он приказал швейцару
поймать такси. Швейцар засуетился и зовуще взмахнул рукой:
подъехала "альфа-ромео". Швейцар добродушно открыл дверцу.
Остап влез на заднее сиденье.
- Скажи мне, любезный, - обратился он к водителю, -
сколько в Париже нотариальных контор?
- Нотариальных? Вы хотите сказать, адвокатских? Очень
много, месье, очень много.
- Мне нужна самая обыкновенная, средненькая контора.
Толстый c багровыми щечками водитель несколько секунд
подумал, завел мотор, дернул скоростной рычаг и повел машину в
сторону Монмартра. Через двадцать минут он остановился недалеко
от бульвара Ришар-Ленуар и, указав пальцем на вывеску
"Адвокатская контора Жан Оноре", прикрякнул так:
- Если "Оноре" вас не устроит, поедем на бульвар
Сен-Мишель, там между клубом "Пижон" и букинистическим
магазином находится конторка "Фернан Жентон", похуже, чем эта,
но весьма недурная.
- Хорошо, я скоро.
Водитель доверчиво кивнул, откинулся на спинку сиденья и
принял выжидательную позицию.
По левую руку простиралась глубокая улица, по правую -
прохладная, c мыльным запахом станция метро, рядом c метро -
старушка, торгующая орешками какаут, прямо - живописная аллея!
Стекла домов уже начали по-дневному светлеть, служащие шумной
толпой входили в огромное здание Муниципального банка. Великий
комбинатор пересек аллею, подошел к двухэтажному дому, углы
которого были украшены деревянными изображениями апельсиновых
деревьев c аккуратно нарезанными ветвями, поднялся по
ступенькам на крыльцо и нажал кнопку звонка.
Оказалось, что бывший государственный оценщик
антиквариата, а ныне торчкобородый адвокат Жан Оноре весьма
любит деньги. Особенно ему нравились крупные суммы. А когда
Бендер выписал ему чек на сумму в сто тысяч франков, доктор
Оноре, почти не знавший русского языка, сказал по-русски:
- Я до гроба ваш, месье Бендер!
- Вот до гроба не надо, - ответил ему на это Остап. -
Итак, в пять вечера на Шмэн-Вер.
- Я буду там гораздо раньше.
Остап возвратился к машине.
- Бульвар Сен-Мишель отменяется. В гостиницу! Или нет.
Пусть поспит. Никогда не был в "Мулен-Руж". Поехали в кабаре!

К вечеру великий комбинатор был в своем номере.
- Итак, мой друг, вы французский коммунист, - плавно
начал он. - Откуда я вас знаю? По гражданской войне. Вместе
сидели в окопах. Там вы и познали великий могучий русский язык.
Далее. Приехали, скажем, из Марселя. Ваша комячейка испытывает
финансовые трудности. Но это лирика. Главное - вы
ветеринар-профессор, дока. Понимаете? Сейчас я вас представлю
Ляшко! Он уже должен быть под мухой. В сопровождении Андрея
Тихоновича мы прокатимся в Сен-Жерменский лес. Там, среди
прочих советских жеребцов, вы увидите Черного Вихря и между
делом скажете: "Да, хворает лошадка, скоро скопытится!" и тут
же переводите разговор на другую тему. Далее. Когда, наконец, в
ваших руках будет пропуск (а это будет после вечеринки),
незаметно уходите из кафе и рысью - в советские денники.
Помните, в нашем распоряжении будет только ночь. Утром он
проснется, будет скандал, но мы уже должны быть в Лондоне. Вы
все поняли?
- Почти.
- Вот вам вырезка, в ней статья о болезни Борна. Статью
надо выучить наизусть.
- Сказать пару слов... статья...
- Затем вечеринка на Шмэн-Вер.
- Это кафе? А может затащим его в самый дорогой ресторан
Парижа?
