Освободившись таким образом от груза личных проблем, стал думать о деле. Вспомнил, что ещё вчера хотел встретиться с барменом ресторана "Центральный", оформить нашу с ним предыдущую беседу протоколом и попросить об одном деликатном одолжении. Потому направил свои стопы прямиком в ресторан. Но там мне сказали, что Коржавин нынче выходной.
Типичного представителя сексуальных меньшинств я нашел дома в печальном настроении и легком подпитии. На нем был импозантный светло-малиновый халат из плотного китайского шелка и модная трехдневная щетина.
- А, это вы, - вяло, как-то даже равнодушно сказал он. - Проходите, пожалуйста.
Хомо сексуалис мне сегодня явно не нравился. Причину его настроения портрет красивого мальчика с нежным девичьим лицом и грустными глазами, я нашел в комнате на журнальном столике в рамке из красного дерева, отметив про себя, что прошлый раз допустил явную промашку не спросив о фотографии мальчика.
- Вот, поминаю Игорька, - извиняющимся тоном проговорил Коржавин. - Не понимаю, кому он мог помешать? - На его глаза навернулись слезы.
А я смотрел на этого глупого рыжего павиана, и мне его было искренне жаль. Честное слово. Не знаю, что заставило его сменить сексуальную ориентацию, или он с нею родился? Пути Господни неисповедимы! Но только горе его было неподдельным. Игорь Новосельцев был для него не просто сексуальный партнер, любовник, но нечто гораздо и гораздо большее. Факт.
- "Жестокий век, жестокие сердца", - ответил я словами Пушкина.
- Да-да, - закивал хозяин. - Я с вами совершенно согласен. Куда мы все катимся? Непонятно... Не желаете? - он указал на стол, где кроме портрета стояла ещё бутылка виски и ваза с яблоками.
- Покорнейше благодарю, но я на работе. И чтобы расставить все точки над "и", достал служебное удостоверние и протянул Коржавину. - Пошу ознакомиться, Павел Павлович.
Тот с опаской взял его, осторожно раскрыл и, прочтя содержимое, удивленно спросил:
- А что же вы давеча?... Я извиняюсь.
- О, это была одна из лучших моих импровизаций, - снисходительно усмехнулся я. - Однако, как говориться, ближе к делу. Необходимо оформить нашу прошлую "дружескую" беседу официальным языком протокола. - Раскрыл "дипломат" и достал бланк протокола допроса свидетеля.
Записав прошлые показания Коржавина, я придвинул ему протокол.
- Вот, прочтите и распешитесь.
Он читал очень долго, беззвучно шевеля пухлыми губами. Создавалось впечатление, что с азбукой он познакомился совсем недавно.
- Да, все правильно, - проговорил он наконец и расписался где положено.
- С официальной частью покончено, - констатировал я. - Теперь я бы не стал возражать и против рюмочки, помянуть безвинно убиенного Игоря Новосельцева.
- Да-да, я сейчас! - отчего-то обрадовался Коржавин. Вскочил, достал из "горки" рюмку, наполнил виски, налил в свою.
- Пусть хоть там у него все будет хорошо, - сказал я, поднимая рюмку.
- А-а! - махнул он рукой. - Неужто вы верите, что там что-то есть?
- Не только верю, но убежден в этом. Иначе все теряет всякий смысл. Я выпил виски. Оно было тем самым, каким Коржавин угощал меня в баре. Он последовал моему примеру. Вытер тыльной стороной руки губы, сказал:
- А его и нет - смысла. Все нелепо начинается и также нелепо заканчивается.
- Да вы - экзестенциалист, милейший, - усмехнулся я.
- Никакой я не... Извините! - обиделся бармен. - Если бы был Бог, то разве бы он допустил такого?! - По его щекам потекли слезы.
- Но вы забываете, Павел Павлович, что кроме Бога есть ещё и Дьявол. А это как раз его рук дело.
