Он вяло приподнял голову и прислонился к жесткому валику, чтобы оглядеться. Окна закрывали тяжелые занавеси, и единственная свеча почти совсем догорела на столике у двери. Когда он приподнялся на локтях, чтобы получше осмотреться, он тут же наткнулся на собственное призрачное отражение в очередном высоком зеркале.
Накатившая слабость буквально придавила его к кровати. Когда головокружение прошло, он все еще чувствовал себя слабым и опустошенным. Как он сюда попал? Ему смутно припоминались холодные поцелуи в темноте, слабое, дразнящее воспоминание о том, как жемчужное ожерелье скользило по обнаженной коже, обвилось вокруг запястий, стянув их вместе, а потом…
Его бросило в жар, потом в холод, когда былые ощущения неожиданно вернулись к нему: страсть, от которой плавились кости и огнем горел каждый нерв. Темное желание, жажда, которая только возрастала, сколько он ни пытался ее утолить. Конечно, ему это только приснилось, но какой потрясающий сон!
Постепенно он осознал, что не один в комнате, что в ногах кровати сидит на стуле худенькая девушка в черном.
— Что со мной случилось?
— Вам стало плохо, Ваше Величество, но теперь вам уже лучше, — произнес тихий дрожащий голос.
Джарред лежал еще некоторое время, уставясь в пустоту, пока вдруг не понял по ее быстрому дыханию, что Ис плачет.
— Вы несчастны, — сказал он. Почему-то королю показалось, что это из-за него. — Я что-то сказал или сделал не так?
— Так вы… не помните? О сэр, что же будет со мной, если вы не сдержите своих обещаний, если все, что вы сказали мне, — только пустые слова? Неужели я сама непоправимо разрушила свою жизнь?
Так это был не сон. Поцелуи, извращенное удовольствие от боли — все это действительно было. Он с трудом сел, но все вокруг еще плыло. Он мог только лежать и бессильно слушать, как она плачет. Так горько, что у него сердце разрывалось.
Ис душераздирающе всхлипнула.
— Наверное, я сама виновата. Я, должно быть, дала вам повод думать… но ведь, в конце концов, мы уже четыре месяца, как тайно помолвлены. Неужели я не права, что позволила этому случиться.
Этого он вынести уже не мог.
— Нет. Нет, ваша жизнь не разбита, мадемуазель. Уверяю вас, я чувствую к вам только глубокое уважение и искреннюю привязанность. И, как вы и говорите, — мы поженимся.
Джарред закрыл глаза. Слова были произнесены, он не смог бы взять их назад теперь. Больше всего его беспокоило то, что он не чувствовал сожаления.
28
Во всем городе, во всех модных салонах и кофейнях поразительную помолвку короля — еще не объявленную официально, но уже ни для кого не являющуюся тайной — обсуждали без конца. Одетые в шелка леди перешептывались о ней за кружевными веерами, денди говорили о ней над бокалами ледяной лакричной воды в кафе. Сплетни и слухи передавались с газетами и портвейном в каждый клуб, подавались на серебряных подносах и расписных фарфоровых тарелочках вместе с вечерним чаем. За ужином скандал добавлял остроты каждому блюду.
— Вы только подумайте, — говорили женщины, — какая-то выскочка!
— Вы только подумайте, — говорили мужчины, — она, конечно, красавица, конечно!
Однако в Линденхоффе эту тему обсуждали напряженно и за закрытыми дверьми. В течение нескольких дней возникали самые фантастические догадки, но потом Джарред созвал своих советников, министров и несколько высокопоставленных придворных. Запершись с ними в зале совещаний, где стенные росписи обманывали глаз и заставляли помещение казаться больше, он официально объявил о своих намерениях.
Как он и ожидал, новость вызвала потрясение и смятение, а затем последовали многословные и энергичные протесты. Король внимательно выслушал все, что ему сказали, но остался непоколебим, он считал, что поступает согласно законам морали и был настроен сделать то, что следует.
— Но, Ваше Величество, о юной леди так мало известно, — сказал премьер-министр. В этой комнате без окон он казался раскрасневшимся и разгоряченным в своих легких одеждах. — Правильно сказать, что о ней вообще ничего не известно.
— Все, что вам следует знать, и единственное, что имеет значение, — это то, что я уже поклялся своей честью. А кроме того, она достаточно благородного происхождения, безупречно воспитана и у нее незапятнанная репутация.
— Несомненно, юная особа вполне добродетельна. Но ее считают чрезвычайно эксцентричной. — Это уже президент сената Винтерскара. — Она окружает себя прислугой из гоблинов, а вы подумали, сэр, о том, как отреагируют ваши собственные слуги, если она привезет своих гоблинов в Линденхофф?
Джарред чувствовал, что ему все труднее сдерживаться. Споры продолжались уже несколько часов, все возможные аргументы уже были предъявлены и отвергнуты, а теперь все просто повторялось по второму кругу.
