— Право руля! — истошно закричал капитан. — Право руля, чтоб тебе черти все кишки вытянули!
Команда была своевременной, ибо рулевой на корме, похоже, впал в ступор от увиденного. Теперь же он очнулся и вовсю закрутил штурвал. Корабль накренился, волна забурлила под левым бортом, но даже телегу нельзя развернуть на ходу мгновенно, а не то что идущий под всеми парусами бриг. Мы продолжали двигаться прямо на дракона, и у нас даже не было орудия, чтобы в него выстрелить — «Звезда тропиков», не будучи военным кораблем и не предназначаясь для преследования, не имела носовой пушки. Я обхватила мачту, ожидая удара…
Но дракон сам предпочел уклониться от удара. Должно быть, нацеленный в шею бушприт казался ему чем-то вроде рога, которым вооружены некоторые крупные морские животные. Живая колонна, вспенивая воду, сдвинулась чуть левее, и бриг, раскачиваясь на волнах, поплыл мимо нее, почти касаясь бортом. Первая из левых пушек поравнялась с шеей и выстрелила практически в упор.
Шея дракона конвульсивно дернулась; по палубе и волнам веером хлестнули кровавые брызги. Чудовище издало рев, больше, однако, похожий на многократно усиленное мычание тайула, чем на рык хищника. Но не успела я додумать эту мысль, как дракон, резко изогнув шею, ударом головы переломил словно спичку фок-рей и вцепился зубами в фок-мачту почти у самого основания. Вопль ужаса вырвался из глоток матросов; кажется, я тоже в нем поучаствовала. Огромная зубастая голова вгрызалась в мачту в каких-нибудь двадцати локтях от меня; я видела грубую бугристую кожу, всю в ямах и трещинах, поросшую водорослями и ракушками — дракон, как видно, был немолод, недаром он вымахал до таких размеров. Круглые черные глаза, глядевшие из морщинистых складок, казались бусинками на этой морде, хотя один такой глаз был втрое больше головы взрослого аньйо. На плоской макушке с негромким чавканьем смыкались и размыкались два продолговатых отверстия, служившие не то для дыхания, не то для процеживания воды, а может, и для того, и для другого; в каждое из них легко пролез бы самый тучный аньйо. Хотя дракон находился с подветренной стороны, в нос мне ударил тяжелый запах рыбы и сырой гнили.
Я описываю это так, словно неторопливо рассматривала его в зверинце, хотя на самом деле вся эта картина отпечаталась в моем сознании за считаные мгновения. Я не пыталась бежать (куда?!), только стояла, вцепившись мертвой хваткой в грот-мачту. И это оказалось самым правильным, потому что в следующий миг чудовище потащило корабль из воды. Палуба вздыбилась и накренилась набок, мимо меня с криком прокатился какой-то матрос, тщетно пытающийся уцепиться за мокрые скользкие доски…
Дракон был очень силен, но и бриг — тоже не пушинка, причем его вес возрастал по мере того, как дракон тянул нас из воды, так что одновременно шея чудовища локоть за локтем погружалась в пучину.
И все же водоизмещение гигантского животного было больше нашего, так что оно смогло бы полностью поднять «Звезду» в воздух, и уж не знаю, чем бы это кончилось (к примеру, мачту могло вырвать вместе с куском днища, и корабль затонул бы в считанные мгновения), но в тот момент, когда под водой, должно быть, оставался один киль, надкушенная мачта с треском сломалась, оставшись в зубах у чудовища, а бриг рухнул кормой вперед в родную стихию. Белая пена с шумом взметнулась над обоими бортами и пролилась дождем на палубу, окатив меня с головы до ног.
Пока бриг качался с носа на корму, восстанавливая равновесие, дракон, подняв голову, еще раз хрустнул зажатой в зубах мачтой, и она вместе с раскушенными обломками полетела с высоты вниз. Паруса слегка затормозили падение, но все же удар, обрушившийся поперек палубы, был силен; мачта разнесла оба фальшборта и сильно повредила настил.
Судя по крику, оборвавшемуся предсмертным хрипом, зашибло и кого-то из матросов, но я этого не видела за накрывшими палубу парусами.
Но дракону этого было мало. Собственно, его нетрудно понять: он был ранен и разъярен. Более того, он защищался от брига, напавшего на него первым. Но, по правде говоря, мое первоначальное сочувствие к нему в тот момент совершенно испарилось, я думала лишь о собственном спасении. Как говорят в Ранайе, рубаха на своих плечах теплее шубы на чужих.
Итак, не дав нам опомниться, дракон атаковал снова — на сей раз грот-мачту. Оцепенев от ужаса, я смотрела, как, с треском ломая реи и разрывая такелаж, прямо на меня пикирует чудовищная оскаленная морда. Наконец, выйдя из ступора, я бросилась бежать, но в этот момент на меня упал парус (хорошо, что не рей!), и я растянулась на скользкой палубе, путаясь в обрывках снастей.
