Искал усерднее, чем кто-либо другой.
Ч Вы намереваетесь обосноваться в Бостоне? Ч спросил я его.
Ч Вообще-то была такая мысль, Ч искоса взглянув на меня, ответил Уайтин
г.
Расставшись с ним, я позвонил Льюису Карру. Теперь я просто сгорал от жела
ния увидеть историю болезни Карен Рэндэлл и выяснить, зачем ей просвечив
али голову.
Ч Лью, мне снова понадобится твоя помощь, Ч сказал я.
Ч О! Ч Судя по тону, эта весть наполнила его душу радостью.
Ч Да, я непременно должен заполучить историю болезни.
Ч Мне казалось, мы уже это проходили.
Ч Да, но открылись кое-какие новые обстоятельства. С каждой минутой дело
становится все запутаннее. Зачем её направили на рент…
Ч Извини, Ч перебил меня Карр, Ч но я не могу быть тебе полезен.
Ч Лью, даже если история болезни у Рэндэлла, он не будет держать ее…
Ч Извини, Джон, но мне придется проторчать здесь до конца рабочего дня. И
завтра тоже. У меня просто не будет времени.
Он говорил сдержанным тоном человека, который тщательно подбирает слов
а и мысленно проговаривает их, прежде чем произнести вслух.
Ч Да что стряслось? Неужто Рэндэлл велел тебе держать рот на замке?
Ч По-моему, Ч ответил Карр, Ч этим делом должны заниматься люди, распол
агающие всеми необходимыми для его расследования средствами. Я такими с
редствами не располагаю. Уверен, что и другие врачи в таком же положении.

Я прекрасно понимал, куда он клонит. Арт Ли в свое время посмеивался над пр
исущим всем врачам стремлением ни в коем случае не попасть в щекотливое
положение и их привычкой прятаться в словесном тумане. Арт называл это «
финт Пилата».
Ч Ну что ж, Ч проговорил я, Ч если ты действительно так считаешь, то и ла
дно.
Повесив трубку, я подумал, что, в общем-то, ничего неожиданного не произош
ло. Льюис Карр был пай-мальчиком и никогда не нарушал правил игры. А значи
т, не нарушит и впредь.

10

Путь от дома Уайтинга к медицинской школе пролегал мимо Линкольновской
больницы. Проезжая, я увидел возле будки для вызова такси Фрэнка Конвея; о
н стоял, нахохлившись, засунув руки глубоко в карманы пальто и вперив взо
р в мостовую, в позе человека, которого одолевают тоска и застарелая одур
яющая усталость. Я подкатил к тротуару.
Ч Хотите, подвезу?
Ч Мне надо в детскую больницу, Ч ответил Конвей, немного удивившись мое
й предупредительности: мы с ним никогда не были близкими друзьями. Врач о
н прекрасный, но человек Ч не приведи, господь. От него уже сбежали две же
ны, причем вторая Ч через полгода после свадьбы.
Ч Это мне по пути, Ч сообщил я ему.
Разумеется, детская больница была вовсе не по пути, но я в любом случае отв
ез бы его туда, потому что мне хотелось поговорить с Конвеем. Он влез в маш
ину, и мы влились в уличный поток.
Ч Зачем вам в детскую? Ч спросил я.
Ч На конференцию. Их там проводят каждую неделю. А вам?
Ч Хочу пообедать с приятелем.
Конвей кивнул и откинулся на спинку. Он был ещё совсем молод Ч тридцать п
ять лет. Стажировался Конвей под началом лучших кардиохирургов страны, а
теперь превзошел своих учителей. Во всяком случае, так о нем говорили. Не
знаю, правда ли это. Конвей принадлежал к той горстке врачей, которые прос
лавились так быстро, что стали немного смахивать на политиканов и кинозв
езд. Поклонники слепо почитают их, враги столь же слепо ненавидят. Внешне
Конвей был очень видным мужчиной Ч крепким, мощным, с чуть тронутыми сед
иной волосами и глубокими проницательными голубыми глазами.
