..
Ладно, пусть будет по-вашему.
Остап поднял c земли саквояж, махнул рукой (Где наша не
пропадала!) и зашагал к маячившему в степи конному заводу.
Минут через двадцать он стоял у полуразвалившегося
кормового сарая. Неподалеку от сарая, рядом c тем местом, где
лежал очумевший от жажды пегий пес, худощавый и расстрепанный
мужичонка распрягал горячую в серых яблоках лошадь c целью
задать ей корм. Остап сладко зевнул и надвинул фуражку на нос.
При беглом осмотре мужик тянул на все пятьдесят. На нем был
пиджак, надетый на запачканную косоворотку, на ногах -
нагольные, заглянцевевшие от носки, сапоги; мужик как мужик,
разве что без усов и бороды.
- Необразованность ты моя! - рыкнул мужик на кобылу.
- Что ругаешься, отец? - немножко устало спросил Остап,
предлагая ему папироску.
- Знамо, шо ругаюсь. Онисим, чудо без умолку, не
наездник, а хуже любого дояра!
- Кого хуже?
- Знамо кого. Сбрую и ту надеть по-человечески не могет!
Так и получается: канитель задарма - это c одной стороны, а c
другой - злобен есмь из-за этого Онисима.
- А ты, знамо, тут конюхом числишься? - легко перешел на
язык мужичонки Остап.
- Конюхом, а то кем!
- А что, отец, в вашу конюшню администраторы нужны?
- Не конюшня у нас... Прилежаевский конный завод! Может,
слыхал?
- Прилежаевское коннозаводство?! То самое?! - c
фальшивым восторгом воскликнул Бендер. - Ну конечно же! - И
он для убедительности легко ударил себя по лбу. - Слыхал,
отец, слыхал.
- Ты иди, мил человек, к Андрей Тихоновичу, уж он-то тебе
все скажет, поелику директор он нашенский.
- Гран-мерси, отец!
- Чего?
- Спасибо, говорю!
- Бывай здоров.
Пока Остап искал управление конного завода, конюх
Петрович, - иначе, как это выяснилось позже, - его никто не
называл, покормив лошадь, отправился в сарай, где лег на солому
и принялся плевать в бревенчатый потолок, причем попадал
довольно удачно, то есть в одно и то же место.
Великий комбинатор появился в правлении в тот самый
момент, когда конюх Петрович видел уже второй сон. Без труда
отыскав приемную директора, бросив секретарше: "Не слышу стука
клавиш!", он пнул директорскую дверь, ворвался в просторный и
чистый кабинет и, бросив саквояж на диван, резво подошел к
столу.
- Что же это у вас в хозяйстве творится, Андрей
Тихонович?
Директор оторопел.
- А что?.. а... где?..
- Гурий, - Остап сунул руку для приветствия и тут же ее
выдернул, - Исидор Кириллович Гурий, - быстро представился он
и, не меняя интонации в голосе, продолжил: - Направлен к вам
администратором. Я имею в виду конюха Петровича. Где же
дисциплина? Секретарь-машинистка тоже хороша! Я даже не слышал
стука клавиш! Непорядок! Возле кормового сарая грязь водится и
в количестве предостаточном.
- Товарищ, товарищ...
- Товарищ Гурий, - напомнил о себе Остап.
- Вы к нам администратором?
- Администратором.
Ум Остапа быстро овладел ситуацией, и поэтому слова пришли
сами. Великий комбинатор начал жарко толковать о необходимости
культработы, профучебы, создания музыкально-драматической
студии и кружка гармонистов-пианистов, без лишней помпы
заговорил, что кривая безработицы в США лезет вверх, c военной
отчетливостью предложил соорудить агитационный гроб и
возглавить политический карнавал, призвал всех к
сознательности, наконец, закончил горячими словами о том, что
он, Гурий, как человек социалистической закалки, поможет все
это претворить в жизнь.
- После института? - Андрей Тихонович рывком пожал
администратору руку. - На практику?
- На практику.
- Бурлит молодая кровь!
- Бурлит, товарищ директор, бурлит.
- Ах, молодость, молодость. Энергия! Задор! Люблю я вас,
энтузиастов, черти вы, лешие! И все-то вы подмечаете! Молодец!
- Так стараемся, Андрей Тихонович, стара...
- Но будьте проще, молодой человек, будьте проще, тогда к
вам потянутся люди. Мы тут все - люди простые, без выкрутасов.
- Это уж точно.
- Ай-да молодец, не успел приехать, сразу включился в
работу! Ай-да молодец!
- Андрей Тихонович, хозяйство-то покажете?
- А как же! Перед вами, молодой человек, открываются
врата великих возможностей! Щас мы c тобой все посмотрим. Я
вижу, мы c тобой сладим.
И он похлопал новоявленного администратора по плечу.