В тот же миг грянул пушечный выстрел. Несмотря на все кульбиты нашего корабля (как позже выяснилось, одну из пушек сорвало с места, и она каталась по нижней палубе, круша все на своем пути), кому-то из бомбардиров удалось выполнить свой долг, и он всадил чудовищу в шею второе ядро. Дракон рванулся назад, так и не достав зубами мачты; как видно, решив, что с него хватит, он собрался уйти в глубину. Однако его голова и шея успели запутаться в оборванном такелаже, и он поневоле потянул нас за собой. Корабль резко накренился влево; откушенная фок-мачта с шумом свалилась в воду. Едва успев высунуть голову из-под паруса, я тут же покатилась к левому борту, заматываясь, как в кокон, в липкую от драконьей крови парусину (не будь ее, крылья помогли бы мне удержаться); с каждым оборотом эфес шпаги больно впивался в бедро.
— Рубить мачту! — заорал боцман. — Опрокинемся к… — С вашего позволения, я не буду цитировать фразу полностью.
Лежа в беспомощности у борта, я видела, как двое матросов, оскальзываясь на все больше кренящейся палубе и хватаясь за нее руками, подобрались к грот-мачте, держа тяжелые топоры на длинных рукоятках. Один из них уперся ногой в мачту, чтобы не скользить вниз; второму опоры не осталось, но он, сорвав с себя кушак, оказавшийся довольно длинным, намотал один конец на левое запястье, а второй бросил товарищу. Тот тоже намотал кушак на левую руку, и так, в связке, они заработали топорами: пока один замахивался, второй наносил удар. Я даже не представляла себе, что массивными топорами можно молотить с такой скоростью. Щепки летели во все стороны.
Корабль, однако, все сильнее заваливался на бок, и у меня были серьезные сомнения, что они успеют. А если успеют… черт, да ведь мачта рухнет прямо на меня! Я тщетно барахталась в своих пеленах, пытаясь освободиться. Если бы со мной были мои метательные ножи! Но они остались в каюте вместе с жакетом — я уже много дней не надевала его из-за жары. Поняв, что быстро размотать мокрый парус не удастся, я попыталась ползти вдоль борта, изгибаясь как гусеница. Получалось не очень хорошо.
Крен стал критическим; я чувствовала, что еще чуть-чуть — и мы перевернемся. Но тут дракон решил сменить тактику, мотая головой и пытаясь перекусить туго натянувшиеся ванты. Большого успеха, однако, это ему не принесло. Канаты застревали между коническими зубами, только один из них лопнул, подарив нам небольшое уменьшение крена. Потеряв терпение, дракон снова потянул назад и в воду. Мачта затрещала; матросы, один из которых уже практически висел на кушаке, продолжали колотить по ней. Мне наконец удалось высвободить правую руку, и я дважды оттолкнулась ею от палубы, помогая себе ползти. Треск стал громче, и мачта рухнула.
К счастью, я уже успела отползти достаточно, и она меня не задела, хотя и разбила фальшборт всего в паре локтей от моих спутанных ног. Этот удар смягчил рывок выпрямляющегося корабля, но все равно меня подбросило вверх, как из катапульты. Однако я каким-то чудом успела ухватиться свободной рукой за болтающийся после сноса фальшборта леер. Меня крутануло по короткой дуге и перебросило за борт. Я повисла над водой на одной руке; корабль все еще раскачивался, и меня несколько раз ударило о корпус. Сама удивляюсь, как мне удалось не разжать пальцы.
— Помогите! — крикнула я. Но то ли у матросов были проблемы поважнее, то ли они не слишком хотели мне помочь, во всяком случае, я не могла висеть слишком долго и ждать. «Если я упаду в воду, мне конец, — сказала я себе. — Даже если меня не съест дракон, в этом коконе я сразу утону. Но я не упаду. Нужно просто спокойно, без паники освободить левую руку».
Я напрягла крылья, стараясь растянуть парусину. Через несколько мгновений мне удалось вытащить руку наружу и перехватить канат. Я чуть повисела на ней, давая отдых правой, а затем, подтягиваясь на руках, добралась до палубы. Здесь, однако, возникла новая проблема — мои ноги все еще были спутаны, и я никак не могла влезть на борт. Наконец мне удалось, раскачавшись, забросить на палубу обе ноги разом. Еще один рывок — и я наконец оказалась на горизонтальной поверхности. Для верности я откатилась подальше от края и лишь после этого окончательно распутала свой кокон.
Какое-то время я просто лежала, распростершись на палубе, больше ни на что у меня сил не осталось. Затем почувствовала саднящую боль в правой ладони; взглянув на нее, я увидела, что она вся в крови. Я уперлась крыльями в доски палубы, помогая себе встать.