- Тащить его в Пера?! Да вы что? Вы имеете дело c
обыкновенным советским бюрократом, который считает, что если
быть проще, тогда к тебе потянутся люди.
- На Шмэн-Вер, так на Шмэн-Вер.
- Ну вот и прекрасно. Вперед, к Ляшко!
Молодые люди спустились на этаж ниже, обронили свои
взгляды на поднимающихся по лестнице вертлявых, в белых
передниках, горничных c утюгами и шемизетками, зашагали по
коридору и вошли в номер Ляшко.
- Андрей Тихонович, - скороговоркой сказал Остап, -
позвольте вам представить...
Но Андрей Тихонович его оборвал.
- Добрый день, уважаемый Исидор Кириллович, добрый день!
- На трюмо стояла наполовину опустошенная бутылка рома.
Директор был навеселе. От него несло ромом. - Представляете,
товарищ Гурий?! Просыпаюсь, протираю глаза, смотрю... бутылка
отличного рома! Этот ром я пил еще в годы... А-а! Ты хотел меня
познакомить... Что, здесь, в Париже, встретились?!..
- Чисто случайно.
- Камарад Пьер, - представил себя Джон.
- Профессор-ветеринар, большой поклонник советского
конного спорта, - прибавил Гурий.
- Вместе в гражданскую воевали.
- Ах! ах! ах! - заахал Ляшко. - А под чьим
командованием сражались? Я, например, c басмачами... Очень
приятно, очень, товарищ Пьер!.. Мировая революция не за...
- Андрей Тихонович, - оборвал его администратор, -
камарад Пьер очень хочет взглянуть на наших любимцев. Надо
показать. Я хотел было сам, но все же c директором будет
пообстоятельнее.
В этот момент Андрей Тихонович стал походить на ярыгу,
которому море по колено.
- И вы еще спрашиваете?! - директор всплеснул руками. -
Поехали, поехали! Камарад Пьер, у нас лучшие в мире жеребцы!
Понимаете? Лучшие! Едем, едем... Так, портфель... боюсь его
здесь оставлять. Буржуи все-таки! Сопрут...
- И то верно. Берите его c собой... Андрей Тихонович,
камарад Пьер приглашает вас и меня на праздничек в честь нашей
случайной встречи. Сами понимаете, такое раз в жизни случается!
- О чем разговор? Нет никаких разговоров... Может Кима
разбудить?
- Он спит? - удивленно спросил администратор. - Что c
ним такое?
- Выглушил всю бутылку такого же рома!
Администратор неопределенно поглядел на Ляшко, постоял
молча, почесал в затылке, рассудил так:
- Это кто-то из поклонников вам этот ром презентовал, не
иначе!
- Может разбудим? - спросил Ляшко.
- Да зачем же? - Исидор Кириллович театрально сморщился.
- Пусть отдыхает.
- Хорошо! Черт c ним. Пусть дрыхнет. Итак в...
- В Мэзон-Лаффит.
- Туда!
Двадцатикилометровую дистанцию таксомотор преодолел за
полчаса и оказался в маленьком живописном городке,
расположенном на опушке Сен-Жерменского леса. Недалеко от
полуразрушенного замка, в котором еще во времена Первой империи
жил на широкую ногу маршал Ланн, располагался ипподром. Въезд в
конюшню советской команды вел прямо c улицы. Конюшня
располагалась в высоком кирпичном здании, выстроенном небольшим
квадратом. Все ворота и двери были выкрашены коричневой
краской. Направо и налево в высоких стойлах, окна которых были
забраны решетками, стояли около десяти выхоленных жеребцов. В
первом стойле лошади не было, в нем сидел конюх Петрович и
чинил шлеи, уздечки и прочую конскую сбрую. Андрей Тихонович
хотел было c характерным только товарищу Ляшко комчванством
заметить: "Наерундил ты, Петрович, делов!", но промолчал и лишь
любезно повел товарища Пьера на середку конюшни. Здесь он
остановился c замиранием сердца. В четвертом стойле полулежал
Черный Вихрь.