Директор Прилежаевского конного завода товарищ Ляшко
оказался ни кем иным, как бывшим похитителем женских сердец. В
коннозаводстве за ним прочно закрепилась кличка "бабник". От
любовных приключений молодости у бабника сохранились лишь его
собственные стихи, которые так глубоко затерялись в его памяти,
что проступали наружу лишь в том случае, если он был в хорошем
расположении духа. Но, так как в хозяйстве была всего одна
представительница слабого пола - секретарша Ирина Ивановна
Мащенко, строгая девушка-комсомолка, бабнику ничего не
оставалось, как только руководить, следить за хозяйством, одним
словом, работать. Андрей Тихонович был видным человеком c не
лишенными приятности чертами лица, чуть толстенького, но зато c
широкими бровями типа "Ай да прелесть!" и несколько
подмигивающим левым глазом, дескать, работаем, подключайтесь и
вы, товарищ, несколько брюнетист, но не так чтобы, и несколько
красноват, но только когда выпьет. Лысины на лбу не было, но
зато штиблеты у него были такого огромного размера, которому
вряд ли где можно найти соответствующую ногу; рубашка была
обыкновенная - серая (зеленых рубашек Андрей Тихонович никогда
не носил), и, наконец, голову директора венчала глупейшего вида
прическа, сделанная на манер "Черт меня подери!".
Ровно в половине двенадцатого товарищ Ляшко, бубня себе
под нос: "А ты меня не полюбила, а я тебя любил,
трататульки-тра-тата!", отодвинул засовы на воротах конюшни,
распахнул створки и радостно вошел внутрь. За ним последовал
виновник его веселого настроения администратор Гурий.
- Добрая лошадь никогда не выигрывает, - наставническим
голосом молвил директор. - Ее всегда нужно стегать кнутом,
чтобы принудить страхом наказания приходить первой!
- Иначе она будет приходить в конце поля? - добавил
администратор.
Директор кивнул, размеренной походкой миновал три бокса и
остановился.
В деннике стоял великолепный жеребец.
- Вот, Исидор Кириллович, гордость нашего завода, а
может, и всей республики. Черный Вихрь. Ему три года. На моих
глазах вырос. Мы возлагаем на него большие надежды.
Администратор профессиональным взглядом окинул лошадь.
Черный Вихрь равнодушно посмотрел на администратора.
- Хороший трехлеток, - c пониманием дела заключил
администратор. - И все-таки нужна ласка. C любой лошадью можно
найти общий язык.
- Вот когда она переработается, тогда нужна и ваша ласка.
- Хорошая мысль.
"На Черном Вихре, пожалуй, и остановимся" - подумал
Остап, а вслух, как бы между прочим, поинтересовался:
- Дорогой, наверное, жеребец?
- Черный Вихрь? Еще бы! Ведь он чистых кровей. Тут к нам
как-то буржуи приезжали, золото за него давали. Вы c ним
поосторожней, он у нас раздражительный.
Они прошли дальше. Навстречу им плелся заспанный конюх
Петрович.
- Опять ты, Петрович, разгоряченную лошадь в конюшню
поставил!
- Да что вы, Андрей Тихонович.
- Что вы, что вы! Дождешься ты у меня! Небось, снова
сивухи нализался!
- Не прельщался я...
- Не прельщался! Почему в прошлый раз после потения
Пиринейку не прикрыл?
- Да прикрывал я.
- Прикрывал! Ох и дождешься ты у меня!.. Вот так и
работаем, Исидор Кириллович, вот так и трудимся. А вы говорите,
дисциплина... Савелич, осторожней давай рожь, осторожней! Ну
прямо как дети... Стрижка у нас в октябре, за копытами
ухаживаем педантически.
- Как ухаживаете? - c восхищением спросил администратор.
- Я говорю, педантически, - повторил Андрей Тихонович.
Администратор одобрительно закивал головой.
- А вы молодцом, товарищ Гурий, - похвалил директор. -
В карьере, точно говорю, преуспеете. Не то, что наши
самоуверенные болваны. Взять, хотя бы, Кима. Это же паяц!
Натуральный паяц!.. Конюшни, как сами видите, у нас хорошо
проветриваются, светлые, сухие. В общем, конюшни у нас, товарищ
Гурий, теплые. Кормим или за час перед дрессировкой, или,
главным образом, вечером, после работы. Главный корм, ну это вы
тоже знаете, составляют овес и луговое сено.
- Не перенапрягаете?
- Я же вам говорил: лошадь может работать двенадцать
часов в сутки, если ей давать достаточно корма и не
переутомлять ее чрезмерной скоростью.
- Да, да, да...
- У нас заведено так, что за каждыми тремя
кобыло-единицами ухаживает один конюх. Сами видите, кобылы
находятся то в стойле, то в загоне... А здесь у нас родилка.
Жеребята всегда остаются c матками - мы не звери. Будет Ким
Родионов трепаться по этому поводу, вы ему ни в коем разе не
верьте... - Андрей Тихонович подошел к маленькому годовалому
жеребенку. Жеребенок лежал на земляном полу. - У, ты моя
лапочка золотая! Ты что на меня свои глазенки таращишь? Что там
у тебя, мой золотой, в голове? А? Отвечай, мой хороший. -
Жеребенок, прижав уши к голове, попытался встать на ноги. Но
так и не встал. - Сами видите, Исидор Кириллович, в нашем
хозяйстве триумф добросовестного ухода.
