https://wodolei.ru/catalog/mebel/na-zakaz/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Ты можешь нам помочь, — прошептала Лита мне в ухо. — Уолли и мне. Бери за это все, что только захочешь! Только помоги!
Свободной рукой она нащупала мою правую руку, подняла ее и сильно прижала к своей на удивление большой — во всяком случае, по сравнению со всем остальным — груди. Запах ее волос почему-то напоминал жареное мясо и цветы. Нет, никакого желания она у меня, конечно, не вызывала, но ее стремительное наступление, должен признаться, застало меня врасплох, и я просто не знал, что делать, — наверное, в тот момент не очень хорошо соображал, хотя искренне пытался найти достаточно благовидный предлог отказаться, чтобы ненароком не унизить ее гордость. С моей стороны это, конечно, была бы маленькая лицемерная жертва, но для нее она бы кое-что значила, это уж точно. Боже, помоги мне!
Пока я лихорадочно искал способ как можно мягче закончить все это, то совершенно неожиданно для самого себя вдруг почувствовал тепло женщины, ее вес на моих коленях, горячее дыхание. Затем последовал ряд хорошо всем известных в таких случаях логических действий — треск расстегиваемых застежек, шорох снимаемой одежды, одновременно с которыми ее на удивление свежие губы впились в мои, а грудь под моей рукой, казалось, становилась все больше и больше...
Как ни странно, хотя разумного объяснения этому, пожалуй, не было, в ее поведении появилось скорее больше невинности, чем сексуальности. Просто уличная девчонка, играющая в игру, правила которой ей были прекрасно известны, только и всего. Причем играющая точно, сосредоточенно и с большим интересом, как много лет тому назад играла в классики или в пятнашки.
Самооправдания чего-то недостойного, особенно в сфере сексуальных взаимоотношений, всегда коварны и мучительны. Я начал убеждать самого себя, что никому об этом совсем не обязательно знать, что это самый простой способ снять то напряжение, которое возбудила во мне Ники, что у занятой решением своей личной проблемы таким банальным способом самки может не быть ни имени, ни личности...
— Ты поможешь Уолли, поможешь, — пробормотала она и, не отрывая своих губ от моих, почувствовав мою полную готовность к действию, шепотом добавила: — Отнеси меня туда, в постель.
Но я, проведя рукой по ее худой, изящной спине, коснувшись острых, как у заморыша, лопаток, вдруг болезненно остро почувствовал, что это просто не может, не должно случиться. Ни в коем случае!
Каким-то женским чутьем ощутив перемену, Лита, на которой уже не было ничего, кроме узеньких бежевых трусиков, отодвинулась. Настолько худенькая, что даже бедра казались будто вогнутыми внутрь, но при этом с непропорционально пухлой и великолепной грудью, она повернулась ко мне. Совсем как встревоженная птица.
— В чем дело? Что-то не так?
— Боюсь, нам не следует этого делать, Лита.
— Интересно, почему? В последнее время так говорить стало даже модным.
— Мне не хотелось бы — как бы это попроще сказать? — не хотелось бы усложнять ситуацию, Лита.
Она усмехнулась. Продолжая сидеть на моих коленях практически голой с бесстыдством невинного ребенка.
— Усложнять ситуацию? А мне казалось, так будет намного проще. — Ее глаза хищно сузились. — Выставил меня в хорошем свете, да? Заставил почувствовать себя шлюхой? Тебя это устраивает, так?
— Не надо, Лита, не надо. Посмотри на меня. В тот вечер Уолли действительно был здесь, с тобой? Скажи мне правду.
Не отнимая моих рук от своей талии, она выпрямилась, подняла голову, посмотрела мне прямо в глаза и медленно, почти торжественно перекрестилась.
— Да, весь тот вечер Уолли был здесь, со мной, клянусь Господом Богом и Божьей Матерью. В то время, когда убили вашего брата, он был именно здесь, на этом самом месте, мистер Дин, и гореть мне в вечном аду, если я сказала хоть слово неправды!
Я поверил ей. Сразу же. Мы вдруг стали близки друг другу. Сознательно или нет, но Португал, безусловно, ошибался. Моего брата убил кто-то другой. Кто угодно, только не Уолтер Шеннари. Кто-то намного умнее и коварнее.
— Я верю тебе и сделаю для вас все, что смогу.
В ее глазах заблестели слезы, выглядевшие чуть ли не трагическими в неярком свете настольной лампы под красным абажуром. Не вытирая их, она тихо, но уже совсем неуверенно прошептала:
— Ну и на чем мы остановились? Продолжим?
— Не стоит, Лита. Тебе это совершенно необязательно делать.
Слезы полились ручьем.
— Мистер Дин, сначала я, конечно, хотела затащить вас в койку для дела, но сейчас... сейчас это вроде бы как сказать вам спасибо. Чем же еще я могу вас отблагодарить? У меня больше ничего нет. Может, все вышло бы вроде как по любви, разве нет?
