– Она достала из сумки одеяло, расстелила его на траве и бросила поверх него два больших полотенца. – Значит, ты совсем не в курсе последних событий?
– Каких?
– Месяц назад Инга бросила Владислава и бежала куда глаза глядят. Ее до сих пор не нашли.
Кристина потрясение воззрилась на нее:
– Да что ты говоришь?!
– А вот представь себе! С тех пор вся Инквизиция стоит на рогах, землю роет в поисках Инги – но все безрезультатно. Кстати, именно поэтому на последнем отрезке Магистрали вам пришлось снова вернуться на дикую Равнину. Наши люди вовремя предупредили отца Эдвина, что вот-вот возобновятся проверки.
– А я думала, это из-за того, что Владислав с Ингой возвращаются в Вечный Город. – Кристина растерянно тряхнула головой. – Нет, это невероятно! Ведь они были такой замечательной парой. Инга, конечно, стерва – но не до такой же степени!
Сандра грустно усмехнулась:
– Инга бросила Владислава не потому, что нашла другого. Я подозреваю, что она сбежала от него по той же причине, что и я.
– Как это? Она что, тоже… Она ждет ребенка?
– Нет-нет. Тут совсем другое. Тогда я не сказала тебе всей правды, не могла сказать. Конечно, я убежала, чтобы спрятать моего малыша от Велиала, но эго не было единственной причиной моего бегства. Если бы святейший Иларий просто пообещал мне защиту и покровительство своей церкви, я бы не согласилась с его планами и осталась под крылышком Инквизиции. Но он кое-что рассказал мне о Владиславе, и я… Ладно, Кристи, давай искупаемся, а уже потом продолжим наш разговор.
Кристина согласилась и принялась торопливо раздеваться. Сандра стянула с себя платье и белье и с немного жалостливой улыбкой посмотрела на подругу, которая к тому времени успела снять лишь верхнюю одежду.
– Ах, дорогуша, ты стала совсем как тростинка! Долгая дорога вконец утомила тебя, бедняжку. Но ничего, у нас ты откормишься.
Кристина бросила скептический взгляд на свое тело и вздохнула. Никакое откармливание ей не поможет – ее беда не в излишней худобе, а в формах, вернее, в почти полном их отсутствии. Куда ей тягаться с такими девушками, как Инга или Сандра! И особенно – Сандра. Даже беременной она была на диво хороша, а сейчас и вовсе превратилась в красавицу. На ее плоском упругом животе не было видно даже малейшего следа растяжек, которые появляются у женщин во время вынашивания ребенка, а ее грудь нисколько не обвисла и казалась по-прежнему девственной.
– Ты замечательно выглядишь, – сказала Кристина без тени зависти, а с одним лишь искренним восхищением. – Можно подумать, что ты никогда не рожала… Кстати, кто у тебя – мальчик или девочка?
Лицо Сандры просияло:
– Мальчик. Он просто прелесть! Завтра ты с ним познакомишься.
– А почему завтра?
– Потому что там, где мы живем, сейчас поздний вечер, и Марио уже спит.
– Его зовут Марио?
– Да, Марио Феличе. Надеюсь, второе имя принесет ему удачу… Ну, Кристи, пошли купаться. Не бойся за свои ноги – дно возле берега песчаное.
Сандра взяла из сумки кусок мыла и с веселым визгом бросилась в воду. Кристина быстро закончила раздеваться и последовала за ней. Прохладная вода приятно обожгла ее кожу.
– Поплыли к водопаду, – крикнула ей Сандра. – Там здорово.
Четверть часа девушки мылись и резвились в воде, потом вернулись на берег, чистые и посвежевшие, и насухо обтерлись полотенцами. Не одеваясь, они растянулись на одеяле, нежась в ласковых лучах вечернего солнышка.
– Ну же, рассказывай, – отозвалась Кристина. – Я хочу знать все.
Сандра лениво протянула руку к сумке, вынула из ее бокового кармана серый конверт и отдала его подруге.
– Прежде всего прочитай это. Здесь два письма святейшего Илария, когда он был еще митрополитом Истринским, адресованные тогдашнему предстоятелю Несторианской Церкви патриарху Никодиму. Думаю, мою историю следует начать с них.
Кристина перевернулась со спины на живот, извлекла из конверта дюжину исписанных мелким почерком листов и, положив их перед собой на одеяло, приступила к чтению. Почерк у нынешнего патриарха был не ахти какой, далеко не каллиграфический, и временами ей приходилось угадывать слова, написанные слишком неразборчиво или смазанные чьей-то неосторожной рукой, благо текст был на греческом, которым она владела в совершенстве.
