мост дрогнул от этого удара, и ехавшая впереди на телеге толстая тетка испуганно осенила себя святым треугольником.
Мост уходил прямо в ворота, проделанные на высоте добрых шестнадцати локтей над землей; из-за наводнения они казались ниже, и все же я въезжала под своды привратной арки не без трепета — если что, единственным путем отступления будет прыжок с высоты в ледяную воду. Но стражники едва взглянули на меня. В порту было обычное весеннее оживление, с раннего утра по мосту в обе стороны тянулись повозки и всадники. Караульным было не до досмотра приезжих, если, конечно, те исправно платили въездную пошлину.
За воротами оказался пологий пандус, по которому я наконец спустилась на землю. Прикинув разницу в высоте стен снаружи и изнутри, я поняла, что, случись в них сейчас брешь, город зальет по вторые этажи. Но ллойетцев это, похоже, совершенно не волновало, да и стены выглядели весьма внушительно.
Не тратя времени на поиски гостиницы, я поехала прямиком в порт. Набережную от моря отделяла широкая дамба, выдерживающая и весенние паводки, и двойные приливы Лийи и Лла, и свирепые зимние штормы; за ней неожиданно высоко покачивались мачты ближайших кораблей. Копыта Йарре простучали по пандусу, и я наконец впервые в жизни увидела океанский порт во всем его великолепии: ступенчатые причалы, позволяющие кораблям швартоваться при любом уровне воды, многочисленные тали, с которыми управлялись сноровистые грузчики, груды тюков и ящиков, громоздящиеся на причалах и дамбе, две белые свечи маяков-близнецов, окаймляющие бухту мысы — и, конечно же, множество парусников разных флагов, размеров и оснастки. Попадались здесь и скромные одномачтовые рыбачьи лодки, и спустившиеся по реке ройки — и все же у большинства кораблей на корме гордо вращались лопасти крутильных компасов.
То были океанские суда, способные уйти за тысячи миль от берега и обогнуть весь мир! У меня перехватило дух — может быть, от этого зрелища, которое прежде я представляла лишь по книгам, а может, от холодного сырого ветра в лицо. Ветер трепал полы плаща и кисточки на ушах Йарре. Я облизнула губы и почувствовала капельки соленой влаги. Скоро я отправлюсь за океан — эта мысль была настолько захватывающей, что даже затмила на время идею о куда более грандиозном путешествии, для которого это, морское, должно было стать лишь прологом.
Смельчаки, а вернее сказать — безумцы, пытавшиеся пересечь океан на утлых галерах, ориентируясь лишь по солнцу и ночным светилам, находились и в древности. Бог весть сколько их поглотила пучина, но кому-то все же удавалось достичь другого берега — первое упоминание о Гантру, загадочном острове, лежащем далеко в западном океане, встречается в илсудрумских летописях уже времен Кайллана Завоевателя. Тогда, правда, еще никто в Инйалгдаре не знал, что Гантру — не остров, а огромная страна, занимающая больше половины континента Глар-Цу. Но, конечно, ни о каком регулярном морском сообщении в то время не могло быть и речи, а о существовании северного континента Йертаншехе и вовсе никто не помышлял. Тогда считали, что экватор — это край земного купола и корабль, приблизившийся к нему, сорвется в бездну.
Но и много позже, когда парусники стали больше и надежнее, а теория сферической Земли прочно утвердилась в науке, самые дальние экспедиции, посылаемые морскими державами, совершались только вокруг своего континента, но не через океан. Солнце и звезды — слишком ненадежные ориентиры для многодекадных путешествий вдали от всякой земли; тучи могут надолго скрыть их, а ветры и течения отнесут за это время корабль за сотни и тысячи миль от прежнего курса. А за экватором, как докладывали редкие храбрецы, все же забиравшиеся так далеко на север, звезды и вовсе другие, неведомые тогдашним астрономам… Одно время для навигации пытались приспособить магнитную стрелку, подвешенную на нитке, но оказалось, что этот прибор не только ненадежен и неудобен (стрелку надо долго уравновешивать в полном покое — слишком слаба действующая на нее сила; в условиях морской качки задача неразрешимая), но и попросту непригоден для путешествий на большие расстояния. Как объясняли нам в школе, магнетическая субстанция, вопреки первоначальным теориям, объемлет не весь земной шар, а лишь отдельные области его, не сопряженные друг с другом.
Прорыв произошел лишь два с половиной столетия назад, когда гантрус Гнех-Игд-Ур, прозванный впоследствии Мореходом, обратил внимание на странное стремление быстро крутящихся массивных тел сохранять положение своей оси вращения. Собственно, свойство это давно использовалось в детской игрушке «юла», но до Гнех-Игд-Ура никому не приходило в голову применять его для чего-то серьезного (просто поразительно, до чего тупы бывают аньйо!). И лишь аг-Магхадаб (с гантруского это можно перевести как «Мореход с большой буквы» или «Тот самый мореход») додумался до крутильного компаса.
