- Нечего с ним толковать. Он у меня теперь никаких делов с вами не имеет. Он у меня - "дальнобойщик"!
И это - "дальнобойщик" было сказано ею с такой гордостью, словно Миша Пухнарь первым высадился на Марсе.
- А что это такое? Он что, теперь тебя колотит издалека что ли? неудачно пошутил я.
Но она шутки не приняла, стала ещё более сердитой.
- Шофер он на дальние рейсы. Понятно?
- С чем я тебя и поздравляю! Я искренне рад, что твой муж покончил с позорным прошлым. И не будь, Нина, букой, не смотри на меня как Чин Кай Ши на Мао Цзедуна. Я твой союзник и где-то даже друг. А с Мишей я хотел поговорить насчет его старого кореша Свистунова.
- А чё этому козлу от него надо?
- Это козлу, Нина, уже ничего не надо. Прошлой ночью его свели на живодерню, - печально вздохнул я.
- Как это? - не поняла она.
- А так это. Убили его прошлой ночью.
- Туда ему и дорога, - без тени сочувствия проговорила она.
- Ну что ж ты так. О покойниках грешно такое говорить.
- А мне плевать. Там за все отвечу. Этот козел кругами вокруг моего ходил, все уговаривал взяться за старое. Это не грешно?
- И все же, где твой муж?
- В рейсе он. Обещал завтра быть.
Я действительно застал Кокарева дома. Он сидел за кухонным столом и наяривал жирный украинский борщ. Был он небольшого роста, но кряжистый с большими руками-лопатами и простоватым обветренным лицом. Жена уже ввела его в курс случившегося с его корешем. При моем появлении он встал и так жиманул мою руку, что я едва не заорал благим матом от боли.
- Значит, довыступался Свистун, - ни то вопросительно, ни то утвердительно печально проговорил Кокарев.
- Значит, довыступался, - подтвердил я.
- Вот сучий потрох! Ведь говорил же я ему - бросай ты карты и всю эту канитель, давай к нам в автоколонну. Так, видите ли, ему не престижно было вкалывать. А теперь престижно лежать в деревянном костюмчике, да?
Но я решил не ввязываться в дискуссию о том, что в наше смутное время престижно, а что - нет. Это могло занять слишком много времени, а у меня с ним и так напряженка. Поэтому спросил:
- Когда ты видел Свистуна в последний раз?
- За день до поездки.
- Когда это было?
- Десять дней назад.
- Зачем он приходил?
- Уговаривал ломануть квартиру одного крутого. Заверял, что дело верное.
- Кто этот крутой?
- А хрен его знает. Какой-то торгаш. Свистун уверял, что у того в квартире денег не меряно.
- Где эта квартира?
- Где-то в районе Площади Калинмина. А более точно Свистун не говорил. Да мне и без разницы.
- И что ты ему ответил?
- Послал к такой матери. Чуть морду не набил.
- Как считаешь - почему Свистун взялся за старое?
- На нем висел карточный долг. Он слил какому-то заезжему фраеру большие бабки. Вот потому и надыбал эту квартиру - расчитывал сорвать большой куш, расплатиться с долгом и чтоб себе ещё кое-что осталось.
- Он мог один пойти на кражу?
- Конечно. У него не было иного выхода.
- Понятно. Ты Шкилета знаешь?
- А кто ж не знает этого побирушку.
- Когда его видел?
- Давно уже, где-то в начале июня в баре "У дяди Вани". Я вернулся из очередного рейса, ну и пошел вечером в бар жажду утолить. Там ко мне Шкилет и подсел, стал пива клянчить. Прилип побирушка, как банный лист к заднице. Пришлось купить. А потом он такое выдал, что я едва со смеху не помер. Шкилет тогда действительно сказал что-то очень смешное, так как при воспоминаниии об этом Кокарев громко рассмеялся, покрутил головой. - Это надо же такое придумать!
- А что такое?
- Да несерьезно это. Врал, сучара.
- И все же?
