"
"Слыхал... Мне не нужен Варавва. Я сам... Да, не забудь, что ты обещал рассказать мне все а себе..."
"Расскажу".
"Я очень тебя люблю, Кифа, несмотря на то, что ты задумал".
"Я же сказал: как бы все ни случилось, все закончится хорошо".
"Но в псалме Давида сказано: "Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту". Ты говоришь о результате, Кифа: все закончится хорошо, а я - о самом действии. А оно имеет точное имя: предательство..."
"Давай подождем, Иешуа. Если твоя возьмет и тебе удастся выполнить пророчество Захарии, я буду рядом. Если же нет, я тоже буду рядом. Это не предательство, Иешуа, это называется страховкой. Такой термин пока не родился, но смысл его ты понял: найти альтернативу основному действию, чтобы оберечь наше общее дело от страха провала, поражения, потери. А тебя - от смерти. Если по-военному, то я создаю вариант перегруппировки сил, чтобы не потерять темп наступления".
"Все-таки наступления?"
"Другого варианта не дано".
"Господом, Кифа?"
"Наверно, Иешуа. Хотя мне привычнее сказать: Историей..."
Они дошли наконец. Остановились среди ветвистых оливковых деревьев. Времени было - десять двадцать семь. Уже совершенно стемнело, и никто, кроме троих - Иешуа, Петра и Иоанна, - не мог видеть Храм. Так, движущиеся огни, факелы на той стороне Кидрона... А сама громадина пропадала в чернильной фиолетовой темноте иудейской ночи.
– Сядьте здесь, - сказал Иешуа. - Постарайтесь не спать. Мало ли что... Спросил неожиданно: - Оружие у нас есть?
– У меня меч, - ответил Симон, - и у Кифы тоже.
– Два меча... - задумчиво произнес Иешуа. - Они нам не понадобятся... Я пойду наверх, к маслодавильне. Мне надо побыть одному...
И пропал в темноте.
Только Петр видел, как он легко взбежал метров на сто выше места, где остались ученики, остановился у большого серого камня с желобом, на котором давили масло таким же каменным жерновом, стоящим рядом. Иешуа сел под камнем, обнял колени руками, положил на них подбородок, уставился на Храм.
– Ты видишь? - шепотом спросил у Петра Иоанн.
– Вижу.
– Что будем делать?
– Ждать. Недолго осталось.
– До чего?
– До чего-нибудь, - ответил Петр. - Не задавай вопросов, на которые сам не предполагаешь ответа.
Петр тоже не знал ответа: что произойдет. Зря Иешуа напомнил ему о "чуде" е камнем и холмом: он только о нем сейчас и думал. Боялся: а вдруг и впрямь сил у Иешуа хватит... И активно не верил: нереально, не может быть, потому что не может быть.
Уселся рядом с Иоанном на влажную от росы траву под оливами. Кто-то из учеников уже сладко похрапывал, несмотря на предупреждение Учителя, кто-то еще боролся со сном. В принципе, бессмысленная борьба: выпитое во множестве вино, плотная еда, которой избегали в пасхальные дни, ночь, теплый ветерок с горы Елеонской - не Царство Божье, но царство Морфея. Пусть спят. Ничем и ничему они не помогут...
Петр слышал, как Иешуа бормочет про себя пророчество Заха-рии,словно заклинание:
"И станут ноги Его в тот день на горе Елеонской, которая перед лицом Иершалаима к востоку; и раздвоится гора Елеонская от востока к западу весьма большой долиной, и половина горы отойдет к северу, а половина ее-к югу. И вы побежите в долину гор Моих, ибо долина гор будет простираться до Асила; и вы побежите, как бежали от землетрясения во дни Озии, царя Иудейского, и придет Господь Бог Мой и все святые с Ним. И будет в тот день: не станет света, светила удалятся. День этот будет единственный, ведомый только Господу: ни день, ни ночь; лишь в вечернее время явится свет. И будет в тот день, живые воды потекут из Иершалаима, половина их к морю восточному и половина их к морю западному: летом и зимой так будет. И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един и имя Его едино..."
Страшную картину нарисовал Захария!
Петр.вспомнил слова евангелиста Луки, которого не было пока среди учеников Иешуа. Может, и был, только - среди семидесяти, но Петр не помнил имен всех. Так у Луки будет написано об этом моменте: "И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю".
Петр физически чувствовал, как вокруг растет напряжение, Словно воздух становится плотнее. Навалилась, плотно окутала, непривычная для начала апреля духота. Уж на что здоровым мужиком был Петр, а вдруг ощутил скачок кровяного давления до небывалых для себя высот, голову сдавило, как обручем, захотелось скорее лечь и вжаться в землю.
Иоанн что-то попытался произнести, но не смог, губы не слушались. Он упал на землю, поджав по себя руки. Петр же мучительно заставлял себя сидеть, не ложиться, потому что никогда прежде он не оказывался столь близко к поражению к поражению как Мастер. Казалось, сила земного притяжения выросла сейчас до девяти-десяти "g", что тяжко было даже тренированному Петру, а уж остальным - и говорить нечего. Мельком подумалось: а что сейчас ощущается в самом Иерусалиме? В доме, например, где остались мать, родственники? В Храме, наконец?..