В зависимости от относительных скоростей воды, ветра и корабля маховик компаса приводится в движение либо лопастями ветродвигателя, либо размещенной под килем крыльчаткой, либо в штиль — вахтенными матросами, крутящими педали. Любопытно, что первые гантруские галеоны, достигшие берегов Инйалгдара (а конкретно — Илсудрума), ветряных лопастей не имели, поэтому принцип их навигации оставался загадкой для илсудрумцев. Впрочем, даже если бы они увидели лопасти, еще неизвестно, как скоро они бы поняли идею аг-Магхадаба. Гантрусов это поначалу вполне устраивало — они хотели сохранить монополию на морскую торговлю, — но потом по Илсудруму поползли слухи, что чужеземцы в сговоре с дьяволом, что их корабли ведет через океан нечистая сила и т.п. Конечно, очень может быть, что простонародье додумалось до такого самостоятельно — это вполне в его духе, — но мне все же кажется, что за слухами, удивительно быстро распространившимися вдоль всего западного побережья, стояли купцы, желавшие разрушить гантрускую монополию. Поскольку гантруская религия не имеет ничего общего со Святым Троекнижием (гантрусы вообще язычники), слухи эти падали на самую подходящую почву.
Торговля весьма осложнилась; хотя гантруские купцы по-прежнему получали охранную грамоту илсудрумского императора, бумага с печатью — не очень хороший аргумент против запрудившей пристань разъяренной черни. Иноземные гости требовали прислать солдат, солдаты теснили толпу, но местные торговцы с виноватой улыбкой разводили руками: мы бы, дескать, с радостью приобрели ваш превосходный товар, но не хотим погромов наших магазинов. В конце концов гантрусцы не выдержали и выдали свою тайну, чтобы доказать, что в ней нет ничего сверхъестественного. Илсудрумцы дополнили конструкцию компаса ветряными лопастями, и уже в таком виде их корабли пришли в ранайские порты. Из трех держав, впоследствии поделивших между собой владычество над океаном, Ранайа узнала секрет крутильного компаса последней, однако именно ранайский капитан Йав Ллатнооре первым достиг северного континента (точнее, острова Йекла к юго-востоку от него).
Ну вот, не упустила случая блеснуть эрудицией; впрочем, если вы этого не знали, вам, надеюсь, было интересно. Возвращаюсь к своему рассказу. Я отправилась искать подходящее судно, и после получаса расспросов и скитаний по причалам мне наконец указали на бриг «Звезда тропиков». Его маршрут подходил мне идеально: он должен был не только пересечь океан, но и обогнуть с севера часть Глар-Цу, придя в Лац — один из северных гантруских портов. На флагштоке брига трепетал на ветру штандарт ранайского торгового флота, что меня порадовало: несмотря на все проблемы, возникшие у меня с ранайскими властями (о чем, как я надеялась, здесь не знали), на борту иноземного судна, не защищенная эдиктом о равноправии крылатых, я чувствовала бы себя менее уверенно. Вообще корабль мне понравился — его изящные стремительные обводы вызывали ощущение скорости, даже когда он неподвижно стоял у пирса, а девятнадцать пушек (я видела только девять по левому борту и одну на корме, но, очевидно, правый борт не отличался от левого) невольно внушали уважение. Я оставила Йарре на причале и поднялась по сходням; какой-то аньйо, судя по одеянию — из дворянского или чиновного сословия, как раз собирался спускаться, но учтиво пропустил меня.
Капитана я увидела сразу же: он стоял на палубе, заложив руки за спину и широко, по морской привычке, расставив длинные ноги в здоровенных сапожищах с отворотами. Ветер трепал его густую рыжую гриву; медное кольцо в левом ухе символизировало некогда совершенное им кругосветное путешествие.
Я изложила капитану свою просьбу, и он воззрился на меня, удивленно приподняв левую бровь.
— Ты хочешь сказать, что едешь в Гантру одна?
— Я уже совершеннолетняя, — соврала я. Он недоверчиво хмыкнул.
— Ты там кого-нибудь знаешь?
— Да. — Врать так врать. — Там живет мой дядя, он представитель ранайской торговой компании.
— Все равно твоим родителям не следовало отпускать тебя одну. Но в любом случае ты опоздала. Вон тот парень только что купил последнюю каюту. — Он кивнул в сторону пропустившего меня аньйо, который уже спустился на причал.
Я закусила губу от досады. Ну что мне стоило приехать немного раньше! Впрочем, вспомнив об учтивости моего конкурента, я решила, что не все потеряно.
— А что, если я уговорю его уступить мне место?
— Попробуй, — пожал плечами капитан. — Мне все равно, кто платит деньги. Мы отходим завтра за час до полудня. А ну гоните ее! — гаркнул он вдруг.
