На горе Синай Моисей провел сорок дней и ночей, и там Бог дал ему и народу Своему десять заповедей, множество предписаний, касающихся как общественной жизни, так и богослужения. С горы Синай Моисей принес две скрижали Завета с десятью заповедями, позволил себе в гневе - увидел золотого тельца, идола! - разбить их, высек новые скрижали, и Бог вновь начертал на них заповеди после второго сорокасуточного пребывания Моисея на Синае... Какое уважение к человеку! Впрочем, кое-какие наставления Бог дал Моисею и в . Синайской пустыне - в специально поставленной скинии. Там же, в пустыне, Моисей принес жертву Завета, которой посвятил свой народ Господу и обязал исполнять Закон, поставил жертвенник и двенадцать камней - по числу колен Израилевых... Впрочем, я все это перечисляю больше для себя, чем для вас: стройнее приходим к выводу, что с Моисеем Бог поработал куда серьезнее, нежели с Авраамом и сыновьями...
М. Итак, первый Завет или договор - о земле. Второй - о Законе. А третий?
Э. Третий - это уже ваша тема: Сын Божий. Но до него "PR-акции" продолжались последовательно и обильно. Я имею в виду пророков. То есть тех святых людей, которых именно Бог выбирал из сынов Израилевых, чтобы так или иначе разъяснять уже данный и написанный Моисеем Закон: предупреждать, предостерегать, возвещать волю, напоминать о делах Божьих в прошлом. Ну и предсказывать будущее. Пророки - это репродукторы или микрофоны - поправьте меня, я не сильна в технике, - с помощью которых Бог разговаривал со своим народом. И они предсказывали, и весьма точно предсказали, явление Христа...
М. И на нем заканчивается божественный "пи-ар"...
Э. Последовательный, продуманный, умный - да. Две тысячи лет без малого. Дальше пошел хаос и разброд - тоже две тысячи лет.
М. Уже с малым.
Э. Рождение Мессии. Откровения Мессии. Распятие Мессии. Воскресение Мессии. И самое гениальное - финал: Вознесение Мессии. Иными словами - обещание вернуться. Вот этапы. Первый разговор с Богом и - надежда на встречу. Встреча с Богом и - надежда на свободу и мир в собственной земле. Еще несколько встреч с Богом и - надежда жить на этой земле по Закону, данному Богом. Жизнь по Закону и - надежда на присутствие Бога на земле, пусть даже в образе Сына Божьего. И наконец, обретение уже не просто Закона, но Учения, и - надежда на Второе Пришествие.
М. То есть на Страшный Суд, Армагеддон, Апокалипсис...
Э. В первую очередь - на возможность обрести на земле Ханаанской, земле предков - Царство Божье...
М. В этой двухтысячелетней выстроенности, продуманности вы видите величие Религии?
Э. А вы нет?.. Именно так! Она выстраивалась от зарождения, от начала - до финала. Надеялись - до промежуточного. Оказалось - до последнего, буквально. Дальше - потихоньку, но верно дробящееся христианство. Дальше - агрессивное мусульманство. Дальше - робкий, ушедший в моления иудаизм. Ну, и секты - как протест против затянувшегося ожидания Второго Пришествия. Протест против обмана.
М. Считаете, был обман?
Э. Любой "пи-ар" всегда - обман. "Пи-аровцы" выродились. Шапито осталось, а клоуны уехали.
М. Что же, по-вашему, может спасти веру? Или многие веры, извините за дурной стиль...
Э. Что? Второе Пришествие.
М. Выходит, нет спасения...
Э. Выходит, что нет...
ДЕЙСТВИЕ - 2. ЭПИЗОД - 2
ИУДЕЯ, ДОЛИНА РЕКИ ИОРДАН, 24 год от Р.Х., месяц Шеват
Иешуа был уже близко - естественно, что Петр чувствовал это. Они с Иоанном все-таки сумели завершить вчерашний день без особого напряга. Иоанн закончил посвящать народ, когда уже совсем стемнело, ночевать в долине осталось человек тридцать. Иоанн еще долго сидел с ними под деревьями, говорили о вполне земном: о детях, о стариках, которые так и не сумели и не сумеют прийти к Предтече, о незлой на сей раз зиме, о том, хватит ли до весны припасов самим, да и скоту тоже... Иоанн ничего никому не проповедовал, говорил с людьми просто и вполголоса, словно боясь потревожить вечернюю темно-претемно-синюю тишину, в которой позволено было жить лишь речному говору, шелесту жестких пальмовых листьев на легком ветру, да иногда - обиженному, пронзительному крику птицы. Что за птица - Петр не знал.
Только в конце вечера Иоанн взрывом нарушил мирный, вполне домашний настрой беседы. Когда кто-то из темноты негромко посетовал, что, мол, шестой день здесь ночует, дома дела стоят, а Машиах все не идет и не идет, Иоанн ответил резко, даже грубо:
– Кто звал тебя сюда? Никто! Сам пришел. А не нравится - уходи. Машиах вряд ли будет рад твоему присутствию, нетерпеливый...
