Кое-как линкоры удалось растащить в стороны. А более мелкие корабли… Маленькие "Сибилла" и "Акула" юркнули в гавань почти незамеченными. Зато "Амазонке" и замыкавшей строй "Гардарике" пришлось становиться на якорь на внешнем рейде, под ударами волн: кораблей в гавань набилось столько, что они не смогли бы войти туда, ни на кого не напоровшись.
Но не успел Эшби передохнуть и получаса, как налетевшим шквалом "Гардарику" сорвало с обоих якорных тросов…
Неизвестно, кому и как молился Джеймс, но галеон разминулся с береговой отмелью на считанные ярды. Рулевой, рискуя порвать жилы, выкрутил штурвал до упора влево. "Гардарика" крутанулась на месте. Матросы, повинуясь приказам Эшби, поставили сильно зарифленные паруса, и пиратский флагман понесло на северо-восток - туда, откуда они лишь недавно прибыли.
– Держи на север! - крикнул Эшби. - На север! Уходим от берега!
Одним словом, сейчас повторялась история, случившаяся у острова Мона. С той разницей, что на этот раз "Гардарика" была повреждена, а её капитан - серьёзно ранен. Джеймс разрывался между необходимостью стоять на квартердеке и желанием непременно быть около жены, знать о её состоянии. Но сейчас её жизнью был корабль. Выживет "Гардарика" - выживет и её капитан. Нет - значит, всем смерть. Даже тем, кому "повезёт" выплыть на близкий берег. Испанцы будут безмерно счастливы повесить кое-кого по случаю. И Джеймс не сходил с мостика. Правда, он то и дело гонял в каюту матросов, справиться о состоянии капитана. И наконец получил следующий доклад: капитан потеряла сознание, у неё сильный жар, и она мечется в бреду.
"Она может умереть там, без меня… Но она ещё скорее умрёт, если я покину мостик".
Эта двойная тяжесть давила на плечи и причиняла ощутимую, почти физическую боль. Но дело обстояло именно так, и Джеймс с силой стиснул поручень - пальцы побелели. Единственное, что хоть немного снимало эту боль, так это то, что в каюту снова пожаловал доктор. В огнестрельных ранах Леклерк действительно разбирался: за последние два с половиной года у него накопился большой опыт…
Ночь и шторм - сочетание ещё то. Корабль то поднимало на гребень волны, то швыряло в водяную пропасть. Но на гребне или внизу - всё равно ни зги не видно. Только высверки молний время от времени выхватывали из темноты мгновенные жутковатые картины. Джеймс старался не упустить ни одной вспышки. Ориентироваться при такой погодке было немыслимо, но хотя бы высмотреть, куда их несёт - в открытое море или на скалу - возможно. И Джеймс готов был поклясться, что в свете очередной молнии разглядел пронесшийся на встречном курсе небольшой корабль. Совсем близко. Что за корабль - теперь вряд ли узнаешь. Скорее всего, испанец, болтавшийся, как и они, посреди сошедшего с ума моря…
…Двое суток "Гардарику" мотало по волнам. Лишь к рассвету третьего дня ветер выдохся, ливень стал сереньким дождиком, а волны из водяных гор превратились в пологие холмы. Галеон потрепало изрядно: пары рей не хватало, часть парусов порваны - матросы на скорую руку ставили запасные - такелаж в ужасающем состоянии. Рулевой механизм не то, чтобы заклинило, но штурвала "Гардарика" слушалась через раз, и с большим трудом. Однако, это ещё можно было пережить. Но человек десять смыло за борт. Это при том, что раненых они ещё до шторма переправили на "Сварог", а часть экипажа была вынуждена перейти на захваченного "Генриха". Хуже всего дело обстояло с продуктами. Вся солонина оказалась испорченной морской водой, пришлось выбрасывать бочки за борт. А пресной воды осталось всего два бочонка, и её, судя по запаху, придётся разводить ромом, а то ещё, чего доброго, животы заболят… Выслушав доклад о состоянии дел на корабле, Джеймс понял только одно: если до завтрашнего утра они не вернутся в Картахену или не встретят своих - быть беде. Он и так трое суток не спал, вымотался до предела. Единственным желанием было пойти и упасть где-нибудь часа на два. Но как оставить мостик?