В первом письме речь шла о громком скандале в семье князя Властимира Верховинского, чья младшая дочь, четырнадцатилетняя Марьяна, нежданно-негаданно забеременела. Как водится, после такого известия поднялся страшный переполох. Разгневанный князь требовал от дочери назвать имя соблазнителя, но девушка клялась и божилась, что у нее не было мужчин. Этому, разумеется, никто не верил; к тому же все бабки-повитухи в один голос утверждали, что княжна уже не девственница.
Впрочем, князь Властимир и без признания дочери догадывался, кто отец ее ребенка. Все подозрения падали на его племянника Огиеслава, который рос вместе с Марьяной и был ее лучшим другом. Подозрения князя переросли в уверенность, когда Огнеслав, даже не пытаясь оправдываться, бежал от дядиного гнева и укрылся в родовом замке своей матери. Доведенный до бешенства этим позорным бегством, Властимир впопыхах собрал дружину, намереваясь взять штурмом невесткин замок и примерно наказать трусливого соблазнителя, но тут в семейную ссору, грозившую закончиться кровопролитием, вмешался митрополит Истринский. В результате длительных и напряженных переговоров с обеими конфликтующими сторонами владыке Иларию удалось остудить гнев князя и помирить его с племянником. К вящему облегчению всей родни, Огнеслав публично признал себя отцом ребенка, а вскоре состоялась его свадьба с княжной – что, в общем, отвечало желанию обоих молодых людей. Правда, в узком семейном кругу Марьяна продолжала настаивать на своей невинности, а Огнеслав – на своей невиновности, но их заявления воспринимались родичами как обыкновенное детское упрямство.
Единственный, кто поверил Марьяне и Огнеславу, был митрополит Иларий. В своем письме к патриарху владыка перечислил целый ряд «знамений», случившихся на Грани за два месяца до скандала, приблизительно в то время, когда был зачат ребенок, и подкрепил их пространными цитатами из Библии и философских книг. Его аргументы произвели на Кристину двойственное впечатление. Большинство явлений, на которые он ссылался, были скорее курьезными, нежели знаменательными, но среди них имелось несколько таких, что заставляли призадуматься.
Особенно девушку поразило появлении в небе Истры трех новых звезд во время парада планет. Даже одинокие вспышки таких звезд случаются нечасто, но если на небосводе зажигаются сразу три новые звезды, причем расположенные не как попало, а по углам равностороннего треугольника, и происходит это в тот момент, когда все планеты солнечной системы выстроились в одну линию, – тут уж волей-неволей подумаешь о знамении и воздержишься от того, чтобы заключать это слово в кавычки. По-видимому, владыка Иларий долго думал о нем и тщетно искал, на что оно указывает, пока не разразился скандал в семье князя Верховинского. Когда же обнаружилось, что начало беременности Марьяны совпадает по времени с появлением оного знамения, святой отец заподозрил, что тут имело место непорочное зачатие, и поспешил сообщить об этом своему начальству. Что же касается отсутствия у княжны признаков девственности, то митрополит замечал, что Марьяна с детства увлекалась верховой ездой и всегда пользовалась мужскими седлами – а это порой приводит к преждевременному разрыву девственной плевы.
Во втором письме владыка Иларий сообщал, что в 4 часа 52 минуты утра Сочельника, двадцать первого декабря 1974 года, княжна Марьяна произвела на свет сына, которому дали имя Володислав. Сие событие также сопровождалось многочисленными «знамениями», наподобие радуги среди ночи и рождения ягненка с золотой шерстью, но на этот раз митрополит упомянул о них вскользь, отдельно остановившись лишь на поведении трех новых звезд, которые появились в ночь на семнадцатое марта – то есть ровно за сорок недель до рождения ребенка. В своем предыдущем письме владыка Иларий не упомянул о еще одной странности этих звезд, помимо их внезапного возникновения и симметричного расположения, не упомянул, ибо тогда еще не заметил, что они медленно двигались относительно всех других звезд истрийского небосвода. Эти три звезды на протяжении всего срока беременности княжны постепенно сближались и в ночь перед Сочельником сошлись в одной точке, образовав очень яркую звезду.
Далее в письме говорилось, что во время крещения на ладонях, на лбу и на левой стороне груди Володислава появились небольшие кровоточащие ранки – так называемые стигматические метки, следы Христовых ран, которые под конец церемонии немедленно и совершенно бесследно исчезли. Когда же мальчика погрузили в купель со святой водой, над его головой возникло золотое сияние в форме нимба, а к пению церковного хора приметалась какая-то тихая музыка – почти неслышная, но настолько прекрасная, что многие из присутствовавших в храме даже расплакались от восторга и умиления.