Взлетел с земли, быстро ушел в сторону, к реке, стоял там, молча смотрел в ночь. Петр видел - мог видеть, - как часто и глубоко дышит ученик, будто успокаивает себя, задувает раздражение, вызванное нечаянным, искренним, но больным для Иоанна вопросом. Откуда ж тот, спрашивающий, мог знать, что больно Предтече?..
Петру казалось даже, что он слышит стук сердца ученика - сильный и частый, конечно же - только казалось, поэтому он даже не поднялся, не подошел: пусть сам с собой справляется, сколько можно!
А кто-то из старших счел нужным подойти.
Сказал, как извинился:
– Не сердись, Предтеча. Он же не со зла - по глупости. Что взять с землепашца? Не хотел он...
– Я знаю, - неожиданно мирно ответил Иоанн. - И ты меня прости, отец.
– За что же? - удивился старик. - Вижу: устал ты. Отдохни, поспи. Дни у тебя сейчас дли-и-инные...
Иоанн заснул быстро и спал беззвучно. А Петр долго лежал без сна, словно оттягивая приход дня завтрашнего: бессонница легко удлиняет ночные часы... Потом тоже уснул - едва ли на час и проснулся раньше Иоанна, выбрался из палатки в предутренний холод, стараясь не разбудить ученика. Спустился к реке, умылся, нашарил в потайном карманчике, спрятанном с изнанки плаща, капсулу со стимулятором, проглотил. Не любил химии, но не сидеть же, в самом деле, медитируя, впитывая необходимую для жизни энергию, на виду у просыпающихся паломников. Не поймут.
Вот тогда и почувствовал приближение Иешуа.
И понял, что Иоанн тоже его почувствовал.
Он вышел из палатки и замер, повернув лицо на север. Закрыл глаза.
Петр подошел, встал рядом. Иоанн, не открывая глаз, не поворачивая головы, спросил:
– Он идет?
– Да, - ответил Петр.
– Как я его узнаю?
– Так же, как сейчас почуял.
– Он - тоже... - запнулся на мгновенье на чужом слове, - паранорм?
– Конечно. Как ты. Как я. Иначе не могло быть.
– Что мне делать?
– Что обычно. Посвящать людей.
– И его?
– Он - как все.
– А после?
– Все будет так, как задумано.
– Кем? Тобой, Раввуни?
Как искусительно было бы ответить: да, мною! Но Петр избежал искушения: дело - да, его, но слава - нет, она принадлежит здесь другому. Или пошире другим. Пусть она останется с ними.
– К чему пустые вопросы? Я только Учитель - твой и его. А вы - Учителя человеков. Но задумано и предначертано все - Господом, ты знаешь это не хуже меня... - И сменил тему: - Позавтракаешь? Остался сыр, хлеб...
– Потом...
Иоанн сбежал к реке, на ходу сбрасывая темное ночное покрывало, с шумом, с брызгами ухнул в воду - мальчишка, а не муж тридцатидвухлетний. И словно сигнал какой подал: из палаток люди пошли к нему, на дороге в долину показались первые сегодняшние паломники. Начинался день - как другие.
А Петр от завтрака отказываться не стал.
Жевал подсохший сыр, запивал молоком. Думал: какие они разные - Иешуа и Иоанн. Один - огонь, сила, мощь, постоянное нетерпение, желание объять необъятное и, кстати, умение это сделать: знания Иоанна для его времени велики, едва ли не энциклопедичны, паранормальные возможности - удивительны. Восемнадцать лет назад Петр разбудил мозг мальчика, как ни высокопарно это звучит, а уж дальше учителю приходилось только направлять ученика, путь показывать. Далеко он прошел по этому пути...
Но и другой на своем не тормозил.
Петру иной раз казалось, что матрица, подсаженная Иешуа тоже восемнадцать лет назад, так себя толком и не проявила. Он не однажды теребил Техников, те наотрез: нет, не может быть, это все - матрица. А для Петра "это все" было обычным развитием тоже очень сильного паранорма, способного в итоге на все известные в двадцать втором веке паранормальные проявления. Петр, появляясь в Назарете, так же профессионально учил Иешуа, как и любого своего ученика, лишь объективно и с некоторым мистическим страхом отмечая, что таких учеников у него никогда не было и, по идее, быть не может. Вот тогда он вспоминал о матрице...
С Иешуа было легче, чем с Иоанном. Можно сказать, что он - более послушный ученик, только слово "послушный" удобно плохому учителю. Петр был превосходным, поэтому он считал Иешуа учеником-единомышленником, который легко и с желанием принимал учебу - не послушанием, а пронзительным видением цели.
Мальчиком еще он полюбил читать. Ему не хватало скудной библиотеки, если можно так назвать те рукописи, что имелись в синагоге Назарета. Поэтому он постоянно совершал вылазки в соседние городки, а приходя в Иерусалим трижды в год - один, родители ходили с ним только на Песах, - зарывался в чтение с головой. Петр сам очень много вложил в него, в его память - вот, кстати, еще зачем приходилось постоянно возвращаться в свое время, в итоге Петр сам стал ходячей библиотекой - Клэр Роджерс просто отдыхает... Странно, но книжная премудрость нравилась Иешуа больше, чем постоянные тренировки телепатических, телекинетических и прочих ларанормальных способностей. Нет, давалось ему все легко, просто знания Иешуа ценил явно больше, чем умение.
