Следующим на площадь должен был вступить во главе сорока рыцарей король Гевы – второго по величине королевства Империи, давний и главнейший соперник Ванетских Императоров. Когда трубы оттрубили положенные сигналы, на площадь выехал одинокий рыцарь в сопровождении нескольких всадников:
– Ваше императорское величество, позвольте представиться, я – Гезнур, граф Анрака, старший сын короля Гюголана Гевского. Батюшка нездоров, возраст, понимаете ли… Ведь ему уже шестьдесят два, а потому он поручил представлять Геву мне.
– У вашего батюшки уйма детей, но старшего звали не Гезнур, а Адорик, насколько мы помним…
– С разрешения вашего императорского величества, я родился до брака батюшки с королевой. Моя мать – госпожа Игана из Акенра, что в Анраке… В прошлом году батюшка изволил официально признать меня.
– Пусть так… Вы – старший сын, но не наследник, как мы понимаем… И вам поручено представлять Геву… А сорок рыцарей – их тоже представляете вы?
– Увы, батюшка не в силах снарядить ко двору положенное войско из сорока рыцарей, ибо в данный момент у него неприятности с непокорными вассалами – принцами Ленота и Болотного Края. Полагаю, вашему императорскому величеству это известно…
Элевзиль нахмурился – разумеется, известно. Еще бы – ведь это его эмиссары постоянно науськивали на короля Гевы его вассалов, суля (и оказывая) им тайную помощь.
– …А потому, – продолжал граф Гезнур с невиннейшим видом, – положение дел в Геве таково, что батюшка не может прислать войско, поскольку оно крайне необходимо ему самому. Мне поручено передать вашему императорскому величеству наипочтительнейшие извинения его величества Гюголана Гевского…
– Это дерзость! Мы видим в этом оскорбление! И мятеж. – заявил Император.
– Отнюдь, ваше императорское величество, ведь батюшка прислал меня – старшего сына – в доказательство своей преданности и верности долгу вассала.
– Да, тут он нас поймал – прислал сына… Приемного… Что ж проглотим эту дерзость… пока, – тихо бросил Элевзиль сэру Гвино, стоящему позади кресла. И молча махнул рукой – дескать, следующий…
Дальше представление пошло без заминок своим чередом – на площади сменяли друг друга рыцари приведенные маркграфами Носа, Феллиоста, Приюта и королем Анновра в затейливо изготовленных облегченных доспехах, хорошо защищающих от эльфийских стрел; рыцари из Фенады в тяжеленных массивных латах, рассчитанных на могучие удары гномьих палиц, секир и боевых молотов; рыцари из Фегерна и Андруха, чье снаряжение отличалось предельной для рыцарского вооружения легкостью – даже самый прочный доспех вряд ли защитит от палицы тролля, зато более легкий обеспечит подвижность и даст шанс от этой палицы увернуться; рыцари из Неллы, Тогера, Тилы, Дрига – вооруженные в соответствии с модой и обычаями их стран; а затем – мелкая сошка, всевозможные провинциальные бароны и барончики, владеющие поместьями в разных частях Империи, но числящиеся вассалами самого Императора…
Затем рыцарей сменили пешие дружины, приведенные сенешалями, бургомистрами, губернаторами, судьями и деревенскими старостами – все, что были обязаны выставить по требованию Императора – согласно старинным законам и обычаям – города, сельские общины, купеческие братства и так далее…
Церемония продолжалась с перерывами до самого вечера…

– И охота тебе торчать на этих переговорах, братец? – спросил Коклос Алекиана (принц терпеливо высиживал все многочасовые раунды своеобразного дипломатического сражения, тянувшегося изо дня в день, на что непоседа-шут, разумеется, был неспособен)
– Да. Я хочу видеть и слышать все. Я решил, что буду помалкивать, но стараться вникнуть во все тонкости.
– Похвально, братец, похвально, – снисходительно одобрил Коклос. – А знаешь, тебе есть чему поучиться у здешнего монарха – он хоть и демон, а к советам людей знающих прислушивается. Вот бы и тебе так!
– Да-а-а… Мне бы капитана ок-Икерна послушать тогда, вместо того, чтобы спешить.
– Ну, вообще-то я имел в виду себя. Видел бы ты, как его демонское величество доверяет моим суждениям!
– Да видел я, видел… как ты, предатель, все секреты выдаешь!
– Ну уж и предатель! Я «выдаю», как ты говоришь, то, что мне никто хранить не доверял. О, смотри – маршал к королю на прием просится, а Кенперту наверняка ничего не сказал. Вот уж кто предатель настоящий! Пойди-ка, братец, послушай, о чем он говорить хочет, расстрой его козни, – и с этими словами шут торопливо скрылся…
Как ни старались послы – Ингви не подался ни на шаг, на все их просьбы и предложения отвечая одно:
– Я, господа послы, все тщательно продумал – ничего лишнего в моих условиях нет.