Владыка Иларий, самолично крестивший новорожденного, был потрясен происшедшим до глубины души, и это явственно чувствовалось по письму, которое он написал вечером того же дня. Отбросив свойственную высокопоставленным священнослужителям сдержанность и осторожность, митрополит выражал уверенность, что ребенок, которого он нынче держал на руках, есть Спаситель, новый мессия, ниспосланный Небесами многострадальному человечеству. В качестве дополнительного аргумента владыка, человек весьма образованный, приводил свои расчеты, из которых явствовало, что в момент рождения Володислава на Основе в Вифлееме как раз была полночь с двадцать первого на двадцать второе декабря – а Иисус Христос, что уже считается научно доказанным фактом, родился именно в полночь зимнего солнцестояния. Кроме того, продолжал владыка Иларий, некоторые источники утверждают, что Иисус родился не в 4 и не в 6 году до нашей эры, а в 27, и если это так, то получается, что новый мессия пришел в мир земной спустя ровно две тысячи лет после первого.
Под конец письма митрополит немного поостыл и заверил патриарха, что вплоть до получения соответствующих инструкций воздержится от каких-либо публичных заявлений касательно божественной природы княжича Володислава. Благо больше никто на Истре не обратил особого внимания на знамения, что сопутствовали всей этой истории, а если и обратил, то никак не связал их с рождением у князя Верховинского внука. Стигматические знаки на теле младенца, золотое сияние над его головой, конечно, заметили все, кто присутствовал на церемонии крещения, а большинство также слышало и тихую неземную музыку, однако князь Властимир, который был довольно опытным магом, сразу объяснил эти явления большой магической силой у Володислава. Он очень гордился тем, что в их роду появился такой могущественный маг…
– О боже! – прошептала Кристина и еще раз, уже не так поспешно и более внимательно, перечитала оба письма.
Потом аккуратно сложила все листы, сунула их в конверт и вопросительно посмотрела на Сандру:
– Послушай, это серьезно?
– Абсолютно серьезно. – Сандра лежала на спине с закрытыми глазами.
– О боже! – повторила Кристина, – А что было дальше?
Сандра распахнула глаза и повернула к ней голову.
– Как ты понимаешь, второе письмо, в отличие от первого, настроило патриарха Никодима на серьезный лад. Он понял, что на Истре действительно произошло нечто знаменательное, и немедленно отправил туда комиссию. Разумеется, эта немедленность была весьма условной: от Истры до Главной Магистрали почти пять месяцев пути по трактам, а потом гонцу пришлось еще девять недель добираться по железной дороге до Бетики – в то время поезда ходили гораздо медленнее, так что письмо от митрополита пришло с более чем полугодичной задержкой. Комиссию вел опытный маг, поэтому на путь до Истры они потратили втрое меньше времени, чем гонец, и прибыли на место в конце сентября. Однако там они обнаружили, что опоздали как минимум на семь месяцев. Им осталось только собрать немногочисленные свидетельства трагедии и убраться восвояси.
– А что случилось?
Сандра рассказала Кристине о Прорыве, унесшем жизни всех членов семьи князя Верховинского, за исключением Марьяны и Огнеслава.
– Изучив все обстоятельства дела, – продолжала она, – члены комиссии пришли к выводу, что княжич Володислав, в чьей гибели они не сомневались, действительно был несостоявшимся мессией или, в крайнем случае, пророком, которому Вышний мир не смог обеспечить надежную защиту. А вот патриарх Никодим, ознакомившись с отчетом, отказался поверить в смерть Володислава – он был уверен, что мальчик просто похищен, и догадывался о личности похитителя.
– Неужели Мэтр?
– Да, он самый. – Сандра легла на бок лицом к Кристине и подперла голову рукой. – Тут вот какое дело. Оказывается, основатель несторианской ветви христианства, константинопольский патриарх Несторий, оставил для своих последователей тайное пророчество, в котором предсказывал, что на исходе второго тысячелетия в мир земной придет новый Сын Божий, но некие силы, не обязательно враждебные человечеству, – Несторий это особо подчеркивал, – решат использовать его в своих целях и постараются воспрепятствовать исполнению его высшего предназначения. То обстоятельство, что расследованием событий на Истре от Инквизиции занимался мой крестный отец Ривал де Каэрден, известный своей близостью к Мэтру, насторожило патриарха Никодима, а окончательно он убедился в том, что дело тут нечисто, когда сумел заполучить копию доклада дяди Ривала. Там не упоминалось очень важное свидетельство одного из немногих уцелевших слуг – старого конюха, его имя я забыла. Он клятвенно утверждал, что в самом начале видел, как замок покидал какой-то человек в широком черном плаще, с небольшим свертком в руках, напоминавшим спеленатого младенца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48