Пиджак
распахивался до того, что походил на простертые гусиные крылья.
"Старый мальчик", - подумал про старика Остап.
- Мое имя Прохор Кузьмич Шашкин, - нарушила молчание
лошадиноподобная голова, повисшая прямо перед Остапом глазами
вниз. - Позвольте узнать ваше? И до какой вы станции, товарищ?
На это Остап ответил дешевой, но меткой фразой:
- До самой дальней!
- Так, - голова грустно улыбнулась и пристала к
белобрысому: - А вы, товарищ?
Белобрысый оказался покладистым.
- До Верхне-Баканской, - весело ответил он. - Еду,
товарищи, к дяде. Хочу, товарищи, употребить каникулы c
наибольшей пользой.
"Студент", - подумал Бендер.
"Я - студент, учусь на шампаниста", - хотел было сказать
белобрысый, но Шашкин уже приставал к старому мальчику.
- А вы?
- Pardon? - скромно произнес тот.
- До какой станции, спрашиваю! Вы, я вижу, человек
крайней учености?
Старый мальчик оказался профессором.
- Меня должны встретить в Новороссийске, - объяснил он,
снял c носа пенсне, повертел и снова приделал на нос.
- Ага, значит, хошь - не хошь, мы вместе едем в этом
купе ночь-день-ночь, - подытожила голова и проглотила хлеб c
маслом.
За окном пронеслась станция. Слышался вольный стук колес.
Купе тряслось и скрипело. Ложечки бряцали в стаканах. Наступила
никчемная минута молчания, длившаяся около пяти минут. Прервала
ее все та же разговорчивая голова по имени Шашкин.
- Ну что ж, товарищи, будем кантовать анекдоты? Я в том
смысле говорю, а не начать ли нам c анекдотов?
Не дождавшись ответа, лошадиноподобная голова устремилась
мимо Остапа к полу; при ней, слава богу, оказалось и туловище c
довольно длинными конечностями.
- Кантуй, дядя, кантуй! - равнодушно бросил ему Остап.
- Ты у нас самый говорливый.
- Ага, значит так... (Тут говорливый запнулся и почесал
затылок.) Про следователя и про нож никто не знает? Нет?..
Следователь говорит обвиняемому: "Вы узнаете этот нож?" -
"Узнаю". - "Ну, наконец-то, гражданин, вы признались!" - "В
чем же я признался? Это нож, который вы мне показываете уже три
недели".
На лицах пассажиров промелькнули улыбки.
- Не боитесь? - c наигранной строгостью спросил Остап.
- Чего? - не понял лошадиноподобный.
- Как чего?
- А-а! А это мне одна сволочь в бане рассказала. И потом,
анекдот дореволюционный, так что бояться нечего!
- Вот как?.. Ну тогда революционный анекдот... Звонок в
Смольный: "Алло, это Смольный?" Отвечают: "Да, Смольный!" -
"Пиво у вас продается?" Отвечают: "Нет". - "А где же оно
продается?" Отвечают: "В Зимнем!" - "Все на штурм Зимнего!
Ура-а!"
- А вы не боитесь?
- А мне, как вас... Шашкин? - многозначительно произнес
Остап и, приглушив свой голос до полной степени нелегальности,
добавил: - Мне, гражданин Шашкин, бояться нечего.
В это время белобрысый достал из багажной сетки газетный
сверток, вытащил из него кусок мяса c налипшими газетными
строчками, откусил небольшой кусочек и, жуя, рассказал вот
такой анекдот:
- Человек в противогазе косит траву. Идет девушка. "Вы
что, такая жара, а вы в противогазе?" - "Я комсомолец, не могу
без трудностей".
- Молодцом, молодое племя! - воскликнул Остап.
Молодое племя, между тем, вытащило из чемодана батон хлеба
и принялось его резать осторожно, медленно, словно хирург,
отсекающий скальпелем злокачественную опухоль.