- Да, но ведь Бог главный?
- Увы, здесь нет главных. Многовековая борьба добра со злом, как мы можем констатировать, пока ещё ничем не закончилась. И в этом наше спасение. Стоит победить одной из сторон - мир будет обречен, ибо он создан на единстве и борьбе противоположностей.
- Странные вещи вы говорите, - пожал плечами бармен. - Ведь люди всегда желали, чтобы победило добро?
- Желать, не значит - сметь. Желают добра, а вершат зло. Недаром говорится: "Добрыми намерениями вымощена дорога в ад". Вот уже два тысячелетия люди покорно идут за дьяволом, наивно полагая, что идут за Богом.
- Вы шутите? - озадачился Коржавин.
- Нисколько. Однако это очень долгая тема. А у меня к вам конкретное предложение: вы хотите, чтобы убийцы Игоря были найдены и понесли заслуженное наказание?
- О да, конечно! - пылко воскликнул он. - Я бы их собственными руками!
- Совсем не обязательно. Для этого у нас рук вполне достаточно. Главное - их надо найти.
- Да, я понимаю, - кивнул Коржавин.
- Вы сможете нам помочь?
- Все, чем могу.
- У нас есть все основания полагать, что в нашем городе действует банда, снимающая порнографические фильмы со зверскими убийствами детей в финалах.
- Так значит Игорь говорил правду?
- Да... Вы можете раздобыть такие фильмы?
- Но я никогда ими не интересовался.
- Верю. Но ими наверняка интересовался кто-то из ваших... ваших знакомых. Ведь так?
- Да, я знаю таких людей, - подтвердил Коржавин. - Даже слышал от них о подобных фильмах. Якобы на Западе они пользуются большим спросом и стоят больших денег.
- Вот именно. Я был вынужден обратиться к вам потому, что подобные фильмы не будут продавать на улицах обычные продавцы порнопродукции.
- Хорошо, я попробую.
- Павел Павлович, не одолжите на некоторое время фотографию? - кивнул я на портрет Игоря.
- Конечно, конечно. Пожалуйста.
Глава пятая: Иванов. "Командовать парадом буду я".
Я, что называется, выпрягся. Ага. Со мной такое бывает. Мама в таких случаях говорила: "Шлея под хвост попала". И была совершенно права. Вот и сейчас мне в очередной раз эта "шлея" куда надо попала. После ухода Сергея Колесова до того вдруг стало муторно - хоть криком кричи. И так обрыдла мне работа, что в пору вызывать неотложку. Кому-то нравится работать начальником. Многие к этому даже стремятся. Мне же всегда нравилось работать самому. С трудом дал себя уговорить возглавить следственное управление. Решающую роль здесь сыграл этот придурок Иванов. "Не век же тебе прикрывать амбразуры своим хилым телом. И так, будь здоров, повоевал. Уступи место молодым". Вот я, дурак, и послушался. Потом не раз об этом пожалел. А сейчас очень пожалел. Долго метался по кабинету, тщетно пытаясь убежать от проблем, пока в голове окончательно не вызрело решение. Тогда я сел за стол и написал:
"Прокурору Новосибирской области
государственному советнику юстиции
2 класса Семенову П.В. от
заместителя прокурора, начальника
следственного управления государс
твенного советника юстиции 3 класса
Иванова С.И.
З А Я В Л Е Н И Е
Прошу перевести меня на должность старшего следователя по особо важным делам".
И с этим заявлением решительно направился прямиком к шефу, осознавая, что разговор предстоит не из легких. Прокурор разговаривал по телефону и по тому, как он это делал, я понял, что настроение у него - хуже не придумаешь. Это не прибавило мне оптимизма. Ага.