Он вцепился в ручки белого с золотом кресла.
— Я не для того созвал вас сюда, чтобы обсуждать моих слуг. И вашего разрешения мне, чтобы жениться, тоже не требуется — хотя, признаюсь, я надеялся получить ваше благословение.
— А ваш наследник? — напомнил президент. — Вы уведомили лорда Руперта? Это определенно будет для него большой неожиданностью и даже, прошу прощения, большим разочарованием.
— Вряд ли, — холодно ответил Джарред. — Будучи кузеном моего отца и, можно сказать, представителем старшего поколения, лорд Руперт вряд ли надеялся, что я скончаюсь раньше него.
Президент отступил на шаг, вынул шелковый платок и вытер лоб, но на его место выступил еще один чиновник.
— Сэр, я никогда бы не подумал, что мне придется напоминать королю о его долге. Ваши указы всегда были так разумны, ваши суждения — справедливы, никто не смог бы обвинить вас во взбалмошности или равнодушии, когда дело касается блага вашего народа. Но у вас есть и другая обязанность, к которой не следует относиться легкомысленно, — дать стране достойную преемницу милостивой и прекрасной…
Приступ негодования заставил Джарреда вскочить на ноги.
— Мы не будем говорить о нашей покойной королеве. Только я один знаю, что это была за женщина и как много страна потеряла…— Мысль о том, что другая женщина окажется на месте Зелены, как ножом резанула его по сердцу.
Джарред с трудом взял себя в руки, снова сел в кресло и продолжил несколько тише:
— Я не забываю о долге перед моим народом.. По правде говоря, я думаю о нем каждую минуту. Вы только что упомянули мои указы. Если мое слово не имеет веса, если моя подпись ничего не стоит, то разве люди смогут рассматривать мои слова и действия как проявление закона?
В комнате повисло напряженное молчание, пока его не нарушил Хьюго Саквиль.
— Ваша… подпись, Ваше Величество? — сказал он. — Вы хотите сказать, сэр, что подписали брачный контракт?
— Да. Вчера вечером, в присутствии нотариуса.
На лицах присутствующих появилось скорбное выражение. Многие, казалось, хотели бы спорить и дальше, но не знали, что сказать. И действительно, что уж тут было говорить. Заверенный нотариусом контракт был юридическим документом, и чтобы отмахнуться от него, пришлось бы пересмотреть в корне кодекс законов, основы которого не менялись уже более тысячелетия.
С чувством глубокого облегчения Джарред наблюдал, как они один за другим выходили из комнаты, а затем послал за церемониймейстером.
Лорд Виттлсбек явился с ужасно важным видом. За те несколько месяцев, пока он наставлял Ис, он проникся к своей ученице если не симпатией, то по крайней мере рассматривал себя как ее покровителя, а ее — как свое собственное творение. И как и следовало ожидать, планируя церемонию, он чувствовал себя в своей стихии.
— Вы можете положиться на меня, Ваше Величество. Я за всем прослежу. Золотая карета, тысячу белых голубей отпустят на волю с дворцового двора — ни одна мелочь не будет упущена.
— Это повторный брак, — напомнил ему Джарред. После стольких часов горячих споров он чувствовал себя измученным и немного больным. — И в моем возрасте мне не хотелось бы выглядеть нелепо. Церемония должна быть пышная, мы должны соблюсти все традиции, но следует также проявить сдержанность.
— Вам еще нет и тридцати, — сказал церемониймейстер со снисходительной улыбкой. Затем, увидев, что король сжал губы так, что они побелели, поспешно добавил: — Конечно, Ваше Величество, как вы пожелаете. Несомненно имеются подходящие прецеденты, где-нибудь в архивах, для… скромного повторного брака, и я их найду. А теперь об обеде, на котором вы официально объявите о предстоящей свадьбе, когда он состоится?
— Как можно скорее, — Джарреда охватило совершенно необъяснимое ощущение, что все это необходимо сделать быстрее. После того как эта свадьба так долго приводила его в ужас, сама мысль о дальнейшем промедлении неожиданно стала невыносимой. — Сколько времени вам понадобится, чтобы сделать все необходимые приготовления?
Лорд Виттлсбек задумался на мгновение.
— Мы не сможем организовать это менее чем за десять дней. А лучше даже через две недели.
Король резко покачал головой.
— Как можно скорее, — твердо повторил он. — Вы должны понимать, с каким нетерпением я жду возможности обнять мою невесту после такой долгой тайной помолвки.
— Конечно, — лорд Виттлсбек поклонился так низко, что верхушки его напудренного парика почти коснулись пола. — Через десять дней, Ваше Величество. Я поговорю с вашим мажордомом, и мы начнем приготовления к обеду в честь помолвки немедленно.