– Идите в каюту, сэр, - хмуро проговорил Хайме, прекрасно видевший, в каком состоянии штурман, он же старший помощник. - Вы же и часа не выдержите, свалитесь. А я за вас постою.
Эшби хотел было возразить… и не смог. Перед глазами плыли какие-то круги, в ушах стоял звон. На ватных ногах он доплёлся до каюты…
"Эли, единственная моя, что же с тобой сделалось?"
…Это была тень прежней Галки. Пылавшее нездоровым румянцем лицо осунулось, черты пугающе обострились. Но она уже не металась, не бредила. Доктор ещё ночью велел передать, что, кажется, наступил перелом. Только забыл сказать, к чему вёл этот перелом - к выздоровлению или к смерти. Джеймс присел на краешек кровати и положил ладонь на раскалённый лоб любимой женщины. Сонливость как рукой сняло: Джеймс попросту испугался…
…Индейца все называли Каньо. Никто не знал, настоящее ли это имя - так как отзывался он на него неохотно - но оно было единственным. Никто не знал, откуда оно вообще пошло: то ли происходило от племени индейцев гуанакани, то ли от родового имени гаитянского касика Гуаканагари, то ли вообще было прозвищем, намекавшим на худобу и высокий рост индейца (La caЯa по-испански значит "тростинка, удочка"). Так или иначе, но Каньо был одним из последних оставшихся в живых индейцев Эспаньолы. По-испански он говорил плохо, по-английски ещё хуже, хоть, по слухам, и ходил раньше с английскими пиратами, а по-французски вообще не говорил. Впрочем, общался он с людьми настолько редко, что этой его несловоохотливости обычно не замечали. Понимал он, однако, всё, и очень хорошо. Несмотря на то, что Каньо ходил на "Гардарике" уже четвёртый год, держался он до сих пор совершенно обособленно и никаких знакомств не заводил. Стоял вахты, на диво ловко лазал по вантам, плёл канаты и был одним из лучших вперёдсмотрящих, да и стрелял отменно. Но после вахты или после боя возвращался к себе в кубрик, где сразу же засыпал, едва ложился в гамак, либо долго оставался на палубе, присев на бухту каната и почти беззвучно напевал свои тягучие протяжные песни. Деньги его практически не интересовали. Зачем он ходил с пиратами, Галка не могла взять в толк. Должно быть, просто привязался. К кораблю? К людям? К самой Галке? Это было неизвестно.
Доктор Леклерк озабоченно сидел рядом с пациенткой, обтирал ей лоб холодной водой. Температура не падала. Выныривая иногда из забытья, Галка чувствовала, что закипает.
– Да сделайте же хоть что-нибудь! - требовал Эшби.
– Это горячка! - оправдывался доктор, - Никто не знает, как лечить горячку!
Галка словно плыла в каком-то багрово-красном тумане. Она слышала всё, что говорили рядом с ней, но не могла отвечать и сознательно шевелиться. Тело её не слушалось, совершая какие-то собственные, судорожные рывки и движения, которые казались ей очень резкими и амплитудными, словно Галку мотало на большой карусели - на самом же деле она металась по кровати не очень сильно, разве что только откидывая голову или пытаясь скинуть одеяло. "Горячка, горячка" - металось у неё в голове застрявшее слово. Кажется, его только что произнёс доктор Леклерк.
– Это ахинея, доктор, - Галке казалось, что она спорит с ним очень убедительно, но она едва шептала, - Горячка - это не самостоятельная болезнь, а просто высокая температура… Воспалительный процесс… Не имеет смысла лечить горячку - нужно лечить первопричину…
– Она что-то сказала? - Эшби метнулся к жене.