- Нет, это я за тебя должен делать, да?! - закричал он. - Я это могу. Но тогда на кой ты мне там нужен?!... Ах, у тебя объективные причины?! Ну-ну. А мне плевать! Объективные причины выдумали лоботрясы и бездельники... Все, хватит! Завтра в десять жду тебя с рапортом. И если не наведешь там порядок, буду ставить вопрос о твоей ответственности. Бывай! Бросил трубку. Взглянул на меня. Хмуро сказал:
- Что стоишь? Садись. Что у тебя?
Я рассказал о последних данных по делу, поделился своими соображениями.
- Час от часу нелегче! - сокрушенно вздохнул он. - Теперь нас с этим делом вконец замордуют.
- Поэтому, Владимир Семенович, я решил принять дело к своему производству, - сказал я.
- Ты что же, Говорову не доверяешь? По-моему, толковый парнишка.
- При чем тут это. Я сам хочу расследовать это дело.
- Ах, сам?! Тогда другое дело! - Взгляд у прокурора стал как у вампира - зловещим и непредсказуемым. Он даже привстал, будто примерялся - сможет ли со своего места дотянуться до моей шеи. - А кто будет руководить управлением? - И вдруг закричал так, как недавно кричал по телефону: Кто?! Римский папа?! Работнички, мать вашу!
- А ты на меня не ори! Я тоже могу. Подумаешь - руководить. Святое место пустым не бывает. Много найдется охотников. Однако, я предвидел этот вопрос. - Достал заявление и выложил его перед шефом. - Вот, прошу удовлетворить.
Прокурор недоуменно взял заявление, глянул и его брови полезли вверх от удивления.
- Сергей Иванович, это что, твоя очередная шутка?! - спросил он раздраженно, ибо шутить он и сам не любил, и другим не позволял.
- Владимир Семенович, разве я похож на шутника? - резонно задал я ему встречный вопрос.
- Очень похож, - пробурчал он. Придвинул заявление ко мне. - Забери, а то я потеряю к тебе всякое уважение.
- Нет уж, "уиерла так умерла", - ответил, возвращая заявление на место.
- Ты о чем это? Кто умер? - не понял шеф.
- Это я, так сказать, фигурально выразился. Анекдот есть такой.
- А, анекдот! - махнул рукой прокурор. Указал на заявление. - Вот анекдот. Нарочно не придумаешь - мой заместитель просит перевести его в следователи. Обхохочешься!
- Ты зря утяжеляешь ситуацию, - возразил я. - Человек решил перейти на работу, которая у него получается лучше. Что в этом особенного?
- И не думай. Только через мой труп. Во-первых, я твоей работой доволен. Во-вторых, что я скажу Генеральной прокуратуре? Кто мне поверит, что ты это делаешь добровольно?
- А мне их мнение до лампочки.
- Экий герой, - усмехнулся шеф. - Но ведь ты прилично потеряешь в заработной плате?
- Но не настолько, чтобы об этом сожалеть, - парировал я и этот аргумент.
- Нет, так не пойдет, - уже не на шутку обеспокоился прокурор, видя мою решительность. - Скажи откровенно - в чем причина?
- Я уже сказал - хочу заниматься конкретной работой, которая мне нравится и которая у меня получается. Есть ещё вопросы?
- Темнишь ты что-то, Сергей Иванович, - с сомнением проговорил он, так и не поверив до конца в мою искренность. - Ну хорошо, давай так договоримся - если уж тебе не терпиться, то бери это дело к своему производству. А заявление забери. Не смеши людей.
- И не подумаю.
Прокурор посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. И трудно было понять чего в этом взгляде было больше: удивления, непонимания, сомнения, раздражения?
- В таком случае, я это сделаю сам, - сказал он решительно. Взял заявление, порвал и выбросил в урну. - Вот так-то вот. Революционер!
- Ни фига, блин, заявочки! Кто есть кто - это надо ещё посмотреть. Волюнтарист! Любишь лишь разглагольствовать о демократии, свободе личности и тэде, и тэпэ, а пользуешься чисто волевыми методами. Демагог!