- Как вы сказали?
- Триумф.
- О, конгениально!
Директор улыбнулся и вошел в соседний бокс, щедро
устланный соломой. Здесь он нежно провел опытными руками по
брюху серой в яблоках кобылы и голосом колхозного ветеринара
заключил:
- Через день эта приспущенная кобыла должна понести.
Администратор понимающе кивнул.
В это время в конюшню быстро, словно по раскаленной крыше,
вошла знаменитость Прилежаевского конного завода
спортсмен-наездник, он же комсорг c подмоченной совестью Ким
Родионов.
- Андрей Тихонович, - сдержанно заговорил он, - там вас
к телефону. Из райкома звонят.
Нос у комсорга был вздернут до необычайности.
- Да-да, иду. Вот, это наш наездник Ким Родионов. Тот
самый... Познакомься, Ким. Наш новый администратор Исидор
Кириллович Гурий.
- Ну здравствуйте, товарищ Ким, здравствуйте!
Директор засеменил из конюшни.
- Значит, вы наш новый администратор? - поздоровавшись,
начал комсорг. - Вы уже включились? Нет? Да? А директор вам
уже все показал? Нет? Да? Вы профессионал? Нет? Да? И это
хорошо. А я вот уже скоро как три года на этом заводе.
- Три года? А в гонках в последний раз когда участвовали?
Я тут был на ипподроме в Москве...
Наездник надулся, точно индийский петух, и заносчиво
воскликнул:
- Вы задеваете мое наездническое честолюбие.
Он хмыкнул, обнял шею красивой и стройной лошади c тонкими
ляжками и блестящей гнедой шерстью, надел на нее уздечку c
кистями, взял под уздцы, вывел из денника и, наконец, сел на
нее верхом. Конь, фыркая, слегка прыгал, заставляя Кима
наклоняться и откидываться назад. Остап усмехнулся: "Высоко
парит!" Ким же хлестанул коня по бокам нагайкой и поскакал на
конное поле. Зрелище было великолепным. Земля слегка тряслась
под копытами стройной гнедой. Наездник выровнял перед прыжком
шаг и c захватывающей скоростью перелетел через препятствие из
ивовых прутьев.
Остап закурил. Наездник был ему не интересен.
Десять минут понадобилось Киму Родионову на показ скаковых
выкрутасов.
- Тпру!
Администратор торжественно улыбался.
- Впечатляет! Сразу видно, что вы лошадник c рождения.
Ким c апломбом слез c лошади, отвел ее назад в стойло,
после чего выдал вот такой текст:
- Вы, наверно, не знаете, что пригодными чистокровными
жеребцами считают таких, которые испытаны на бегах. А вот
товарищ Принцев-Огольский, вы, наверно, про него слыхали, это
наш бывший администратор, покупал кого попало! Ведь жеребцов-то
только я умею выбирать. Где там! Один по конным ездил. Вы
знаете, сколько продолжается беременность матки? Нет? Да? Никто
не знает! Одиннадцать месяцев!..
- При чем здесь это? - прервал его Остап, а про себя
подумал: "Вот навязался".
- Как же причем, товарищ Гурий?! Как же причем? Вы, как
администратор, обязаны это знать. А вот Андрей Тихонович этого
знать не желает. Он уже через два месяца отнимает жеребенка у
матки - и на продажу. Не завод, а конная биржа. Тут скоро так
будет, что нам останется разве только скрещивать осла c
кобылою...
- Ну это вы зря.
- ...и получать мулов! Точно вам говорю! Не верите? Нет?
Да? Год назад взял я для тренировки двухлетку Гордого,
понятливый такой жеребец, восточная порода. Полюбил я его,
дрессировал целый год. А он его цирку продал! Неделю тому
назад!
- Кто продал?
- Как кто? Андрей Тихонович!
- Вы что же, товарищ Родионов, жалуетесь?
- Представьте себе, что да!
И по его лицу расползлась блаженная улыбка, улыбка
человека, получившего возможность кому-либо на кого-либо
накапать.
- Кому же мне жаловаться, как не новому администратору.
Ляшко всех в дугу гнет! Всех! И вас гнуть будет! Ведь ясно же,
что старых коняг, изъезженных, продавать надо, а не этих...
красавцев! Это так же ясно, как ясно то, что конный пешему не
товарищ. Вы видали его кабинет? Нет? Да? Он не явился вам
сюрпризом? Нет? Да? Ляшко говорит, что кабинет как кабинет,
разве что обставлен он по хорошему канцелярскому стандарту.
Ведь вы только посмотрите!... (Тут он запнулся.) Видите, идет
человек?
- Вон тот, низенький?
- Да.
- У него что, всегда на лице играют серии улыбок
различной силы и скепсиса?
- Это наш злой бухгалтер Нечаев.
- Злой?
- Стал злым после того, как у него украли портфель c
чемоданным ремнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41