Ч Хочу извиниться за свое поведение нынче утром, Ч сказал он. Ч Не дума
л, что так вспылю.
Ч Ничего страшного.
Ч Надо будет попросить прощения у Херби. Я ему такого наговорил…
Ч Он поймет.
Ч Черт, как же погано, Ч продолжал Конвей. Ч Но когда пациент умирает у
вас на глазах… Буквально разваливается на части… Вам это неведомо.
Ч Да, Ч согласился я.
Мы немного помолчали. Наконец я сказал:
Ч Можно попросить вас об услуге?
Ч Конечно.
Ч Расскажите мне о Джей Ди Рэндэлле.
Конвей замялся.
Ч Зачем вам это?
Ч Простое любопытство.
Ч Врете.
Ч Хорошо, вру.
Ч Они сцапали Ли, правильно?
Ч Да.
Ч Он виновен?
Ч Нет.
Ч Вы готовы в этом присягнуть?
Ч Я верю ему.
Конвей вздохнул.
Ч Вы же не дурак, Джон. Представьте себе, что в таком преступлении обвини
ли вас. Неужели вы не станете все отрицать?
Ч Дело не в этом.
Ч Как раз в этом. Тут любой закричит: это не я!
Ч А разве Арт не может быть невиновен?
Ч Не просто может, а, скорее всего, так и есть.
Ч Ну, так и что же вы тогда?
Конвей покачал головой.
Ч Вы забываете, как работает система. Джей Ди Ч важная шишка. Джей Ди пот
ерял дочь. А поблизости весьма кстати отирается китаец, который слывет п
одпольным акушером. Все как по нотам.
Ч Мне уже доводилось слышать нечто подобное. Вы меня не убедили.
Ч Стало быть, вы не знаете Джей Ди Рэндэлла.
Ч Что верно, то верно.
Ч Джей Ди Рэндэлл Ч пуп Земли и центр мироздания, Ч продолжал Конвей.
Ч Влиятельный, богатый и уважаемый человек, вполне способный получить в
се, чего ни пожелает. Даже голову какого-то жалкого китайца.
Ч Но зачем она ему? Ч спросил я.
Конвей расхохотался.
Ч Братец мой, вы что, с луны свалились?
Должно быть, на моей физиономии появилась озадаченная мина. Конвей пусти
лся в объяснения:
Ч Известно ли вам, что… Ч он умолк, поняв, что мне ничего не известно. Мгно
вение спустя Конвей демонстративно сложил руки на груди, откинулся на сп
инку сиденья и устремил взор на дорогу.
Ч Ну? Ч поторопил я его.
Ч Спросите лучше Арта.
Ч Я спрашиваю вас.
Ч Или Льюиса Карра. Может быть, он вам расскажет, а я не буду.
Ч Что ж, тогда поведайте мне о Рэндэлле.
Ч Как о хирурге?
Ч Хотя бы.
Конвей кивнул.
Ч Хирург он посредственный, почти никудышный. Теряет пациентов, которы
х можно было бы спасти. Молодых крепких людей.
Я кивнул.
Ч К тому же, он мерзавец, Ч продолжал Конвей. Ч Измывается над стажерам
и и всячески унижает их, внушает комплекс неполноценности. С ним работае
т немало славных молодых ребят, и он держит их в ежовых рукавицах. Знаю по
себе. Я два года работал в хирургии грудной полости, прежде чем выучился н
а кардиохирурга в Хьюстоне, и Рэндэлл был моим начальником. Когда я позна
комился с ним, мне было двадцать девять, а Рэндэллу Ч сорок девять. Он уме
ет пустить пыль в глаза этой своей деловитой повадкой, костюмами с Бонд-с
трит и дружбой с владельцами средневековых замков во Франции. Разумеетс
я, костюмы и замки ещё не делают его хорошим хирургом, но Рэндэлл умеет соз
давать видимость. Эдакий ореол благообразия.