- От демагога слышу. И все! Хватит! Выбрось из головы эти глупости. Иди, работай.
- Я могу написать новое заявление и зарегистрировать его у секретаря.
Прокурор встал, обошел стол, подошел ко мне, положил руки на плечи и, наклонившись, проникновенно сказал буквально словами моей мамы:
- Какая тебе шлея под хвост попала? Это же несерьезно. И потом, Сережа, ты мне очень нужен. Если хочешь возглавить следствие по этому делу? Пожалуйста, я не против. Но для этого совсем не обязательно переходить в следователи. Давай считать, что мы обо всем договорились. Лады?
Крыть мне было нечем и я согласился:
- Лады.
Вернулся в свой кабинет, ущущая какую-то раздвоенность. Ага. С одной стороны, был недоволен собой, что не смог настоять на своем. С другой, был рад, что случилось так, как случилось, что дал себя уговорить прокурору и этому придурку Иванову. О-хо-хо! Вот и попробуй тут разобраться в других, когда в себе самом, порой, разобраться не можешь.
"Сам дурак! - тут же услышал знакомый голос, - Если мозгов нет, то, вместо того, чтобы оскорблять, сказал бы спасибо умным людям".
"Спасибо, родной! Спасибо, благодетель!" - саркастически рассмеялся я.
"Нечего ёрничать и выступать тут передо мной. Артист тоже мне выискался. Заколебал, блин, свой импульсивностью! Она к лицу какой-нибудь институтке или желторотому юнцу. В твоем возрасте это выглядит смешно и пошло."
"Да пошел ты! - беззлобно огрызнулся я. - Будут тут всякие ещё учить".
"Тебя не учить, тебя лечить надо, долго и основательно, Ага. Удивляюсь я прокурору - как можно подобному неврастенику доверять управление?"
"Слушай, отвали, а? Не мешай работать".
"Ты считаешь, что стоит мне замолчать и все проблемы сами собой решаться? Заблуждаешься, Сережа. Дело не во мне, а в тебе самом. Пора тебе, дорогой, повзрослеть. Давно пора."
"Спасибо за совет. Обещаю как-нибудь на досуге им воспользоваться. А теперь, извини, мне некогда. Будь здоров и не кашляй! Передавай привет родным и знакомым!"
"Пошляк!" - фыркнул Иванов и исчез.
Позвонил Говорову и попросил его принести мне дело. Минуты через три он появился с двуми внушительными томами, выложил их передо мной на стол. Я сообщил ему о своем решении. Он пожал плечами, скептически улыбнулся и ответил словами известной песни Высоцкого:
- "Жираф большой, ему видней".
Не знаю - почему? Но только слова эти мне очень не понравились. Спросил:
- Что ты этим хочешь сказать?
- Только то, что сказал. Ни больше и не меньше. - И столько на его симпатичной физиономии было ехидства, что я понял - мой авторитет переживает не лучшие времена.
- Что-то вы все как-то иносказательно, юноша, все намеками, намеками. Подобными поведением вы рискуете потерять благосклонность любимого начальства. Вас это не пугает, нет?
- Нихиль хабэнти нихиль дээст (ничего не имеющему нечего терять), ответил Говоров.
- Ах, вы вот так ставите вопрос? В таком случае, не смею вас больше задерживать.
"Хороший парнишка, - подумал я после его ухода. - Из него со временем вырастит совершенно классный следователь. А как человек, он уже состоялся. Правда, немного пижон, фасонит знанием латыни, на все имеет свою точку зрения. Так это и хорошо. Во всяком случае никогда не будет гнуться перед начальством, по лакейски заглядывая в глаза. Словом, наш человек. Ага."
После обеда я окончательно понял, что поступил совершенно правильно, дав уговорить себя прокурору. Ко мне вернулся утерянный было оптимизм и хорошее настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38