В первый миг я решила, что он имеет в виду меня, и изумилась, чем вызвана подобная грубость. Но, проследив направление взгляда капитана, увидела большую чернокрылую йувву, которая кружила над бригом. Я вспомнила, что, по морским поверьям, эти птицы, питающиеся падалью и отбросами, приносят несчастье; если йувва сядет на мачту корабля, на борту кто-нибудь умрет, а то и весь корабль пойдет ко дну. Разумеется, это суеверие столь же глупо, как и любое другое, однако не только безграмотные матросы, но и многие флотские офицеры принимают его всерьез. Сто тридцать лет назад, во время очередной ранайско-илсудрумской войны, адмирал Ллой Твайтен отложил выход в море целой эскадры из-за йуввы, севшей на мачту флагмана. В результате илсудрумский флот беспрепятственно прошел через узкое горло Йатнуронского пролива. Адмирал был отдан под трибунал; в свое оправдание он сказал, что из-за йуввы боевой дух его подчиненных настолько ослаб, что сражение все равно было бы проиграно, а так, по крайней мере, удалось сберечь корабли, которые стали бы трофеем противника. Суд принял это во внимание, и вместо разжалования и тюрьмы адмирал отделался лишь отставкой с сохранением чинов и пенсиона.
Матросы принялись кричать и размахивать тряпками, отгоняя птицу, а самый проворный сбегал за мушкетом. Выстрел громыхнул, когда йувва, безразличная к суете внизу, уже делала тормозные махи крыльями, готовясь примоститься на рее. Пуля не задела птицу, однако заставила ее переменить намерение: недовольно взвыв, йувва набрала высоту и полетела прочь.
Я сбежала на пирс, запрыгнула в седло и быстро догнала шедшего пешком пассажира.
— Сударь!
— Чем могу служить, сударыня? — Несмотря на вежливые слова, тон был холодный. Но меня это не остановило.
— Можете, — заверила я его. — Дело в том, что мне крайне необходимо как можно скорее попасть в Лац. — Я специально назвала конкретный город — «срочное дело в Лаце» звучит убедительней, чем «срочное дело на западе Гантру». — А вы, как мне сказали, купили последнее место на корабле. Не могли бы вы уступить мне его… я заплачу вам за задержку, разумеется, — добавила я, подумав про себя, что после всех обманов, с которыми мне пришлось столкнуться, денег у меня остается не так уж и много.
— Увы, нет, — ответил он, не раздумывая ни секунды. — У меня самого дела в Гантру, и я не могу ждать следующего корабля. Будь вы из низшего сословия, я мог бы взять вас в свою каюту в качестве служанки, но вы, как я вижу, носите шпагу.
На какой-то миг я подумала, не ухватиться ли, отбросив гордость, за это предложение, но тут же поняла, что оно неприемлемо. Дело даже не в том, что мое согласие шокировало бы его и вызвало подозрение, и не в том, что служанка из меня получилась бы посредственная — я выросла, не обремененная работой по дому; просто, живя в одной каюте с ним, я не смогла бы скрыть свои крылья, и я изрядно сомневалась, что он отреагирует на них спокойно.
— Может, вы знаете еще кого-то из пассажиров, кто мог бы оказать мне эту любезность? — спросила я.
— К сожалению, нет.
— М-м-м… ну хорошо. А хотите пари? Вы, я вижу, тоже при шпаге. Ставлю двести йонков, что смогу выиграть у вас поединок. А вы поставите место на корабле.
Его одежда хоть и говорила о принадлежности к высшему сословию, но особым богатством не отличалась, так что двести йонков должны были быть для него солидной суммой — как, впрочем, и для меня. Строго говоря, это практически все, что у меня еще оставалось. И вызов от какой-то девчонки он, конечно, должен был воспринять как возможность получить эти деньги без особого труда. В общем, ловушка была идеальная, хотя в глубине души я все же побаивалась, что он окажется более искусным фехтовальщиком, чем я.
— Вы и в самом деле умеете обращаться со шпагой? — Он, кажется, впервые взглянул на меня с интересом. — Так или иначе, я не приму ваше предложение. Победить вас значило бы воспользоваться вашей наивностью, а проиграть вам — лишиться места на корабле. А я, как я уже сказал, спешу и не намерен откладывать свою поездку. Так что, если у вас нет ко мне других дел…
— Прощайте, сударь, — горько согласилась я. — Или, может быть, до свидания — если мне удастся найти кого-нибудь более сговорчивого.
— Желаю успеха, — кивнул он, направляясь к лестнице, ведущей через дамбу в город.
Глядя ему вслед, я вдруг почувствовала, как наваливается доселе отгонявшаяся усталость. Надо где-то найти пристанище, пока я не уснула прямо посреди улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86