Леклерк подошёл ближе, приподнял Галкину голову, чтобы осмотреть. Голова безвольно запрокинулась назад. Молодую женщину трясло так сильно, что зубы стучали. Она вся пылала. Прикосновение к её коже обжигало, как раскалённый металл.
– Нет, ей всё хуже. У неё снова бред.
– Сделайте же хоть что-нибудь! - Эшби почти кричал.
– Я делаю всё, что могу…
В дверь тихонько поскреблись.
– Кто там ещё! - Джеймс был вне себя.
Дверь открылась, и в каюту проскользнул один из матросов. Индеец, высокий и бронзовокожий, в простом матросском костюме, смотревшемся на нём совершенно нелепо, особенно в сочетании с длинными чёрными волосами, совершенно прямыми и перехваченными на лбу плетёным кожаным ремешком, с ракушечными бусами и целым набором костяных амулетов, висевших у него на шее в несколько рядов. Эшби несколько опешил от подобного явления, а Леклерк немедленно попытался выставить непрошеного гостя за дверь. Не тут-то было. Индеец, несмотря на свою худобу, оказался силён, как буйвол, и настолько же упрям.
– Мой пришёл лечить капитан, - на примитивном английском сказал он.
– Как это "лечить"? Чем лечить? Убирайся немедленно из капитанской каюты! - Доктор Леклерк не мог позволить себе кричать рядом с постелью раненой женщины, он мог только медленно теснить неотёсанного дикаря к двери и шипеть ему в лицо.
– Стойте! - Эшби схватил доктора за плечо, - Дайте ему попробовать! Алина говорила, что примитивные народы часто обладают какими-то тайными знаниями в области медицины… Быть может, и Каньо тоже что-то умеет? Если он - как это называется? - шаман?
– Ну, знаете! - Леклерк раздражённо скинул руку штурмана со своего плеча, - Если вы всерьёз верите в эти шарлатанские методы…
– Я поверю в любые методы, если они окажутся действенными!
На этом дискуссия была завершена. Леклерк, ворча и возмущаясь, хотел, было, уйти, но потом передумал, решив посмотреть, что придумает этот дикарь. Каньо расстелил на столе чистую тряпочку, на которой разложил свои амулеты, какие-то корешки и сухие листья. Раскурил длинную трубку, набитую, как показалось Эшби по запаху, совсем не табаком, и начал окуривать лежавшую неподвижно Галку густым дымом. При этом он ещё и тянул какие-то заунывные и монотонные не то песни, не то заклинания. У Эшби голова пошла кругом от этого всего. А когда Каньо начал жечь какие-то корешки и свои сухие листочки, просторная каюта наполнилась плотным желтоватым дымом. А Галка, как ни странно, вдруг задышала спокойно и ровно, а потом повернулась на бок - и уснула. Леклерк, продолжавший скептически пыхтеть, прикоснулся к её голове и понял, что жар спадает: с пациентки градом катился пот.
– Изумительно, - прошептал он, - Как ты это сделал?
Индеец бесстрастно взглянул в лицо доктору.
– Мой позвать на помощь духи предков. Духи услышать и помогать. Её дух сейчас слаб - они будут удержать его на дороге в чудесная долина. Ей рано туда идти.
Эшби, с просветлевшим лицом, гладил Эли по волосам.
– Причём тут твои предки? - продолжал допытываться Леклерк.
И тут индеец улыбнулся. Кажется, впервые за всё это время.
– Не мой предки! - гортанно произнёс он. - Её предки!
7
Вверх - вниз. Вверх - вниз. Как на стареньких качелях в парке, сделанных в виде корабликов…
"Где я? Что случилось? Почему меня качает?"
Вверх - вниз. Вверх - вниз…
Голова кругом с непривычки. Что поделаешь: сухопутная крыса.