"Вот еще один тип, которому телятина в окрошке кажется
ягнятиною, - подумал Остап. - Купидон цигейской породы!"
- Профессор, - Шашкин плутовато улыбнулся, - ваша
очередь.
- Ну что ж, извольте. - Профессор посмотрел на всех
правым глазом поверх полукруга стекла пенсне. - Политические
тоже?
- Любые, любые, - отмахнулся Остап. - Вас, гражданин
профессор, уже не посадят - годы не те.
- Это верно, что не те... - профессор всплеснул
старческими мелованными ладонями. - В мои годы только и
остается, что рыбачить, а тем более сейчас! Рыбалка - разве
может быть что-либо лучше?! Закидываешь, глядишь на поплавок,
да ждешь серьезного окунька, главное поклевку не прозевать...
Белобрысый покатился со смеху.
- Это что, анекдот, профессор?
- Ах, анекдот! Сейчас расскажу... Александр Македонский,
Юлий Цезарь и Наполеон Бонапарт присутствуют на параде на
Красной площади. "Слушай, Юлий, - говорит Македонский, - если
бы у меня были такие молодцы, я стал бы непобедимым
полководцем". - "Если бы у меня была такая конница, - говорит
Цезарь, - никогда бы не пала Великая Римская империя!" - "Эх,
- говорит Наполеон Бонапарт, - была бы у меня советская
пресса, никто бы не узнал, что я проиграл битву при Ватерлоо".
Все засмеялись, громче всех закатывался лошадиноподобный
Шашкин.
Поезд бежал по Подмосковью. Уже остались позади
Никольское, Салтыковка, Железноводск. Такты колес были
длинными, веселыми.
- В тюремной камере, - весело гоготал лошадиноподобный,
притрагиваясь к чаю и шевеля нафабренными усами, - спрашивают
новичка: "За что попал?" - "За браконьерство". - "Сколько
влепили?" - "Десять лет". - "Ты что, мужик, - удивляется
шара, - кто ж за это дает десятку?" - "Да рыбу я глушил, -
объясняет тот, - закинул динамит, а он как шарахнет! Всплыло
три леща и двенадцать водолазов".
Любивший рыбалку профессор не выдержал и залился таким
смехом, что за ним последовали Остап и белобрысый.
Из трубы паровоза валил дым, в полуспущенное окно нагло
рвался теплый летний ветер.
- Адвокат Плевако имел привычку, - прикорнув к спинке
дивана, защебетал белобрысый, - начинать свою речь в суде
фразой: "Товарищи, а ведь могло быть и хуже!" И какое бы дело
ни попадало адвокату, он не изменял своей фразе. Однажды
Плевако взялся защищать человека, изнасиловавшего собственную
дочь. Зал был набит битком, все ждали, c чего начнет адвокат
свою защитительную речь. Неужели c любимой фразы? Невероятно.
Но встал Плевако и хладнокровно произнес: "Товарищи, а ведь
могло быть и хуже!.." И тут не выдержал сам судья: "Что,
скажите, что может быть хуже этой мерзопакости?" - "Товарищ
судья, - огрызнулся Плевако. - А если бы он изнасиловал вашу
дочь?"
Почему-то никто не засмеялся. Белобрысый смутился так
сильно, что вновь наступила минута молчания и был лишь слышен
душеласкающий скрип переборок.
- Ничего, студент, анекдот хороший! - массируя лоб,
заметил Остап, когда поезд проходил под Орехово-Зуевским мостом
и купе на какой-то миг погрузилось в полутьму. - А вот вам из
жизни царствующих особ... - Остап смахнул со стола зеленый
хвостик редиски, оставшийся после белобрысовской трапезы, и
легко ударил по нему: хвостик выпрыгнул в окно. - У
императрицы Екатерины околела любимая собака по кличке Томсон.
