унитаз приставной ideal standard connect e803401 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Решили, что Станислав отправится в Светлораднецк первым, чем скорее, тем лучше – следы и так были подостывшими, – под прикрытием более-менее правдоподобной легенды.
– Так будет удобнее работать, – убеждал Лев и не особо возражающего Орлова. – Стасу внедряться не впервой, он это прекрасно умеет. Ты не хуже меня знаешь, Петр: практика показывает, что официальные допросы и опросы свидетелей – это одно, а неофициальный треп с близким окружением – совсем другое. Это гораздо эффективнее, люди не замыкаются, не боятся «попасть в шестеренки». Порассуждать да собственным мнением поделиться все любят, а тут такой повод роскошный – начальница долго жить приказала при таинственных обстоятельствах. Свежему человеку выложат массу домыслов, версий, сплетен, словом, кучу информации. При условии, что не будут знать о его принадлежности к милиции, вообще к властям. А уж наша задача потом отделить в полученной куче зерна от плевел. Надо с этого начать, а я подтянусь через сутки-двое на уже готовый плацдарм.
– Верно, – поддержал друга Крячко. – Свежий человек, надо понимать, это я. Согласен, только под какой маской мне в эту грешную лабораторию лезть? Кто я такой?
– Это уж моя забота, – задумчиво произнес Орлов. – Сегодня же свяжусь по закрытому каналу со Светлораднецком, выйду на самого Беззубова, пусть думает, как Станислава залегендировать, он обстановку в НИИ химии обязан знать неплохо. Завтра к обеду что-нибудь состряпаем, в конце концов, не в тыл врага Крячко засылать собираемся, собственной контрразведки в НИИ химии я как-то не предполагаю. Хотя...
Крячко неодобрительно хмыкнул и сказал:
– Не очень мне нравится, что этот безутешный вдовец будет в курсе наших дел с самого начала в свете того, что нам тут Петр изложил.
– Я тоже не в восторге, – кивнул Гуров, – но без него нам не справиться, невозможно влезать на совсем чужое поле вовсе без поддержки. С другой стороны, не война, немцы под Москвой не стоят, абвера с гестапо, как Петр справедливо заметил, не предвидится. Нельзя жить, каждого человека опасаясь, понадеемся, что Беззубов не дурак и не трепач.
– Ты тоже собираешься легендироваться? – поинтересовался повернувшийся к Гурову генерал. – Кстати, зачем тебе эти сутки-двое в Москве?
– Э-э нет! Не собираюсь. Я поеду именно как я. Опер-важняк, полковник ГУ угрозыска и прочее, и прочее. С возможно более широкими полномочиями, которые ты, Петр, обеспечишь с шумом погромче, с воинственными криками «банзай», с помпой. Весь в орденах и лентах. Авось кто сдуру да перепугается меня, грозного такого. Торопиться с перепугу начнет, нервничать... Люди торопятся, потому ошибаются, это наблюдение преступников тоже касается, так ведь? К тому же нам потребуется нормальная крыша над головой, колеса, прочая техника, четкая двусторонняя связь со столицей в любое время суток, возможно, будет нужна оперативная поддержка. Поэтому вовсю запускай официальную машину, Петр. А что в Москве делать буду... Есть у меня две мыслишки. Во-первых, пройти кратенький ликбез у наших экспертов, ну, или у кого они присоветуют, относительно механики пресловутой сертификации, гостирования, прочих хитромудростей, с подобного рода деятельностью связанных. Поймите, без этого не обойтись, иначе будем не полезнее слепых щенков, любой за нос водить нас сможет, а мы не заметим даже. Мы же, все трое, в этих материях разбираемся, увы, как кроты в балете. Придется хотя бы одному восполнить недостаток образования, к тому же в пожарном темпе. Бедная моя сыщицкая головушка, конечно, но нам не привыкать, за день в азах разберусь.
– Это ты хорошо придумал, верное решение, – кивнул Орлов. – А во-вторых?
– Хочу встретиться с Семеном Семеновичем. Да-да, с самим Липкиным. Поговорить. Порасспрашивать его относительно угарного газа и всего, что с ним связано. Если уж он никакой светлой идеи не подбросит, тогда не знаю... Тогда никто. Ты, Петр, позвони сегодня домой старику, ладно? Я для него ноль, мальчишка, а характер у Липкина сам знаешь... сложный.