- Говорил, что скоро богатым станет. Будто его пригласили сниматься в кино, обещали за это тысячу баксов. Представляешь?!
- Что за кино?
- Говорил, что парнуха какая-то.
- Кто ему предложил сниматься?
- Да ты что, веришь всей этой бредятине?! - искренне удивился Кокарев.
- Миша, не буди во мне зверя. Кто здесь кого спрашивает? Повторяю вопрос: кто ему предложил сниматься?
- Говорил, что баба какая-то. Вернее, поначалу к нему в бане якобы пристал какой-то хлюст. Увидел его и говорит: "Хочешь хорошо заработать?" Ну, Шкилет само собой - кто, мол, не хочет. После бани этот хлюст повез его будто бы к этой самой бабе. Ну вот та и предложила сниматься в кино и обещала заплатить тысячу баксов.
- Он говорил кто она такая, как зовут?
- Нет. Сказал только, что очень красивая стерва. Как эта фото... Ну ещё на обложки фотографируется?
- Фотомодель?
- Во-во, она самая. Будто она у них там главная, всем заправляет.
- Они ездили к ней домой?
- Вот чего не знаю, гражданин начальник, того не знаю, - развел руками Кокарев. - Да я и слушал-то эту ахинею вроде анекдота... Хотя постой, Шкилет что-то такое говорил. Точно. Вроде они ездили на море на какой-то корабль.
- Он говорил название корабля?
- Нет, не говорил.
Записав показания Кокарева, я отправился в прокуратуру к Медунову, но его там не застал. Поехал в управление и доложил о результатах Рокотову. Он слушал молча, не перебивая, но когда я дошел до рассказа Кокарева о Шкилета, заметно взволновался, сказал:
- Опять эта кино-дива!
- А что такое?
И шеф рассказал об убийствах подростков и всем прочем. У меня аж скулы свело от злости к этим козлам. Определенно.
- Похоже, что Шкилет тоже участвовал в том кровавом спектакле, сказал я после его рассказа.
- Скорее всего, - кивнул Рокотов. - Завтра в десять Иванов проводит совещание по этому делу. Тебе быть обязательно.
- Хорошо.
Выйдя от шефа, нос к носу столкнулся со Светланой Козициной, то бишь Ивановой.
- Привет, Света! Ты что тут делаешь?
- Здравствуй, Дима! Странный вопрос. Я здесь работаю.
- Значит, вернулась в родные пенаты?
- Вернулась.
- С чем я искренне, от всей души поздравляю шефа и все наше управление.
А она так улыбалась, что можно было натурально ослепнуть и от её красоты, и от этой вот улыбки.
- Свет, ты хоть понимаешь - какая ты обалденная женщина?
- Если и не понимаю, то догадываюсь. А что?
- Догадываться - мало, надо твердо знать, что красота - страшная сила, косит нас, мужиков, хлеще "калашникова". А потому требут весьма осторожного обращения.
- Спасибо, Дима, за совет. Я обязательно это учту в будущем. А что это у тебя такой вид?
- Какой?
- Ошарашенный. Будто за тобой кто гнался.
- Да это все шеф, - вяло ответил. - Прямо не знаю, что делать.
- А что такое?
- Уговаривает на свое место. Три дня просто проходу не дает - переходи да переходи. Представляешь?!
- Ну-ну, - рассмеялась Светлана. - Ты, Дима, иди морочь голову своими байками Сереже Колесову. А мне не надо.
- Вредная ты, капитан, женщина. Откуда столько недоверия к товарищам по службе?
- Майор, подполковник. Майор.
- Поздравляю! Как растут люди! Ты, наверное, и в кадры уходила, чтобы организовать себе звание вне очереди.
Светлана сразу посмурнела, лицо окаменело, а взгляд стал, как у раненой птицы.
- Да, за этим и уходила. Ты, Дима, как всегда прав, - холодно ответила.
А я клял себя последними словами за бестактность. Язык мой - враг мой. Определенно. Ну что я за охламон такой! Почему сначала говорю, а уж потом думаю?! Козел! Она только-только стала забывать о своей неудачной беременности, а я вот он - вылез со своим языком, напомнил. Дураков не сеют, не пашут - сами родятся. Это определенно обо мне.