Послы юлили, просили уменьшить сумму выкупа, предлагали разделить выкуп за Алекиана и за пленных рыцарей (Ингви требовал, чтобы послы от имени императора объявили его гарантом выкупа сантлакцев), упирали на то, что пройдет много времени, пока из Ванетинии привезут необходимые бумаги с нужными печатями и прочими атрибутами – король в ответ криво ухмылялся и спрашивал, что за ларцы и сундуки, тщательно охраняемые слугами, он приметил в поклаже маршала Каногора.
Наконец Кенперт, а за ним и Каногор признали, что выторговать ничего не удастся. И вот на очередной тур переговоров маршал явился в сопровождении оруженосцев, которые пыхтя и кряхтя волокли большой сундук. Сам маршал бережно нес перед собой ларец – один из нескольких, находившихся в его багаже.
В ларце оказались бумаги, требуемые Ингви – отказ Императора от всяких претензий и признание независимости Альдийского королевства, в сундуке – выкуп.
Сбив печать имперской канцелярии, рыцарь Кенперт раскрыл сундук и принялся отсчитывать сумму, необходимую для выкупа Алекиана и его вояк. Когда деньги были должным образом пересчитаны и приняты Мертенком, Ингви заглянул через плечо посла в сундук и, заметив, что он почти на треть еще полон, ухмыльнулся:
– Ого! А вы мне говорили, что деньги собирать год придется, тогда как я вижу, что поскромничал – вы рассчитывали, что я куда больше запрошу…
Тем временем сэр Мертенк с сэром Мернином, изучив подписи и печати на документах, единодушно признали их подлинными (накануне Ингви инструктировал их: «проверяйте бумаги внимательно, как бы нам не подсунули заведомую фальшивку, уж очень мне не нравится эта лиса в медвежьей шкуре» – так король за глаза именовал графа Эстака, на родовом гербе которого красовался медведь) – долгий дипломатический процесс на этом был завершен. Алекиану и пленным рыцарям было объявлено, что они свободны, причем Каногор тут же предложил сантлакцам, лишившимся коней и доспехов, отправляться с ним в Гонзор и поступить на службу в гвардию, поскольку в расквартированной в герцогстве роте до сих пор много вакансий.
– А капитан, я думаю, не станет возражать, – ухмыльнулся при этом граф Эстака. Причины быть довольным у него были – он, проезжая через Гонзор, передал капитану приглашение ко двору в таких выражениях и с такими намеками, что бравый вояка сбежал в ту же ночь.
На следующий день послы вместе с выкупленными пленниками на рассвете отправились в Гонзор, их сопровождал почетный конвой во главе с маршалом Валентом.
Вернулся Валент несколько смущенным и заявил, что, прощаясь на границе, маршал Каногор сослался на какие-то таинственные инструкции, полученные им лично от Императора (сэр Кенперт был весьма удивлен) и передал рыцарю из Гранлота еще один ларец, сказав, противно при том улыбаясь: «По возвращении, сэр, вручите вашему королю».
Ларец немедленно открыли, все с любопытством потянулись заглянуть внутрь через плечо Ингви, стараясь разглядеть содержимое. Внутри лежала латная перчатка – военный вызов и письмо Императора Элевзиля II «к узурпатору Альдийского престола лжекоролю демону Ингви», в котором в изысканнейших выражениях сообщалось, что архиепископ Кениамерк, глава Святой Церкви, заранее освобождает его императорское величество от любых клятв и обязательств, данных безбожному демону и что отныне между Империей и демоном – война…
Ингви обвел взглядом ошарашенных придворных и заявил, криво ухмыляясь:
– Прогресс налицо, господа – по крайней мере, в этот раз меня хоть извещают о том, что мне объявлена война.
Все молчали и лишь Кендаг полувопросительно пробормотал:
– Ингви шутит?!

ГЛАВА 44

– Его величество Ингви, король Альды!