С трудом определил время: одиннадцать ноль семь.
Господи, если Ты и вправду есть, а ведь есть Ты, есть здесь, на этой земле, невозможно сомневаться в Твоем существовании! - сделай так, чтобы время это, одиннадцать ноль семь, не стало конечным, чтобы часы земли - все, которые существуют сейчас и появятся завтра: солнечные, водяные, песочные, механические, электронные, кварцевые, квантовые, какие еще? - не останавливались, а шли, отсчитывая минуты, дни, годы, века, миллениумы! Во имя тебя самого прошу, Господи!
Петр не знал, услышал ли его странную молитву Господь. Но тяжесть вдруг сделалась совсем нестерпимой даже для него, в воображении - или это называется "внутреннее видение"? - возник Иешуа, вопреки всей этой давиловке стоящий вертикально и тянущий. руки со сложенными вместе кончиками пальцев в сторону Храма. И вот он развел их и вздел к небу. И мгновенно исчезла тяжесть, Петр вскочил на ноги, Иоанн - рядом, и они увидали, как раскололась земля на западном, ближнем к Храму, откосе Кидрона, как взлетели в воздух камни, как трещина повела разлом к югу и к северу, как затряслась почва здесь, на восточной стороне ущелья, словно волна гигантского землетрясения докатилась и сюда... И вдруг, сразу, все стихло. Осталась ночь, беззвездное, затянутое тучами небо, теплый ветер с горы, запах оливковых листьев. Только там, на той стороне, где еще недавно мелькали огни, все потухло. И ничего не было видно. Ни Петру, ни Иоанну. Будто у них исчезла способность к ночному видению.
Петр зажмурился. Одиннадцать ноль восемь. Услышал его Господь или не захотел, предпочел вести диалог с Помазанником своим?..
Снова открыл глаза: зрение вернулось. И Петр с облегчением увидел: Храм как стоял, так и стоит. Только ушла земля метров на двадцать вниз, под стены, и Золотые ворота словно бы повисли в воздухе, а трещина пересекала Кидрон с запада на восток, но даже не дошла до садов Гат-Шманим, остановилась, лишь разрубив ручей провалом.
Иешуа проиграл.
Хотя, видел Петр, трещинами пошла могучая стена Храма, целой сеткой трещин, среди которых было немало глубоких, но отнюдь не разрушительных. Ну землетрясение, ну случилось и здесь в кои-то веки, ну ушла земля из-под Храма, но где тот, у кого хватило наглости утверждать, что ему дано целиком разрушить Дом Бога?..
Никого Бог не послушал: ни Петра, ни Иешуа. Коэнов он пожалел, работы их лишать не захотел, оставил все на потом, когда придут римские войска, ведомые Титом Флавием, будущим императором, а в дни Иудейской войны - сыном императора Веспаси-ана Флавия, и буквально сровняют с землей весь Иерусалим, перепахав его с севера на юг и с востока на запад. Мало что останется археологам...
Петр крикнул Иоанну:
– Посмотри, что с ребятами! И будь с ними. Я - к Иешуа.
И рванул наверх.
Иешуа сидел, как и до начала всех аномалий, обняв колени руками, и смотрел на подбегающего Петра. По лицу его - Петр впервые видел такое! - текли слезы. Именно текли - не каплями, а ручейками, безостановочно.
– Я проиграл, Кифа, - сказал он глухо. - Бог не захотел услышать меня, а своей силы мне не хватило...
Петр сел рядом, обнял его за плечи.
– Бог сделал так, как должен был, - сказал успокаивающе, сам изумляясь термину "должен" в применении к непредсказуемым действиям Бога. - Он дал тебе проявить свою силу, очень большую, ты посмотри, посмотри, что ты натворил, и тем не менее Бог остановил ее, эту силу, поскольку сейчас - не время разрушать и строить бессмысленные каменные Храмы...
– А что сейчас за время?
– Ты знаешь мое мнение. Надо выстроить Храм Веры нашей как можно в большем количестве душ людских. Мы не плотники и не каменщики в прямом смысле этих слов. Мы ловцы человеков, мы только начали путь свой, но нас уже несколько тысяч, а придет время, когда последователями истинной Веры станут миллионы и миллионы людей. Ты сам сегодня произнес: к нам придут многие. Отовсюду, по всей земле, Иешуа, а она очень большая. Она не ограничивается теми землями, о которых мы сегодня слышали. И для того, чтобы так случилось, ты должен умереть и снова воскреснуть.
– Это и есть твоя страховка? - Он запомнил слово и к месту его повторил.