В вечер перед банкетом Ис одели и причесали с особым тщанием. Ее платье было готово уже несколько месяцев назад и хранилось в огромном дубовом сундуке, вместе с мешочком душистых трав. Когда служанка-олух открыла крышку и достала платье, комнату наполнил запах лаванды. Платье было сшито из белого атласа и многих ярдов газа, оно было все в рюшах, гофрировке и ободках, украшено лентами и рядами кружев — это было само великолепие, воплощенная элегантность. Ис ничего красивее в жизни не видала.
Пока служанка зашнуровывала ее, пока она надевала ей на ноги хорошенькие красные туфельки с алмазными пряжками, Ис старалась справиться с неожиданно расшалившимися нервами. Ведь, в конце концов, это был момент ее триумфа. Больше не придется проскальзывать куда-то в рваных котиковых плащах, не надо будет тайно проникать в задние ворота. Она войдет во дворец открыто, под руку ее будет вести лорд Виф, а сам король спустится ей навстречу.
В холле на первом этаже она нашла мадам и остальных чародеев не помнящими себя от радости, они были уверены, что то время, когда все, что они потеряли, вернется к ним, уже совсем близко. Ис тоже была возбуждена, но по другой причине. У нее на груди, между корсажем из китового уса и атласными рюшами платья, притаилась маленькая-склянка со смертельным ядом. Выходя из дома и садясь в карету, она чувствовала, что ее сердце трепещет, как пойманная бабочка.
Она попыталась успокоиться. Сидя в экипаже, она так крепко сжала руки на коленях, что у нее побелели костяшки, она надеялась, что никто не заметит, что ее просто трясет от волнения.
Она взглянула на мадам, которая сидела напротив. Ее бывшая воспитательница выглядела необычайно замкнутой.
«Как она удивится! — подумала Ис. — Будем надеяться, что это пойдет ей на пользу. Может быть, в прошлом ей и удавалось меня запугать и заставить делать все так, как она захочет, но больше у нее это не выйдет. До того как закончится этот банкет, она поймет, что со мной необходимо считаться!»
К тому времени как экипаж остановился у подножья дворцовой лестницы, ее сердце билось так сильно, что Ис удивлялась, как мадам и остальные этого не слышат.
Вечер шел своим чередом, и банкет почти закончился, но комната звенела от нетерпения. Все знали, что, когда часы пробьют полночь, король объявит о своей такой не популярной в народе помолвке.
Хотя все окна были распахнуты, в комнате было очень тепло. Было почти одиннадцать, и за окном почти не стемнело. Джарред отвлекся от разговора с лордом Рупертом и подал знак своему дяде, сидевшему в другом конце комнаты. Извинившись перед дамой, которая сидела рядом с ним, лорд Хьюго поднялся и поспешил к королю.
На лбу Джарреда проступила испарина, и он часто смеялся. Лорд Хьюго никогда не видел племянника таким возбужденным, даже во время его первой свадьбы. Еще более странным было то, что взгляд короля беспокойно блуждал по комнате, и особенно беспокойным он был, когда встречался глазами со своей будущей невестой.
«Бывает, что старики выставляют себя на посмешище из-за хорошенькой девчонки, — подумал Хьюго. — Случается такое и с безусыми сопляками. Но чтобы человек в возрасте Джарреда и с его характером тоже на это купился…»
— Еще вина, — с широким жестом провозгласил Джарред.
Лорд Хьюго подал знак пробегавшему лакею, и тот принес графин кованого серебра с ручкой в виде русалки, украшенный эмалью и драгоценными камнями, который всегда использовался во время государственных церемоний. Хьюго понюхал вино, отлил немного в маленький серебряный стаканчик, который прилагался к графину, и торжественно попробовал. Сочтя вино хорошим, он налил своему племяннику, не забыв ни одной традиционной мелочи.
— Выпей со мной, — потребовал Джарред, поднимая хрустальный кубок. Хьюго сначала очень удивился, но потом быстро оправился и с поклоном согласился. Этот приказ нарушал ход церемонии, а подобная резкость была вообще не похожа на Джарреда, который всегда был сама вежливость. Дородный джентльмен прошел неровной походкой через зал, взял со стола свой бокал, отвесил неглубокий поклон мадемуазель, которая сидела рядом, и вернулся к королю.
— Я предлагаю тост за юность и красоту. Пусть они не меркнут вовеки. — Джарред поднес кубок к губам, а Хьюго поднял свой бокал и отпил. Две минуты спустя он упал лицом вниз на стол, опрокидывая серебряную посуду и разбивая, хрустальные бокалы, его лицо налилось кровью, глаза выкатились, одной рукой он схватился за горло.
Сидевший рядом с доктором Перселлом королевский врач вскочил и бросился через зал. К тому времени, как он ослабил шейный платок больного и приложил два пальца к его горлу, нащупывая пульс, лорд Хьюго Саквиль был уже мертв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71