"Сказал бы кто, что однажды прокачусь по Карибскому морю на пиратском корабле - посмеялась бы, как над плоской шуточкой. А теперь-то что будешь делать, подруга? Рано или поздно корабль явится в Порт-Ройял, и вот там сразу станет ясно, что ты обманщица".
Пассажиров на пиратских кораблях действительно не бывает. Даже за деньги. А этот чёртов шкот, который нужно тянуть, пропитан смолой, и врезается в кожу ладоней, как плохо оструганная палка. Но она тянет, мысленно проклиная всё на свете: взялся за гуж - не говори, что не дюж.
– Что, девочка, тяжело? - Билли ухмыляется. С подковыркой, но беззлобно.
– Покажи, кому сейчас легко, - Галка утирает рукавом пот со лба - однако, здесь жарко. Даже слишком.
– Эй, кончай трепаться! - ага, дядюшка Жак собственной персоной… У него что, глаза на затылке? - За дело, черти сонные!.. Ты, - он тычет пальцем в её сторону. - На фор-марс, живо!
"Не кочегары мы, не плотники, - с едкой насмешкой думает Галка, взбираясь по фор-вантам наверх. - А мы монтажники-высотники… Ладно, не так уж и страшна эта морская наука, как её малюют… Но качает здесь не по-детски… Блин, вот это тренировочка для вестибулярного аппарата! А кулёчков, как в самолёте, тут не предусмотрено, не та эпоха…"
Вверх - вниз. Вверх - вниз. То к небу, то между волн…
"Непостижимо, как я тогда не загнулась… Видно, очень уж хотелось выжить".
"Вот интересно, братва вообще знает, что такое постирать рубашку? Или мы тут с Владом одни такие ненормальные?"
Сценка была - просто отпад. Галка приволокла на полубак мятый медный тазик, плеснула воды, вытащила из загашника большую ценность - кусок грубого мыла, купленного вчера в какой-то лавке. И, переодевшись в свои старые, ещё "домашние" шмотки, принялась замачивать рубашку со штанами.
– Влад! Переоденься, я постираю!
Пока Владик вернётся с берега, глядишь, постиранное уже и высохнет - на такой-то жаре.
Галка старательно оттирала пятна, посаженные на грубую холстину рубашки. Мыло сделано непонятно из чего, отмывает плохо. Но лучше плохо, чем вообще никак.
– О, вот это дело! На-ка, подруга, постирай и моё.
В тазик шлёпается совершенно посторонняя рубашка. Галка, мысленно выругавшись, подцепила её двумя пальчиками и, ничтоже сумняшеся, бросила на палубу.
– Извини, братан, на "Орфее" слуг и служанок нет, - только теперь она соизволила взглянуть на нахала. Так и есть: Томас Вуд. - Хочешь постирать? Похвальное желание. Я вот сейчас закончу, и одолжу тебе тазик с мылом.
– Стирка - не мужское дело, - недовольно процедил Вуд. - Быстренько подняла рубашку, и за работу.
– Приятель, ты не понял, - когда Галка так улыбалась, дома от неё старались держаться подальше. - Я стираю только себе и брату. А ты мне ни с какого боку не родственник, так что катись отсюда вместе со своей вонючей тряпкой.
– Что?!! Да я тебя!..
– Том, ты, никак, нарываешься на драку? - Бертье сегодня стоял на вахте, и счёт своим долгом вмешаться. Причём, до того, как ненормальная московитка сцепится с Вудом. - Эта девочка и не таких, как ты, в бараний рог сворачивает. А что до тебя, то я ей в этом ещё и помогу. Усёк?.. Вижу, усёк. Ну, и катись отсюда… А ты, Алина, что, совсем спятила? - он тут же напустился на неё. - Он же подкову в кулаке ломает!
– И это значит, что я должна молча стирать его тряпьё?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52