Ингви не спеша вошел в тронную залу, оглядел собравшихся на Большой совет представителей сословий королевства и занял свое место:
– Приветствую вас, благородные господа, и вас, святые отцы, и вас, добрые люди. Прошу садиться… Вам всем, конечно, известно, по какому поводу созван сегодня Большой совет… Сам Император с войском идет на нас. Преступив свои клятвы и нарушив заключенный со мной договор, он идет для того, чтобы отобрать свободу у нашего государства, сделать Альду вассальной страной Великой Империи и посадить на альдийский трон принца Кадор-Манонга, труса, лгуна и предателя. Если бы речь шла только обо мне – я бы знал, что делать. Я с оружием в руках выступил бы против клятвопреступника и сразился бы с ним! Однако… однако помня о том, как силен враг и сколько жизней может унести эта война… я предлагаю сегодня сословиям Альды самим решить свою судьбу… Я готов биться с захватчиками, но готов – если таково окажется ваше решение – и покинуть страну… Решайте же – сегодня пока еще в вашей власти выбрать войну и все ее опасности – либо потерять свободу, но сохранить жизнь…
Произнеся эту речь, Ингви сел на свое место и опустил глаза… На пару минут воцарилась тишина, затем поднялся сэр Лимни из Гернивы, решившийся высказаться первым:
– Странно мне слышать такое. Это что же получается? Это получается, что наш король готов нас покинуть, отдать в руки Кадор-Манонгу! А уж мы-то знаем, чего от этого злого принца ждать!.. Нет уж, ваше величество, исполните свой долг короля – поведите нас в бой, а мы за вас постоим!.. Что же до того, сколько воинов падет в бою – так на то и война. Мы свои жизни готовы положить в доброй схватке за правое дело…
По залу зашушукались, забормотали делегаты, причем шум был, пожалуй, скорее одобрительный. Ингви по-прежнему сидел, не поднимая головы…
После недолгой паузы слово взял главный мастер цеха кузнецов:
– Эх и хорошо сказал добрый господин! Верно – не хотим мы Кадор-Манонга. Ведь только при короле Ингви мы этак-то славно жить начали, город наш от ворья избавился, только купчишки энмарские к нам товар повезли заморский… И теперь, значит, суй голову в ванетское ярмо? Ну уж нет! Вы, ваше величество, нам только прикажите, а уж мы за вас… Бивали мы гвардейцев имперских – побьем и снова их, верно я говорю?.. Я ведь кузнец, я говорить красиво не умею, я вот, – тут оратор потряс здоровенным кулачищем, – вот этим врагам отвечу, ежели придут!
После кузнеца в таком же духе, хотя и более сдержанно, высказались еще несколько представителей других цеховых братств, однако чувствовалось, что их речи не так искренни – скорее, они вторили мастеру, чтобы не отстать от него, настоять, так сказать, на своих прерогативах (мол, не только кузнецы горой стоят за короля, но и другие цехи), затем заговорил один из присутствующих на совете священников, некий брат Пиноль (на старика-епископа так подействовало известие о предстоящей войне, что он слег и многие говорили, что его хворь смертельна, а брата Пиноля, который являлся, несмотря на молодость, вторым по значению духовным лицом в епархии, уже прочили на его место). После небольшой паузы, дождавшись тишины, священник заговорил:
– Нехорошо это, братья мои, нехорошо… Против кого вы готовы идти войною? Против светлого Императора Великой империи? Против главного защитника Добра в Мире? Нехорошо это, братья мои, нехорошо… Грех даже думать о таком… Грех… – тяжелые слова, словно камни в стоячую воду, падали в наступившую мрачную тишину. – Надо бы добром все разрешить. Да и где нашим ополченцам устоять против войска всей Империи?.. Подумайте, братья мои, именем Гилфинга-отца заклинаю вас – подумайте! Мудрость и справедливость глаголят вам – покоритесь воле всемогущего Императора! Покоритесь, ибо не противостоит тростник ветру, а хрупкий стебель – стальному серпу. Кто мы? Тонкий тростник и хрупкий стебель перед мощью Империи… Да и доброе ли дело – воинам Света сражаться друг с другом, когда набирает мощь враг? Одумайтесь, братья мои!
Окончив говорить, Пиноль сел на место, шурша своим парадным облачением в наступившей тишине – и тут же поднявшись, быстро заговорил Сарнак – маг спешил, не давая укрепиться посеянному священником настроению:
– Что-то не пойму я вас, брат Пиноль. Император, нарушивший собственные клятвы – воплощение Добра и Света… Разбитые нами имперские войска – ураган, перед которым мы, победители – жалкий тростник… И какой это враг «набирает мощь»? Наши ныне добрые союзники орки? Или, может быть, тролли, которых приводил против нас Кадор-Манонг по милости Императора? А может, враг – это эльфы и гномы, против которых постоянно воюет Империя – но тогда при чем здесь Добро и Свет, при чем здесь Гилфинг-отец, именем которого вы заклинаете нас одуматься? Ведь он отец именно эльфам и гномам…Что-то ничего я в вашей речи не понял…
Несколько священников взволнованно зашептали что-то брату Пинолю, придвинувшись к нему поближе, но тот в ответ только пожимал плечами и разводил ладони жестом усталой покорности, видимо, отказываясь выступить еще раз.
Тем временем в заднем ряду поднялся один из фермеров, понукаемый тычками и толчками сидящих рядом земляков: «Давай, давай… скажи им… скажи…». Поднявшись с места, мужичок раз пять откашлялся, раз десять сморгнул, оглядел весь зал, вытер лоб чистой тряпицей и, наконец, заговорил:
– Мы это… простые крестьяне, значить… Нам такое не понять – где Добро и Свет, а где наоборот, значить… Мы люди темные… – мужичок снова вытер лоб. – А только пусть святые отцы помолятся за нашу победу, значить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69