Лишившийся обеих мачт бриг представлял собой странное зрелище. Этакая баржа с нелепо торчащим бугшпритом; кливера, естественно, теперь полоскались в воде, а разбросанные по палубе паруса и канаты выглядели так, словно хулиганы сорвали сушившееся в переулке белье. Вот только пятна крови на этом белье и розовые лужи на палубе наводили на мысль, что простым хулиганством здесь не ограничилось. Как я поняла позже, эта кровь была не только драконьей.
В первый момент меня удивило, что на палубе почти никого не было; затем я услышала крики и подошла к левому борту. В воде среди обломков плавали несколько матросов. Похоже, один из них был мертв — я видела лишь его спину со вздувшейся пузырем робой, голова и конечности были под водой. Но куда более странное зрелище представляла собой грот-мачта, которая, рассекая волны, быстро удалялась от корабля. Вот она клюнула клотиком, задирая обломанный конец; еще некоторое время он, торча под углом, чертил по воде пенный след, а затем встал вертикально и рывком ушел в глубину. Пена была розовой: раны дракона продолжали кровоточить.
Очень быстро всех уцелевших, оказавшихся за бортом, втащили на корабль. Я тоже бросила канат кому-то из них, и этим кем-то оказался сам капитан. Увидев меня, он злобно повращал глазами, но ничего не сказал. Тем более что на палубу выбирались уже и другие пассажиры, осознавшие, что бой кончился, и желавшие узнать наши потери.
Потери команды оказались довольно умеренными, учитывая, с каким врагом мы имели дело, — двоих матросов убило мачтой, один разбился, упав с нее на палубу, одного на нижней палубе раздавило сорванной пушкой, и еще пятерых членов экипажа так и не нашли — очевидно, они утонули, выброшенные за борт ранеными или в бессознательном состоянии. Среди этих пятерых оказался и первый помощник капитана. Еще четверо на верхней палубе и шестеро на нижней отделались переломами. Двое пассажиров тоже сломали руку и один — ногу; точнее, не один, а одна, та самая жирная купчиха, что меня чрезвычайно порадовало. Несколько аньйо получили мелкие травмы — вывихи, растяжения, ушибы. В общем, в строю оставались еще четыре десятка моряков — вполне достаточная численность экипажа, да вот только работы для них больше не было. Лишившись мачт, гордый бриг о девятнадцати пушках превратился в беспомощную игрушку океана.
— Сколько мы будем так дрейфовать — неизвестно, — подвел итог капитан, обращаясь к пассажирам и команде. — Мы в открытом океане между Инйалгдаром и Глар-Цу, на веслах до берега не добраться. Но здесь проходят морские пути, рано или поздно кого-нибудь встретим. В этих широтах полно рыбы, а у нас есть снасти — это позволит растянуть пищевые запасы. А вот пресную воду взять негде. Поэтому отныне вводится норма: матросы будут получать по две трети пинты в день, все прочие — по полпинты.
— Что? Полпинты в такую жару?! — послышались возмущенные крики пассажиров.
— Для желающих охладиться воды полный океан, — отрезал капитан. — Вот только пить ее нельзя.
— С чего это какой-то матрос будет получать больше нас? — воскликнул кто-то из пассажиров. — Мы платили за проезд первым классом!
— С того, что матросы работают, а вы прохлаждаетесь. Впрочем, могу выдать вам всю вашу долю сразу, и выпейте ее хоть за один день. На четвертый день ваш высохший труп отправится на корм рыбам. Еще вопросы есть?
К сожалению, еще вопросы были. И обратился с ними гантрус, который уже предлагал отправить меня за борт. Он интересовался, какие еще доказательства требуются капитану после того, как разгневанные боги послали морское чудовище. Забавная все-таки штука — суеверия. С точки зрения гантруса, беда, случившаяся с нами, неудивительна, потому что крылатой предоставили права высшей касты. А ранайцы в Ллойете, когда до них дойдет весть о судьбе брига, скажут, что это неудивительно, потому что перед отплытием на мачте сидела йувва. Самое смешное, что историю с йуввой я попросту выдумала, но сообщи им кто теперь об этом — они не поверят, потому что правдивость истории «доказана» постигшим корабль бедствием. Представители других народов, наверное, нашли бы свои «бесспорные» предзнаменования…
Капитан не стал вступать в теологический спор и попросту посоветовал гантрусу заткнуться. Однако едва чужеземец оскорбленно замолчал, раздался еще один голос. Говоривший, скорее всего, не понимал по-гантруски, но мысль его работала в сходном направлении:
— Капитан, а почему добропорядочные ранайцы должны делиться последней водой не пойми с кем? Я имею в виду крылатую и этих вот закутанных. — Он брезгливо покосился в сторону гантрусов. — Ладно, пока все шло нормально, мы могли играть в эти игры с равноправием, но теперь каждая капля важна для нашего выживания. Я против того, чтобы давать им воду. Море все спишет.
Это сказал не полуграмотный ремесленник, а один из торговцев, чей бизнес, вероятно, напрямую зависел от «закутанных».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86