Она попросила графа Брюса распорядиться, чтобы c собаки содрали
шкуру и сделали чучело. Граф Брюс приказал об этом Никите
Рылееву. Рылеев был не из умных: он ничего не понял и
отправился к известному в то время богатому банкиру по фамилии
Томпсон (Остап выделил букву "п".) и передал ему волю
императрицы. Томпсон не на шутку перепугался, понесся к
императрице просить прощения, но по дороге помер.
Все покатились со смеху, особенно отличился
лошадиноподобный: он ржал c таким напором, что все долго могли
видеть его выставленные наружу сплошные желтые зубы.
По вагону, скрипя сапогами, прошел проводник. Он
постучался, заглянул в купе и c хрипотцой в голосе промолвил:
- А-а, вас я уже компостировал, извиняйте, граждане...
Как только дверь за ним закрылась, поезд остановился.
Оказалось, что на решетчатом штабеле стояла корова, она
заунывно-обиженно мычала, но, послушала гудок паровоза и, звеня
колокольчиками, убралась восвояси.
- Раз пошла такая тема... - Белобрысый почесал нос, в
глазах его появился несдержанный юношеский блеск. - Анекдот из
жизни князя Цицианова... Князь Цицианов, известный поэзией
рассказов, говорил, что в деревне его одна крестьянка
разрешилась от долгого бремени семилетним мальчиком, и первое
его слово в час рождения было: "Стакан самогонки c содовой!"
- Парадоксально интересно! - воскликнул Остап. - Не в
бровь, а прямо в глаз.
Поезд, гремя и охая, прорезал стрелку и перешел узкий
Петушкинский мостик. Внизу тянулась небольшая речка, берега
которой были истоптаны скотиной. По воде плавали пестрые утки.
Вдали виднелись почерневшие деревянные домики, вблизи -
шилоклювка (или какая-то другая птичья сволочь) длинным носом
старательно ковыряла кочку, где-то там, в гуще крапивы и
матово-зеленого чистотела, верещала трясогузка.
- Рабинович удивительно похож на Ленина! - неожиданно
громко выпалил Остап, сделал паузу и довольно долго ее тянул.
- Гмм.. кто похож на Ленина? - инстинктивно робея,
удивился лошадиноподобный.
- Это анекдот.
- А-а...
- Так вот, Рабинович удивительно похож на Ленина.
Вызывают его в ГПУ и предлагают как-то изменить свою
наружность, а то неудобно получается. "Ну допустим, батенька,
бойодку я сбйею, - отвечает Рабинович, - а идейки куда девать
пгикажете?"
Профессор снисходительно улыбнулся, лошадиноподобный легко
хихикнул, а белобрысый залился таким смехом, что на его глазах
выступили блестящие детские слезы.
- Да-а, - протянул лошадиноподобный после некоторой
паузы, - вот мы едем, анекдоты травим, а ведь кто-то сейчас
сидит и выдумывает их. А, товарищи?
- Вот потому-то он и сидит, - сказал Остап отеческим
тоном и обронил знаменитый анекдот о чукчах: - Два чукчи сидят
на берегу океана. "Хочешь, анекдот расскажу?" - "Политицкий?"
- "Ну!" - "Не надо, сошлют!"
- А вот тоже о чукчах, - живо подхватил белобрысый. -
Чукча говорит: "Я оцень, оцень сильно изуцаю русский языка.
Казный день я запоминая восемнадцать слов. И всего я зауцил
тысяцу слов. И это все здесь (показывает на голову), в зопе!"
Тут профессор прыснул так, что по его лицу поплыли
медленные пожилые слезы. Лошадиноподобный Шашкин фыркнул и
вписался не в тему:
- "Ты за что сидишь?" - "За лень. Мы c приятелем
рассказывали друг другу анекдоты. Ладно, думаю, утром донесу.
Но утром за мной уже пришли".
Едва он закончил, пенснеобразный любитель рыбной ловли
стряхнул c себя анекдот из жизни палачей:
- Приходит палач домой. За плечами мешок, в котором
что-то шевелится. Жена спрашивает: "Что это ты притащил?" -
"Да так... халтурку на дом прихватил".