- Света, а ты знаешь, что твое имя произошло от слова "светлая".
- Ну и что?
- А то, что очень правильное тебе имя дали родители. Ты с моей Светланой, как два светлых пятна в нашей жуткой и мрачной действительности, как две путеводные звезды. Если бы не вы, мы бы давно сбились с пути, растеряли жизненные ориентиры. Определенно.
- Ну ты, Дима, даешь! - рассмеялась Светлана. - Совсем, как мой Сережа.
- Куда мне до твоего генерала.
- Не скажи. Вы очень похожи. Даже фразы одинаковые говорите.
- Это какие же?
- "Ни фига, блин, заявочки", "где-то по большому счету".
- Надо же! - удивился. - А я не замечал. Если так, то я польщен. Походить на твоего генерала не только приятно, но и во всех отношениях почетно.
- Это точно, - серьезно проговорила она. - Я это ему передам.
- И скажи еще, что Дима Беркутов пойдет за ним и в огонь, и в воду, и, если Родина прикажет, пройдет медные трубы.
- Обязательно скажу. До свидания, Дима!
И, дробно стуча каблуками, она гордо понесла свою ослепительную красоту остальному миру.
Каково сказано?! Могу я иногда этакое отчебучить! Еще как могу. Да, а как там поживает мой закадычный друг Сережа Колесов. Спасибо Светлане, что напомнила о нем. Давно я его не разыгрывал. Он, поди, уже истомился по моим приколам, заскучал. Нет, это явное упущение с моей стороны.
В кабинете я застал Рому Шилова, что-то усердно пишущего. Оторвавшись от бумаги, он сказал:
- Тут вас Колесов разыскивал.
Сколько я его не уговаривал обращаться ко мне на ты, но так и не убедил.
- А что ему надо?
- Не знаю. Говорит, что потерял вас.
- Ничего, сейчас он меня найдет. Он на всю жизнь запомнит, что разыскивать меня не только нежелательно, но и во всех отношениях опасно для здоровья.
Я подошел к висевшему на стене зеркалу, скорчил рожу своему отражению и наипротивнейшим писклявым голосом проговорил:
- Сергей Петрович. - Получилось очень похоже. Есть у нас в бухгалтерии такая пискля. Правда, фамилии её я не знаю. Но её и Колесов наверняка не знает.
- Чего это вы? - спросил Шилов с интересом за мной наблюдая.
- Это всего-навсего репетиция, Рома. Каждый актер перед выходом на сцену репетирует перед зеркалом отрывок из своего монолога. Понял?
- А при чем тут это? - не понял он.
- А сейчас начнется сам спектакль. Приготовься. - Я снял трубку, набрал номер и услышал знакомый и до боли родной голос:
- Колесов слушает.
- Сергей Петрович, вас беспокоит Астахова из бухгалтерии. Тут на вас пришел исполнительный лист, - пропищал я.
- Какой ещё исполнительный лист?! - в голосе моего друга слышалось не только недоумение, но и паника. Дело в том, что он патологически боится судебных органов.
- О взыскании с вас алиментов, - пропищал я. - Оказывается, у вас задолжность за три года.
- Да вы что?! - вне себя заорал Колесов. - Какие еще?... Вы там в своем уме?!
- Вы почему на меня кричите, Сергей Петрович?! - обиделся мой персонаж. - Я-то тут при чем. Вот исполнительный лист. Подпись, печать судебного пристава. Я просто хотела узнать - вы сразу погасите задолжность, или её высчитывать из заработной платы?
- Я сейчас, - сказал Колесов и положил трубку. Вскоре хлопнула дверь и послышались торопливые удаляющиеся шаги моего друга.
- Рома, приготовся ко второму акту. Сейчас будет самая кульминация. Да не оставайся сторонним наблюдателем, если Колесов начнет меня "убивать".