- Вот она, наша гордость! - торжественно сказал
директор, войдя в стойло к жеребцу.
Но "гордость" на камарада Пьера не произвела особого
впечатления. Он быстро осмотрел лошадь, недовольно причмокнул,
хрустнул пальцами и, смотря почему-то не на коня, а на дорогую
наборную сбрую со светящимися медяшками, почти в ужасе
пробормотал:
- Ах, какие у него мутные глаза и взъерошенные волосы...
- Что вы говорите? - заволновался директор.
- Сами взгляните. - Камарад Пьер зевнул и приложил обе
ладони, как шоры, к своим глазам. - Типичное лихорадочное
явление - понурость. Как бы hypersustentation не было... -
Тут он покрутил в руках наборную уздечку и прибавил: - Да,
хворает лошадка, скоро скопытится!
- Чего?
- А в другом стойле это кто?
- А-а! Это Смелый Ветер, там дальше - Рвущийся Парус...
- Прекрасно, прекрасно...
Остап изобразил пальцами композицию "о`кей" и незаметно
показал ее Джону.
В Париж возвратились к вечеру.
По предложению администратора встречу решили отметить в
небольшом кафе на углу Шмэн-Вер.
В углу за дальним столиком как ни в чем не бывало уже
сидел метр Оноре. Он ждал от великого комбинатора условного
знака. К столику Остапа подошла официантка c рыжими волосами и
в белом переднике c прошивками на черном платье.
- Bonsoir!
Администратор заказал шесть жареных куропаток, три бутылки
бордо, столько же бурбона, и еще кофе c желтым шартрезом.
"Ну что ж, - подумал великий комбинатор, - будем
доводить до кондиции". И он разлил по стаканам бордо.
- Вспрыснем по бокалу красного за мировую революцию!
Вспрыснули.
"Бордо и ром - какая гадость!" - подумал Остап и разлил
по рюмкам ледяной бурбон.
Выпили.
После третьей рюмки Андрей Тихонович заговорил о своих
любимцах.
- Ну как вам наши кони, товарищ Пьер?
Вместо ответа камарад Пьер задал странный вопрос
администратору Гурию:
- Вы уже информировали товарища Ляшко?
- Нет, не успел, - ответил администратор.
- А что такое? - насторажился Ляшко и бросил косой взгяд
на администратора.
Гурий вел себя так, как будто за столом, кроме него и
камарада Пьера, никого не было.
- Не успел, - повторил он.
- Да как же это, Исидор Кириллович! - c французским
акцентом укорил Пьер.
- Да вот не успел! - оправдывался администратор.
- Надо информировать. Очень надо.
- Может вы скажете?
- Я?
- Ну, конечно, вы!
- А почему я?
- Ну не я же! Кто из нас профессор, черт возьми?!
- Профессор - я! Но сообщить должны вы!
- Я?
- Конечно, вы!
- Черт возьми! - воскликнул вконец запутавшийся
директор. - Что такое? В чем дело?
- Андрей Тихонович, ничего страшного. - Гурий широко
зевнул. - Главное, не впадать в панику. Черный Вихрь - болен!
- Не может быть... - тоненько заскулил директор.
- Майн готт, Андрей Тихонович! - Гурий прищурился. -
Можно подумать, что вам пятнадцать месяцев и четыре зуба! Вы,
что младенец в люльке? Разуйте глаза, в конце концов! При вас
же говорил камарад Пьер: "сюс-тасьон".
Лоб Ляшко заблестел, точно блин.
- Но...
Тут Гурий сказал твердо и безжалостно:
- Туго соображаете, Андрей Тихонович! Очень туго. Совсем,
как Черный Вихрь!
- Спасибо!
- Пользуйтесь на здоровье. Поймите, что камарад Пьер -
профессор. И не по каким-нибудь там танцулькам, а
профессор-ветеринар!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41