Я молчал. Конвей понемногу входил в раж, его голос окреп, сильные руки задв
игались. Мне не хотелось прерывать его.
Ч Беда в том, Ч продолжал Конвей, Ч что Джей Ди работает по-старинке. Он
начинал резать ещё в сороковых и пятидесятых, вместе с Гроссом, Чартрисо
м, Шеклфордом и остальной славной когортой. Хирургия тогда была совсем д
ругой. Требовалась ловкость рук, а наука не имела почти никакого значени
я. Никто не слыхал ни о химии, ни об электролитах. Вот почему Рэндэллу не по
себе от этих нововведений. Молодые ребята Ч те в своей стихии, они воспит
ывались на энзиме и натриевой сыворотке, но для Рэндэлла все это Ч темны
й лес и досадная помеха в работе.
Ч О нем идет добрая слава, Ч заметил я.
Ч Джон Уилкс Бут тоже слыл добрым малым, пока не застрелил президента Ли
нкольна, Ч парировал Конвей.
Ч А может, в вас говорит профессиональная ревность?
Ч Завяжите мне глаза, и я обставлю этого Рэндэлла одной левой.
Я усмехнулся.
Ч Даже в воскресенье и с похмелья, Ч добавил Конвей.
Ч А что он за человек? Ч спросил я.
Ч Скотина. Форменная скотина. Стажеры говорят, он таскает в карманах мол
оток и пяток гвоздей на тот случай, если выдастся возможность распять ко
го-нибудь.
Ч Неужто бывают такие сволочи?
Ч Вообще-то, Ч сказал Конвей, Ч он не всегда такой. Только когда в хорош
ей форме. Ему, как и всем нам, тоже требуется отдых.
Ч Вас послушать, так он Ч та ещё тварь.
Ч Не хуже любого подонка, Ч ответил Конвей. Ч Впрочем, стажеры говорят
ещё кое-что.
Ч Правда?
Ч Да. По их мнению, Джей Ди любит вскрывать сердца, потому что у него нет се
рдца.

11

Ни один англичанин, если он в здравом уме, не поехал бы жить в Бостон, особе
нно в 1630 году. Чтобы взойти на борт корабля и пуститься в долгое плавание к
неведомой враждебной земле, отваги и мужества мало, для этого надо быть о
держимым или вконец отчаявшимся человеком, который, к тому же, готов к пол
ному и бесповоротному разрыву с родиной. К счастью, вынося свой суд, истор
ия принимает во внимание людские дела, а не побуждения, и поэтому бостонц
ы могут тешить себя мыслью, что их предки были привержены идеям свободы и
демократии, геройски совершили революцию и внесли огромный вклад в либе
ральную культуру, написав немало картин и книг. Бостон Ч это город, где жи
ли Адамс и Ревер, где до сих пор чтут и лелеют старую северную церковь и во
споминания о битве на Маячном холме.
Но есть у Бостона и другое лицо. Точнее, темная изнанка, на которой вытканы
позорные столбы, колодки, сценки пыток водой и охоты на ведьм. Едва ли кто-
то из ныне живущих видит в этих орудиях пыток то, чем они были в действител
ьности, Ч свидетельства болезненной одержимости, душевного недомоган
ия и порочной жестокости, доказательства того факта, что применявшее их
общество жило в коконе страха перед грехопадением, вечным проклятием, ад
ским пламенем, мором и индейцами, выстраивая все эти жупелы примерно в то
м порядке, в котором они перечислены здесь. Это было настороженное, подоз
рительное и напуганное общество. Иными словами, общество реакционных фа
натиков веры.
Отчасти в этом повинно географическое положение Бостона. Когда-то на ме
сте города было болото, совершенно непролазная трясина. Говорят, этим об
ъясняется наш влажный климат, благодаря которому тут всегда премерзкая
погода. Впрочем, существует и мнение, что болота тут ни при чем.