– Да уж знаю, – пробурчал Орлов, совсем, впрочем, не сердито, а как бы даже с затаенной гордостью за характер Семена Семеновича. – Посмотрим, какой у тебя будет, когда ты, как я искренне надеюсь, доживешь до девяноста. Хотя он у Липкина всегда был не сахар. Но это ты еще лучше придумал, молодец! Позвоню, конечно, позвоню, подольщусь и мелким бесом рассыплюсь, как мне самому-то в голову не пришло? Нет, вы только представьте, когда я совсем зеленым юнцом в органы попал, ему уже за сорок перевалило, бож-же мой, ведь словно вчера... Думаю, что согласится Семен Семенович помочь, проконсультирует тебя, он ко мне всегда хорошо относился. Ладно, друзья мои, на сегодня наши посиделки окончены, давайте по домам и думайте, думайте, думайте! Знаю, что пока не о чем особо, материала нету, но вы все же шевелите извилинами, вдруг чего нашевелите? А я прямо сейчас на Светлораднецк выходить начну, пора мне познакомиться непосредственно с генералом Беззубовым, как-никак в одних чинах. Э-э! Постойте! – остановил Орлов распрощавшихся с ним сыщиков уже почти у двери кабинета. – Помогите китель с клетки снять, мне одному, гм-м... не справиться.
– Да-а? Не справиться, значит? – ехидно переспросил Крячко, подходя к канарейкиному узилищу, а затем добавил обвиняющим тоном: – Врешь ты все, господин генерал! Ты ее боишься!
– Ну, боюсь, – легко согласился Орлов. – Никогда я с такими птахами дела не имел, господь знает, что там у нее на уме. То надрывалась, как ледокол в тумане, а теперь чего-то молчит. Может, она там уже померла от страху в темноте, или меня сейчас до смерти перепугается, или... еще чего. Оправдывайся потом перед Верочкой! А ты, Станислав, вроде как в канарейках большой дока... Давайте вы сами, а? Я лучше в сторонке постою.
– Вот сейчас, – продолжал издеваться безжалостный Стас, расстегивая китель, – перегрызет этот кондор у клетки прутья...
– Вцепится в господина генерала когтищами, – подхватил Гуров, вручая Орлову его парадную фуражку, – и утащит. Вон, кстати, форточка открыта!
Желтенький «кондор» не собирался грызть прутья. Птичка задорно посмотрела на трех сыщиков блестящими черными бусинками глаз, забавно склоняя головку то в одну, то в другую сторону, после чего разразилась таким могучим тремоло пополам с форшлагами, что сразу стало ясно: помирать со страху она не собирается.
Вспомнив эту милую сценку, Лев хмыкнул и подумал, что, по большому счету, Верочкина идея себя оправдала: сложный был разговор, работа предстоит очень непростая, муторная, а посмотрели они на милую птаху, улыбнулись – ей-богу, куда легче стало на душе! Гуров не заметил – так всегда бывало, когда на ходу он интенсивно размышлял, – что уже дошел до углового супермаркета, еще один поворот, затем под арку, вот он и дома. «Слава небесам, спектакля у Маши сегодня нет, значит, поужинаем вкусно, поговорим». Она, конечно, не обрадуется тому, что Лев опять уезжает бог весть насколько, причем отнюдь не в санаторий. Вздохнет, даже поворчит для вида, сетуя на суровую долю жены грозы бандитов, но затем улыбнется ласково. Да, она привыкла, хоть трудно привыкнуть к тому, что близкий человек чуть ли не постоянно рискует, порой – жизнью. Но Мария Строева знала, за кого выходила замуж.
Что поделаешь, подумал Гуров, такова специфика его семейной жизни, и ему очень повезло – Маша все понимает правильно.
Ближе к ночи слабенький снегопад стал гуще, весомее, и привычно поднявший взгляд к своим тепло светящимся в ночи окошкам Лев который раз восхищенно удивился ажурности белого кружева, накрывшего январскую Москву.

* * *

Утром следующего дня Гуров, позвонив генералу и узнав, что Семен Семенович, вняв генеральской просьбе, милостиво соизволил уделить Льву час времени, оседлал свой верный серенький «Пежо» и, не заезжая в управление, порулил через всю Москву к метро «Щелковская». Погода поутру стояла изумительная – полное безветрие, чистое зимнее небо нежно-бирюзового цвета, блестки инея в пронизанном лучами восходящего солнца морозном воздухе. Лев от души пожалел, что нельзя пешочком дотопать потихоньку до 16-й Парковой, уж больно велика столица – аккурат к вечеру доберешься.
Автоматически, но внимательно отслеживая дорожную ситуацию – в столице за последнее время развелось до черта лихачей, которые словно задались целью угробиться в автокатастрофе самим и прихватить с собой на тот свет побольше народу, – Гуров думал о человеке, к которому он ехал, на которого очень надеялся.
Семен Семенович Липкин был личностью воистину легендарной, где-то даже фантастической, нереальной в России прошедшего ХХ века, как был бы нереален в ней, например, Змей Горыныч.
На пенсию – самую обычную, не персональную, несмотря на два отечественных и один британский орден плюс кучу благодарностей от самого высокого начальства – он ушел десять лет назад в невеликом майорском чине, в возрасте восьмидесяти лет. Будучи страстно, беззаветно влюбленным в свое дело, он оставался бы «на посту» до самой смерти, но здоровье уже не позволяло работать в полную силу, кроме того, отношения с руководством, как всегда у этого человека, были отнюдь не безоблачными.