Шилов никакк не отреагировал на мои слова, сидел нахохлившийся, красный, сердитый. Похоже, что он сам не раз попадал в подобные ситуации. Они с Колесовым товарищи по несчастью. Потому-то он так за него переживает.
- Что с тобой, Рома? Язык проглотил?
- Зачем вы так?! - неодобрительно проговорил он. - Ведь Сергей Петрович обидется?
- Даже наверняка обидется, - согласился я. - Но не надолго. Он отходчивый.
- Вы, как Говоров. Но тот молодой. У него ещё ветер... А вы? Не понимаю я этого.
- Ничего, Рома, это не страшно. Подрастешь - поймешь.
В это время в коридоре послышался топот. Он стремительно приближался. И вот дверь нашего кабинета распахнулась и в него ворвался красный, как рак, и злой, как черт, Колесов. Увидев меня, с порога зарычал:
- Я так и знал! - подбежал к столу и принялся размахивать перед моим носом крепкими кулаками. - До каких пор ты меня будешь позорить перед всеми?!
- А что случилось, Сережа? - спросил я невинно. - С Людмилой что, или с шефом поссорился? Не бери в голову, все образуется.
- Ты что издеваешься?! Дурак! Ты мне звонил?
- Я пытался, но у тебя был занят телефон. А в чем дело?!
- Роман, - обратился Сергей за помощью к Шилову, - этот тип мне только-что звонил?
- Звонил, Сергей Петрович, - кивнул тот.
- В Спарте стукачей сбрасывали со скалы, - сказал я.
- Нет, ты чего добиваешься, а?! Чего добиваешься?! Хочешь, чтобы я тебе морду, да?! Я могу. Трепло!
- Ну что ты, Сережа, раскипятился, как самовар. Это же шутка. Пора бы уже привыкнуть к моим приколам.
- Вот они где, - Колесов похлопал по своей крутой шее, - твои приколы сидят.
- Э-э, ты это зря. На то и щука, чтоб карась не дремал. Без них ты давно заплесневел бы.
- Это надо же, как все перевернул! - удивился Сергей. - Оказывается, я ещё должен ему спасибо говорить.
- Ну, не обязательно. Я на этом не настаиваю.
- Нет, я все же скажу. Спасибо, благодетель, что выставил меня шутом гороховым! Теперь на меня долго ещё будут показывать пальцем, как на идиота, и рассказывать, как я искал в бухгалтерии испольнительный лист по алиментам. За все тебе искреннее спасибо и нижайший поклон. - Колесов демонстративно поклонился. Затем обратился к Шилову. - Роман Владимирович, ты видел ещё у кого такого друга?
- Видел, - понуро кивнул тот. - У меня точно такой же.
Я встал из-за стола, подошел к Колесову, обнял его за плечи. Он было пытался в раздражении сбросить мои руки, но я этого не позволил.
- Ты, Сережа, все слишком преувеличиваешь. Ты ведь прекрасно знаешь, как я тебя люблю. Наша дружба проверена не только временем, но и совместной бескомпромиссной борьбой за светлые идеалы человечества. Так стоит ли после всего этого так обижаться и так фонтанировать из-за очередной шутки твоего несерьезного друга?
- Трепач! - уже добродушно проговорил мой друг. - Я, наверное, никогда не дождусь когда ты повзрослеешь.
- И не надо, Сережа. Взрослые - они все бяки. Будущее принадлежит молодым.
- Ты хоть представляешь, как я выглядел в бухгалтерии, когда стал требовать у этой Астаховой... Кстати, она вовсе не Астахова, а Казанкина. Когда я стал требовать у неё показать мне исполнительный лист?
Неожиданно рассмеялся Шилов, громко, заливисто, как ребенок, чего с ним прежде никогда не бывало. Мы с Колесовым удивленно уставились на него.
- Я вдруг представил, - сказал Рома, смутившись.
- Никак не пойму, - недоуменно пожал плечами Колесов, - как тебе удаются твои приколы. Я ведь знаю тебя, как облупленного, но постоянно попадаю впросак.
- Это трудно объяснить, с этим надо родиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38