– Нет, - не согласился Петр, - это и есть единственно возможный путь. Да, ты можешь создать свое Царство Божье хоть сейчас, ты показывал, как ты это сделаешь, я так не умею, не смогу. Теоретически я представляю себе это: мир внутри мира, и только одна дверь в него, которой управлять сможешь лишь ты. Вполне допускаю, что я и Йоханан сумеем у тебя научиться открывать дверь, хотя сегодня ни мне, ни ему нечего делать рядом с тобой, как паранормам. Но все мы смертны, Иешуа, и в один не прекрасный день, очень хочется верить, что отдаленный, не станет ни меня, ни Йоха-нана, ни, главное, тебя. И дверь закроется. И Царство Божье останется навсегда изолированным от царства людей, которое на земле построил сам Бог. Людской мир будет существовать, расти, множиться. А что с Царством Божьим?.. Куда оно денется без тебя?.. Нет, Иешуа, ты должен знать, что только твои смерть и последующее. Воскресение сделают землю миром Христа, и тебя назовут сыном Божьим, и по всей земле будут стоять каменные и деревянные, богатые и бедные, огромные и крохотные Храмы, поставленные во имя Бога, но и во имя твое, Иешуа, ибо ты станешь единственной надеждой на спасение души. К тебе будут обращать молитвы, тебе будут поверять радости и боли, у тебя будут спрашивать совета, как жить... Это будет твое Царство, Иешуа!
– И для этого я должен умереть?
– И воскреснуть через три дня.
– Откуда ты все знаешь, Кифа? Откуда ты пришел ко мне?
– Издалека, - ответил Петр. - Из очень далекого будущего.
– И там все так, как ты говоришь?
– Я еще очень мало говорил, - усмехнулся Петр. Отметил время: одиннадцать тридцать девять.
– Расскажи все, - попросил Иешуа. - Мне сейчас так нужен твой рассказ...
ДЕЙСТВИЕ - 4. ЭПИЗОД - 6
ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 27 год от Р.Х., месяц Нисан
(Окончание)
Времени до прихода стражников Кайафы оставалось всего ничего, а сказать следовало еще столько, что не просто получаса-часа не хватит - суток беспрерывных разговоров мало окажется. А рассказать все, как попросил Иешуа, нет, этого Петр вообще сделать не мог технически. Он сам о своем мире знал далеко не все. Но даже если вести речь об истории христианства на планете - и это лучше бы к Клэр или еще к какому-нибудь высоколобому... А Петр может только конспективно, вычленяя главное. И для него сейчас самое важное - это понять, что счесть главным для того, чтобы убедить Иешуа в единственности варианта, который Петр поначалу назвал страховочным.
Поэтому Петр продолжил торопливо, сбивчиво, перескакивая с мысли на мысль:
– У нас будет время, чтобы я мог рассказывать, а ты спрашивать. Ты просил всех - и меня тоже! - верить тебе. Наша вера поначалу помогала тебе обретать силу, умножать ее, так?.. Не отвечай, я знаю... Так и мне сейчас очень нужна твоя вера, чтобы не сломать все, что построено твоим именем за две с лишним тысячи лет. И реально построено, я имею в виду крепости, города, храмы, монастыри и, главное, целые миры в душах людских...
– Две с лишним тысячи... - будто и не слушая, выхватывая из целого лишь частность, но наиболее поразившую, перебил Иешуа. - Ты так издалека...
– Твой год рождения станет годом начала нового летосчисле-ния. В определении года, правда, есть ошибка, но это несущественно. Важно, что я-из две тысячи сто пятьдесят седьмого года от Рождества Христова.
– Моего рождества?! Но как ты оказался здесь?
– А как ты умеешь создавать мир внутри мира?
– Не знаю. Умею - и все.
– Вот и я так же... - Если это и была ложь, то не полная: Петр действительно не понимал и не собирался понимать, как действует тайм-капсула.
– А в будущем все могут передвигаться по времени?
– Нет, - ответил Петр и тоже не соврал, - только очень немногие...
Его поражала сейчас - хотя он устал поражаться способностям ученика, плюнул давно на это дело! - удивительная даже для современников Петра гибкость мышления, его мгновенная адекватность узнанному. Он сразу принял как аксиому, хотя Петр никаких подробностей не добавил, возможность путешествий во времени, то есть факт одновременного сосуществования в каком-то неведомом измерении момента будущего и момента прошлого. Он ничуть не удивился тому, что эти моменты доступно совместить, а значит, он, Иешуа, может однажды оказаться где-нибудь рядом с Авраамом или Моисеем. Судя по всему, это для него очевидно по определению. Интересовало иное.
– Значит, ты знаешь все, что произойдет завтра? И через десять лет? И через сто?..
– Знаю.
– Тогда зачем ты здесь? Тебе было любопытно увидеть, как тот, кому вы поклоняетесь столетия, начинал свой путь?
Хороший вопрос! Не без тайной обиды. За туриста Петра посчитали... Только тоже трудновато на сей вопрос коротко ответить.
– Нет, конечно... Кстати, там, в моем времени, лично я тебе не поклонялся. Мне было, прости, не до тебя. Это теперь, когда мы вместе уже больше двадцати лет... Но все дело в том, что История - как ветвистое дерево:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75