Бостонцы имеют привычку забывать свою историю, во всяком случае, изрядну
ю её часть. Словно дитя трущоб, выбившееся «в люди», город совсем не держит
ся за свои корни и даже норовит скрыть их от остального мира. Еще в бытност
ь его поселением простолюдинов тут зародилась нетитулованная аристокр
атия, не менее косная, чем древнейшие кланы Европы. Как город истинной вер
ы, Бостон стал колыбелью научного сообщества, не знающего себе равных на
восточном побережье. Кроме того, Бостон одержим нарциссизмом, и это родн
ит его с другим городом весьма сомнительного происхождения Ч Сан-Франц
иско.
К великому их сожалению, обоим этим городам никак не удается полностью о
свободиться от пут прошлого. Над Сан-Франциско до сих пор витает дух сует
ливой и жестокой «золотой лихорадки», не дающий ему превратиться в мещан
ски-претенциозный аристократический город восточного образца. А Босто
н, как ни силится, не может окончательно избавиться от пуританизма и снов
а стать английским городом.
И целые общины, и отдельные их члены крепко связаны узами прошлого. Оно по
всюду Ч в строении наших скелетов, в распределении волосяного покрова,
в цвете кожи, в том, как мы стоим, ходим, одеваемся и мыслим.
Памятуя об этом, я отправился на встречу со студентом медицинской школы
Уильямом Харви Шаттуком Рэндэллом.
Полагаю, любой человек, нареченный в честь Уильяма Харви (британского су
дебного врача, который в 1628 году открыл, что человеческая кровь течет по за
мкнутому кругу), должен чувствовать себя набитым дураком. Это все равно ч
то быть названным в честь Наполеона или Гранта: такое имятворчество Ч в
ызов для ребенка, а может быть, и непосильно тяжкое бремя. Есть немало веще
й, с которыми человеку не так-то просто сжиться. Но труднее всего поладить
с собственным именем.
Взять, к примеру, Джорджа Печеньеддера. После медицинской школы, где он че
тыре года был многострадальной мишенью всевозможных насмешек и поднач
ек, Джордж получил диплом хирурга и стал специализироваться на печени и
желчном пузыре. Это была самая большая глупость, которую только мог сове
ршить человек с таким именем, но Джордж двинулся по избранному пути спок
ойно и решительно, словно эта судьба была предначертана ему свыше. В како
м-то смысле так, наверное, и было. Спустя много лет, когда коллеги выдохлис
ь, и их шуточки стали совсем уж плоскими, Печеньеддеру вдруг захотелось с
менить имя, но, увы, это было невозможно, ибо по закону, человек, получивший
степень доктора медицины, теряет такое право. То есть, имя-то сменить он м
ожет, но тогда его диплом теряет законную силу, вот почему суды каждый год
переживают нашествия выпускников медицинских школ, желающих обзавести
сь более благозвучной фамилией, которая затем и будет вписана в диплом.
Я очень сомневался, что Уильям Харви Шаттук Рэндэлл когда-либо сменит им
я, которое, помимо обязательств, давало ему значительные преимущества, о
собенно в том случае, если он останется жить в Бостоне. Выглядел он доволь
но миловидно Ч рослый белокурый парень с приятным открытым лицом. Истый
американец, цельная личность, облик которой придавал окружающему нелеп
ый и немного потешный вид.
Уильям Харви Шаттук Рэндэлл проживал на первом этаже Шератон-холла, общ
ежития медицинской школы. Его комната, как и большинство других, была рас
считана на одного постояльца, но значительно превосходила размерами лю
бую другую в том же здании. Она была гораздо просторнее, чем та каморка на
четвертом этаже, в которой в бытность свою здешним студентом ютился я. Ко
мнаты наверху много дешевле.
Теперь тут все перекрасили, и стены, которые в мои времена были грязно-сер
ыми, как яйца доисторических ящеров, стали тошнотворно-зелеными. Но кори
доры остались все такими же мрачными, лестницы Ч такими же грязными, воз
дух Ч таким же затхлым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37