Немудрено. Начав работу еще в НКВД, когда ему даже не исполнилось двадцати, скромный еврейский паренек Сема, став любимым учеником знаменитых, с дореволюционным еще стажем криминалистов – Потапова и Якимова, за какие-то пять лет сделался абсолютно незаменим, опровергая тем самым известную максиму «отца народов» о том, что незаменимых у нас не существует. Как Моцарт в музыке, как Гете или Пушкин в поэзии, Семен Липкин оказался подлинным гением в своем деле – искусстве криминалистической экспертизы. Скрипя зубами и отплевываясь, ему прощали все: демонстративное подчеркивание своего иудейства, включающее открытые еженедельные посещения синагоги, категорический отказ работать по субботам и распевание псалмов Давида прямо в лаборатории, очень вольные высказывания о советской власти вообще и ее отцах-основателях в частности, а также многое, многое другое.
Сталкиваясь с умами не столь быстрыми, отточенными, не такими изощренными, как его собственный, Липкин впадал в зоологическое неистовство, нес по кочкам, не жалея непечатных эпитетов, любое начальство, невзирая на ранги, должности и звания. За шестьдесят с лишним лет работы в органах Семен Семенович пережил массу грозных временщиков, начиная с Генриха Ягоды и кончая Щелоковым. Что наркомы с министрами? Они приходят и уходят, один другого стоит, тем, кто реально борется с преступным миром, таким людям, как Орлов, Гуров, Крячко и им подобные, все равно – кто там сидит на самом-самом верху, лишь бы работать не мешали. Но вот второго Липкина на свет еще не родилось.
Внешность его всегда была настоящим подарком для антисемита: низенький, оплывший нездоровой, пухлой полнотой, с крючковатым носом, в молодости очень темными, почти черными, а сейчас голубовато-седыми длинными волосами. Громадный лоб и нижняя челюсть скошены назад, на подбородке крупная бородавка, из которой торчат три длинные, курчавые волосины. Большие выпуклые карие глаза с характерным масленым блеском. И выговор соответствующий, все прямо как в пошлейшем еврейском анекдоте.
Однако даже в разгар борьбы с «безродными космополитами» его не трогали. Ходили слухи, что еще в сорок третьем был отдан с самого – такого, что и произносить-то, и подумать страшно – верха относительно этого негласный приказ. Тогда, в разгар войны, тридцатилетний старший лейтенант МГБ Семен Липкин спас английских союзников от тяжелейшей экономической катастрофы. Именно он, единственный из более чем сотни экспертов стран коалиции, придумал, как надежно отличать фальшивые фунты, которые нацисты, отпечатав в жутком количестве, запускали в обращение, от настоящих, чем предотвратил крах финансовой системы и денежного обращения в Великобритании, попутно заработав «Бриллиантовый крест», высший военный орден империи. Это была только одна, причем не самая выдающаяся из впечатляющего ряда побед гениального криминалиста.
Так как-то незаметно, с легкой руки «великого и ужасного», отдавшего знаменитый негласный приказ, в НКВД-МГБ-МВД появилась устойчивая, на уровне подсознания хозяев высоких кабинетов, традиция: этого окаянного еврея не трогать, пусть чудит, пусть бесится как угодно, лишь бы работал! Вот он и чудил вплоть до того, что еще до «щелоковской катастрофы» публично обозвал всесильного Чурбанова тупым засранцем, а весь тираж исторической трилогии «дорогого Леонида Ильича» требовал за государственный счет развозить по деревенским сортирам – на предмет хоть какой-то от гениального произведения пользы. Как раз в то самое время ему, тогда еще бодрому семидесятилетнему старику-крепышу, за изменение всего-то двух цифр в экспертном заключении предлагали миллион рублей. Кто помнит восьмидесятые, тот оценит громадность суммы. Семен Семенович отказался, и группа валютчиков пошла под расстрел.
Подсознательная, въевшаяся в кровь привычка фиксировать пусть мелкие, но несообразности не подвела задумавшегося Гурова. Несообразность же наличествовала в виде настырно маячащей в зеркальце заднего вида серой, чем-то похожей на востроносенькую мышку «Ауди».
«Странно, – подумал Лев, – уже больше десяти минут они за мной как приклеенные... Столько поворотов, светофоров, дважды я из ряда в ряд перестраивался, наконец эстакада перед Савеловским, а эта „аудюшка“ все держится на две-три машины сзади. Случайность? Гм-гм! Неужели „хвост“ нарисовался? Да-а, после вчерашнего разговора это совсем интересно становится! А ну-ка проверим!»
На кольце Таганской площади он неожиданно свернул в тоннель, а затем, описав восьмерку со станцией «Таганская-радиальная» в центре, вернулся к месту поворота.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5


А-П

П-Я