Истинная красота может проявляться в самых неожиданных формах и местах. Но красота всегда неразрывно связана с чувством собственного достоинства. В этой жалкой убогой комнате, с этой дешевой, готовой на все девушкой ни о каком достоинстве, казалось бы, не могло быть и речи, но оно тем не менее было. Причем намного большее, чем у шикарных пляжных девушек, с которыми я имел дело в течение последних четырех потерянных лет, которые страстно срывали с себя одежду на мой ковер, громко шептали похотливые слова о большой любви, о Божьей воле, смазывали свои прекрасные молодые тела маслом стоимостью по меньшей мере сорок долларов за унцию и были вполне искренни в своих попытках хоть как-то смягчить мою вечную боль от грустных воспоминаниях о так коварно изменившей мне Ники.
Лита, словно маленькая, все понимающая обезьянка, посмотрела на меня.
— И все-таки вы хотите, очень хотите меня, — с довольным вздохом заявила она, соскочила с моих коленей, подошла к шкафу, достала оттуда бледно-лиловый халат из искусственного шелка, надела его и почему-то застегнула «молнию» до самого горла. Затем вынула из пачки сигарету.
Я тоже встал, подошел к ней и зажег спичку.
— Наверное, я ни с того ни с сего сочла себя такой уж неотразимой, — с грустной иронией сказала Лита. — У вас конечно же есть куда лучше, так ведь? Простите.
— Дело совсем не в том, Лита. Мне действительно не захотелось усложнять ситуацию. Нам надо решать твою проблему вместе. И мою тоже. Другого варианта просто нет. Давай так и будем делать.
Она бросила на меня взгляд, полный какой-то особой, неконтролируемой, но сидящей внутри людей классовой враждебности.
— Такие, как вы, любят слишком много думать.
— Лита, поверь, ты мне очень, очень нравишься. На самом деле. Это правда. Поэтому прежде всего давай вместе подумаем, как помочь Уолли. Нет, он не убивал моего брата, теперь я в этом уверен.
Мы подошли к двери. Когда я взялся за ручку, чтобы ее открыть, Лита остановила меня, положив свою руку на мою кисть, странно посмотрела на меня — несмотря на бледно-лиловый халат из искусственного шелка за девять долларов и девяносто восемь центов, она выглядела как двенадцатилетняя девочка — и сказала:
— Знаете, мистер Дин, мне теперь в любом случае придется жить без него. Если вы попытаетесь и ничего не выйдет, значит, навсегда. Если поможете, ему за супермаркет все равно сидеть полный срок. Так или иначе, я все равно буду обязана вам всю жизнь. Когда все закончится, я буду здесь, кроме, конечно, времени, когда буду работать или его навещать. Боюсь, с ним все кончено. Навсегда. Я уже говорила ему об этом. Он знает. Да, мне будет одиноко. Но вам я никаких проблем не доставлю. Ни хлопот, ни суеты, ни просьб, ни приставаний. Я просто до блеска вычищу эту комнату и, как могу, украшу ее, чтобы вам было приятно сюда приходить. Поэтому, когда все закончится, знайте, в любое время, когда вам станет вдруг плохо, когда вам понадобится женщина, которая не будет вам досаждать глупыми просьбами, будет с желанием принимать вас как есть, приходите. Я буду только рада стать вашим зонтиком от проливного дождя.
Я положил руки на ее хрупкие плечики, наклонился и поцеловал. Легко, нежно, но прямо в губы. Мы понимающе улыбнулись друг другу. Никаких слов не потребовалось. Они нам были уже просто не нужны. Вот так.
Когда я включил фары машины, они ярко осветили ее силуэт в дверном проеме — маленькая фигурка, дрожащая от холода, героически пытающаяся спастись от него, обняв себя руками за худенькие плечи. Она прищурилась от яркого света, помахала мне рукой на прощанье, будто я был не в двух метрах от нее, а по меньшей мере в двадцати пяти. Я медленно подал назад и поехал в направлении города.
Да, я ей поверил. Полностью поверил. И пусть Португал назовет меня дураком. Пусть даже болезненно скривится, услышав от меня это. Пусть! Мы еще посмотрим. Въезжая в гараж отеля, я невольно улыбнулся, вспомнив прощальный взгляд темных глаз Литы.
Если Кена убил не Шеннари, то тогда рушилась вся структура якобы проведенного следствия. Очевидная нелепость становилась умным, умышленным замыслом: чужой пистолет, спрятанный в его комнате, никому не понятная мотивация убийства... Ночь и город показались мне темнее, чем они были. Итак, появилось нечто загадочное под названием ОНИ. Зачем ИМ понадобилось его убивать? Чем он ИМ мешал?
В любом убийстве всегда незримо присутствует элемент болезненности. И он невольно вынудил меня думать иначе, в каком-то смысле даже извращенно, о моем городе и его обитателях. Потом, конечно, взойдет солнце, все станет радужным и искрящимся, словно дети на воскресном пикнике. Но эта часть пути, увы, уже была пройдена, и теперь надо было въезжать в темный, мрачный туннель, где нельзя было ни остановиться, ни повернуть назад.