По всему купе раздался взрыв заразительного смеха.
- Сидит обезьяна на берегу Нила и полощет веревку в воде,
- продолжал Остап. - Идет бегемот: "Ты что делаешь?" - "Дай
двадцать центов, скажу". - "Возьми. А зачем тебе веревка?" -
"Крокодилов ловлю". - "Дура! Кто же ловит крокодилов на пустую
веревку?" Обезьяна (про себя): "Дура - не дура, а двадцать
долларов в день имею".
Снова общий неудержимый хохот охватил все купе.
- Сидит бегемот на берегу Енисея и удит рыбу, -
лошадиноподобный значительно посмотрел по сторонам и состроил
такую комическую рожу, что профессор рассмеялся раньше времени.
- Мимо проплывает крокодил. "Далеко ли до Астрахани?" -
"Близко". - "Ничего, я на велосипеде".
- Летят два крокодила, - белобрысый вытер платком лицо и
достал из рюкзака куль c овсяным печеньем. - "Мы можем
упасть!" - "Да нет, у меня во рту гайки!"
- Профессор, давайте вы что-нибудь в этом роде, -
обратился лошадиноподобный к пенснеобразному.
- В этом роде? сейчас... а вот! Посетитель в ресторане.
"Принесите мне кастрюлю супу." Принесли. Он берет и выливает
себе на голову. Официант: "Что вы делаете? Это же суп!" - "А я
думал - компот".
За окном рисовался удивительно гладкий пейзаж: высоко в
лазурном безоблачном небе нещадно палило солнце, перед
кочковатым полем, стлавшимся к лесу, узкой лентой тянулся
пыльный проселок.
- По знойной пустыне, - заманчиво произнес Остап, когда
в купе ворвался опьяняющий аромат зреющего хмеля, - катится
нолик...
"Стоп! Стоп! Стоп! И еще раз стоп! Да сколько же можно
заниматься тягомотиной? - расхорохорится нетерпеливый
читатель. - Что это за анекдотики? - сорвется у него c языка.
- Тары-бары-раздобары!.. Что это за ремарочки в романе? Жесты
отчаяния? Интермедия? Зачем же играть на трепещущих струнах
читателя? Что это за смехотворные занятия? Желание вызвать
таким образом доброе расположение?.. Совершенно непонятно!"
Ну ведь могут же люди ехать в поезде и рассказывать друг
другу анекдоты?
"Не могут!"
Ну ведь могут же!
"Нет, не могут! А если и могут, то..."
Ну что ж, извольте! Итак, останавливаем поезд (вот уже и
слышен скрежет колес) и по воле того самого читателя, который
всегда прав, ссаживаем Остапа Бендера... (Где же его
ссадить-то?) ну, скажем... В общем, по воле читателя великий
комбинатор оказался в этаком степном месте, пахнущем полынью,
шалфеем и сухим знойным ковылем... Поехали дальше?
"Поехали, поехали. Это черт знает что!"
Глава XXX КОННЫЙ ПЕШЕМУ НЕ ТОВАРИЩ!
Итак, мощный социалистический поезд "Москва-Новороссийск"
остановился на маленькой степной станции - ровно настолько,
сколько необходимо Остапу Бендеру, чтобы покинуть веселое купе
и спуститься в ковыльную степь. Остап посмотрел вслед
убегающему поезду и расправил плечи. Его глазам открылась
ровная, словно море, без края и конца, степь, степь, степь.
"Постойте, это почему же без края?! Вон там вдали
виднеется какое-то строение - то ли хутор, то ли колхоз, то ли
конный завод. Это кто там пасется? Конечно же, русская степная
борзая. А кто там рядом c борзой? Ну да, вороная
лошадь-степняк. Значит, конный завод!"
Послушайте, дорогой читатель, вы так и будете влезать и
спорить?! Тогда вот вам стило, как говорил один пролетарский
поэт, и можете писать сами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41