Но не брезговал и работой с отцом. Плотничал, столярничал, неплохо у него выходило, отец давно перестал злиться на некогда нерадивого сына: того словно подменили. Знал бы, что не словно...
С годами Иешуа полюбил уходить в горы, на пастбища, забирал семейное небольшое стадо, а то и у родственников и соседей прихватывал, пропадал там в одиночестве. Его тянуло к одиночеству, пастушеские обязанности были явным, хотя и полезным предлогом. Часто Петр делил с ним это одиночество, но однажды почувствовал, что Иешуа стал тяготиться его присутствием на пастбищах. И наоборот: после того, как побыл один, Иешуа особенно стремился к общению с Петром - словно хотел проговорить с учителем что-то, передуманное и перечувствованное наедине с самим собой. Или все-таки - с Богом, который для Иешуа реально существовал.
Петр спрашивал у Техников: что это - такие частые уходы в себя? Те отвечали - довольные: матрица приживается, все идет преотлично. Что значит "приживается", как она там приживается - всего этого Петр не понимал и считал, что Техники тоже толком не понимают и не могут внятно объяснить. Но всякий раз после таких "приживаний" Иешуа становился все более и более отстраненным и отстраненным - именно так, от слова "странный"! - словно матрица пробуждала в нем нечто, Петру непонятное. Но в общем-то ожидаемое: проект, напомним, звался "Мессия"...
Трудные у Петра ученики. Каждый - по-своему. И впервые в его долгом педагогическом опыте ученики постепенно, но верно --осознанно! - уходили от него. Или точнее: настойчиво растягивали тот невидимый поводок, на котором он все-таки пока старался удерживать их. Оставалось не так уж много времени впереди, Петр надеялся, что удержит - до конца...
Иешуа появился перед закатом.
Он шел в небольшой - человек десять - толпе паломников, которые, понял сразу Петр, не ведали - с кем идут. Просто попутчики.
Иоанн услышал Машиаха. Прервал посвящение толпящихся у берега и уже в воде людей, повернул голову к идущим, потом растерянно - Петр чувствовал, что растерянно, - поискал глазами Петра. Увидел его сидящим на склоне, вроде успокоился, сказал громко:
– Помните - кто вчера был здесь со мной, - я сказал вам, что скоро явится человек, который идет впереди меня и который был прежде меня? Помните? Так вот он... - Иоанн простер руку к спускающемуся в долину Иешуа.
Люди у реки застыли: обещанное - свершалось... Иешуа ничем не выделялся из спутников, разве что - ростом. Он тоже был высоким - под стать Иоанну. Только волосы его были длинными и темными, как и коротко подрезанная борода. Он не видел Петра, да и не искал его. Он смотрел только на Иоанна, потому что знал о том, что Предтеча, чья слава действительно гуляла от Беэр-Шевы до Кесарии, тоже обучен Петром. Иешуа - в отличие от Иоанна - не ревновал Петра к сопернику и не сравнивал свое предназначение с его, не пытался выяснить - чье круче. Он редко расспрашивал Петра об Иоанне - даже когда тот стал посвящать народ. Не потому, что не любопытен, но лишь потому, что судьба Иоанна пока не пересеклась с его судьбой. Всему свой час, считал. Лишь в последнюю встречу сказал:
– Я приду к твоему ученику в ближайшие дни. Я чувствую, что пришла пора. Ты будешь там?
Как и Иоанн, Иешуа называл Петра на "ты". Сначала, в детстве, было "вы", а потом, с годами, когда ученики взрослели и мужали, а Петр оставался все таким же, каким они впервые увидели его, "вы" естественно умерло и возникло "ты". И уж конечно - не Петр, а Кифа, что тоже означало "камень". Петру это даже нравилось.
– Конечно, я буду там, - подтвердил Петр.
– Вот и славно, - улыбнулся Иешуа. - Вот и познакомимся.
И все. И никаких переживаний. Посвящение или Очищение - необходимый и неизбежный этап в служении Иешуа. А то, что Предтеча - собрат по, так сказать, школе, так это и вправду славно!
Пожалуй, стоит сознаться, что Петр сейчас нервничал куда более их двоих вместе взятых. В Технической Службе уточнили время полной активации психо-матрицы. Оно вот-вот должно наступить. Может быть - сегодня. Может быть завтра или послезавтра. Но момент активации, предупреждали Петра, непременно будет связан с каким-то событием в жизни или даже судьбе Объекта - с каким-то серьезным событием. Ничего более серьезного в эти дни, чем Посвящение, Петр не знал. Поэтому и дергался: вдруг да что произойдет с учеником - непредсказанное и непредсказуемое. Произойдет, а он, Петр, не сможет вмешаться - как не мог в свое время вмешаться в постоянные "уходы" Иешуа: тот не давал. Понимал, конечно: не давал и ничего плохого не случилось, напротив. И сейчас не может случиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75