Я стоял в темной комнате моего отеля, глядя на розоватые отблески неоновых ламп на фоне затянутого облаками неба. Ощущение было такое, будто где-то там, далеко, за горизонтом, бушевал пожар. Такая же эмоциональная предгрозовая атмосфера, похоже, нависла и над самим городом — внешнее спокойствие, вроде бы незначительные порывы ветра, то возникающие, то вдруг тут же снова пропадающие в никуда. Мне пришла на память девушка, приезжавшая в гости к Тарлесонам около года тому назад. Мы тогда сидели вместе с ней на пляже у моего дома, и я никогда не забуду то странное возбуждение, которое она не скрывала, глядя, как со стороны залива на нас неотвратимо надвигается мощный шторм.
Тот день был каким-то на редкость тяжелым, полным непонятных предчувствий. Мы ждали до самого последнего момента и, только когда начали падать первые крупные капли дождя, а на резко потемневшем небе засверкали молнии и вдали послышались мощные раскаты грома, быстро подхватили свои пляжные причиндалы и с громким хохотом изо всех сил понеслись к моему дому.
Оказавшись наконец внутри, мы первым делом плотно позакрывали все окна, затем включили свет, но уже вовсю бушевавший снаружи шторм скоро его отключил. Мы самозабвенно занимались любовью в полной темноте под мощные раскаты грома, пронзительные завывания ветра и грохот сердито обрушивающихся на берег волн. Когда все закончилось, у нас было такое ощущение, будто мы друг друга совсем не знаем и даже не можем вспомнить, как, собственно, все происходило.
На следующий день на вечеринке у Тарлесона она сильно напилась, ее тошнило, а потом, после того как я долго выгуливал ее по берегу залива, расплакалась, уткнувшись лицом в мое плечо. Потом она уехала к себе на север.
Сейчас у меня было точно такое же ощущение, что на город надвигается буря и свет погаснет для нас всех...
Ночью мне приснился сон, будто я снова в открытом кафе и Ники, одетая совсем как Лита, обслуживает клиентов в машинах, но не смотрит в мою сторону, а я не могу позвать ее, потому что все окна в моей машине наглухо закрыты и заблокированы.
Глава 8
На следующее утро, ровно в девять тридцать, я подъехал к заводу, поставил машину на место с табличкой «К. Дин» и по привычке направился к отдельному входу для руководства, которым обычно пользовался в старые добрые времена.
Неожиданно оттуда шагнул вперед охранник в серой форме и, выставив руку, преградил мне путь:
— У вас есть специальный пропуск, сэр?
— Нет, специального пропуска у меня нет. Дело в том, что я — Геван Дин, и мы с мистером Мотлингом...
— Простите, сэр, но, если у вас нет специального пропуска, вам придется воспользоваться входом с улицы. Мы ни для кого не делаем исключений, мистер Дин.
Равнодушно пожав плечами, я молча прошел через ворота парковочной площадки на улицу, обогнул здание и вошел через главный вход. Там внутри, как и раньше, толпился народ: коммерсанты бесстрастно ожидали своей очереди, желающие получить работу нервно озирались по сторонам, очевидно гадая, примут их сегодня или нет.
Служащая за окошком приемной бросила на меня холодный, оценивающий взгляд, затем, вдруг узнав, наградила широкой, радостной улыбкой:
— Доброе утро, мистер Дин! Рада вас видеть. Подпишитесь, пожалуйста, вот здесь. Пока вы будете на заводе, боюсь, вам придется все время носить эту бирку на пиджаке. Мистер Мотлинг просил передать вам, чтобы вы сразу же поднялись к нему.
Я молча подписал какую-то бумажку и прикрепил бирку к лацкану пиджака. На ней было написано: «Гость. Только на территории Управления».
— Мистер Дин, мне позвонить и предупредить, что вы уже идете?
— Нет, спасибо. Сначала мне хотелось бы повидаться с мистером Грэнби.
Сообщать ей об этом, конечно, не было никакой необходимости, но я сознательно сделал это, прекрасно зная, что такая «лакомая» информация будет немедленно, буквально со скоростью света передана по служебному беспроволочному телеграфу и максимум через полчаса все здесь будут считать меня горячим сторонником Грэнби в его междоусобной войне с Мотлингом. Хотя лично мне самому еще было далеко не ясно, на чьей я, собственно, стороне! Ладно, бог с ними, в любом случае пусть Мотлинг тоже чуть-чуть понервничает. Если такое, конечно, в принципе возможно.
Джоан Перри, как и положено, сидела за своим серо-стального цвета огромным столом в просторной приемной Уолтера Грэнби. Оклеенной обоями цвета морской волны. На их фоне ее безукоризненно белоснежная блузка и копна светло-рыжих волос смотрелись особенно эффективно, а все вместе производило впечатление отлично, с большим вкусом выполненной рекламной картинки весьма преуспевающего офиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я