— Родарик меня действительно отчитал, но совсем не из-за тебя. Когда Барнаби сказал, что ты вызвал Руфуса на дуэль за то, что тот оскорбил Лили, он сказал, что это… что это вполне можно понять.
Здесь король ее прервал:
— Не помню, чтобы я говорил именно это. Но я действительно заметил, что на этот раз на проступок Вилрована можно закрыть глаза. Но почему ты сказала ему все наоборот?
— Потому что я хотела убрать его с дороги. Он бы все испортил, если бы знал, что я задумала.
Вилл заскрипел зубами.
— Да уж, непременно. Прими мое восхищение, Дайони. Ты успешно сделала за Маккея его работу и таким образом, несомненно, навлекла несчастье на всех нас. — Он сжал кулаки. — Я почти готов тебя задушить.
Но затем, взглянув на короля, тихо добавил:
— С разрешения Его Величества, конечно.
— Спасибо, Вилрован, но в этом нет необходимости, — холодно отреагировал Родарик. — Я знаю, что она тебе солгала и обошлась с тобой гнусно, но я благодарю тебя за то, что, обращаясь к ней, ты все-таки не забываешь, что она — королева. — Он повернулся спиной к карте и направился обратно в кабинет.
— Мне кажется, — со вздохом сказал он Дайони, — я мог бы остановить тебя не хуже Вилрована.
— Но, сэр, вы же ничего не знали! Разве вы могли догадаться?
— Я бы знал обо всем, если бы решил сопровождать тебя в посольство в тот день. Конечно, я привык избегать этих долгих и многолюдных церемоний, но это не слишком мудро со стороны мужа такой молодой и легкомысленной жены, как я теперь вижу. Я вел себя как эгоист, причем я всегда это понимал. А что касается того, что я скрыл от тебя истинное назначение Машины Хаоса: да, Дайони, я думаю, я должен был тебе доверять. При всем твоем легкомыслии, ты не настолько испорчена, чтобы обмануть мое доверие, и не настолько беспечна, чтобы сделать то, что ты сделала, знай ты правду.
Король сел обратно в дубовое кресло за свой стол, Дайони, шурша атласными юбками, встала на колени рядом с ним.
— Значит, ты не очень на меня сердишься?
Поставив масляную лампу на место, Родарик посмотрел на нее долгим взглядом.
— Прямо сейчас, Дайони, я готов тебя убить. Но, учитывая что я и сам не безгрешен, подозреваю, что в конце концов я тебя прощу. — Он обернулся к Виллу: — Вы, наверное, не тот человек, кому я доверил бы эту тайну, если бы мог выбивать Но раз уж вы замешаны в этом деле, то остается лишь надеяться, что к лучшему. Я надеюсь, что могу на вас положиться и поручить вам выяснить как можно больше среди ваших, боюсь, не самых достойных…
Вилл подал Дайони руку и помог ей подняться.
— Если Машину Хаоса взяли хоксбриджские толстопяты, я найду способ ее вернуть. Но если ее похитили шпионы какого-нибудь другого короля, князя или герцога… Эта вещь пропала уже три дня назад и может теперь быть где угодно — в Риджксленде, в Шенебуа или в Монтсье, а с тем же успехом и в Херндайке, Брайдморе или Монтань-дю-Солей.
— Нет, — сказал Родарик, — не думаю. Поддерживая работу этого механизма, я и сам настроился на него. На вибрацию маленьких камней, которые составляют часть механизма. В двух словах: я не думаю, чтобы Машина Хаоса могла быть унесена далеко либо могла пересечь границы так, чтобы я этого не знал.
Вилл задумчиво нахмурился.
— Если тут дело в каком-то магическом взаимном притяжении, то это может помочь вернуть Сокровище. — Он вспомнил, как сидел на большой белой кровати Лили и спрашивал, что она читает. — А ведь я всего два дня назад держал в руках Мандевиля — жаль, что у меня сейчас нет этой книги!
Но мысль о Мандевиле подала ему другую идею.
— Хоксбриджский университет самим своим существованием обязан указу короля. Все профессора давали клятву служить короне. И весь преподавательский состав колледжа Малахим состоит из магов и естествоиспытателей — они могут подсказать, что делать.
Родарик обдумал это и быстро принял решение.
— Я напишу декану и попрошу его устроить мне встречу с двумя лучшими учеными. А пока, — заключил он, — никому ничего не говорите и никому не доверяйте. Вы сами сказали — неизвестно, как далеко может распространиться заговор и кто может в нем участвовать.
13
Тарнбург, Винтерскар.
Одиннадцатью месяцами раньше — 26 бореаля 6537 г.
— Это не тот дом, — сказал король Джарред. — Я никогда не был здесь раньше и определенно не собирался сюда сейчас. — Когда он это сказал, то почувствовал, как у него мороз побежал по коже, его на мгновение охватил необъяснимый ужас.
Кучер и два лакея озадаченно переглянулись.
— Ваше Величество…— начал кучер, но замолчал и лишь в совершенном замешательстве покачал головой. Джарред открыл дверцу своей маленькой позолоченной кареты, сам откинул подножку и вернулся внутрь.
— Вы просто ошиблись. Вы неточно следовали моим инструкциям, и больше тут говорить нечего.
Но явно было что-то еще, судя по смущенным взглядам кучера и лакеев и по их продолжительному молчанию.
— Ну? — спросил Джарред с глубоким вздохом. — Вы же не хотите сказать, что здесь живет мой друг Мариус Буврей? Я бывал у него уже десяток раз.
Кучер был статный молодой человек: высокий, сильный и светловолосый. Когда он поднялся во весь свой шестифутовый рост, от макушки напудренного парика до подошв начищенных сапог, то выглядел весьма внушительно в своем отороченном мехом плаще и долгополом камзоле, с большой треуголкой в одной руке и кнутом в другой. И все же он переминался с ноги на ногу и выглядел совершенно смущенным.
— Ну? — повторил король.
Вместо ответа кучер засунул кнут под мышку, залез в карман просторного бархатного камзола и вытащил сложенный треугольником плотный лист бумаги.
— Вы ничего не сказали мне, сэр, про господина Буврея, когда в полдень мы отправлялись в путь. И вот адрес, вы сами его мне написали.
Джарред взял бумагу в руки, развернул и внимательно изучил содержимое. Почерк был определенно его, но он не помнил, чтобы писал эти сло…
Что-то вдруг болезненно изменилось в его мыслях, и воспоминание поставило все на свои места. Он смущенно усмехнулся.
— Да, я вспомнил. Прошу вас великодушно меня простить Господин Буврей сменил место жительства. Не понимаю, как я мог забыть. Хотя должен признать, никогда бы не подумал, что он поселится в таком месте.
Дом, о котором шла речь, находился примерно в миле от города. Разрушающееся строение в стороне от дороги, на темном фоне елей, окруженное собственным парком. Старый дом выглядел устрашающе, по крайней мере так подумалось Джарреду, когда он вышел из кареты во второй раз и, подойдя поближе, заглянул сквозь железную решетку ворот.
Если его собственный дворец, Линденхофф, как будто вышел из сказки — белый с золотом замок какого-то невероятно счастливого сказочного принца, — то этот дом с двумя крыльями и одинокой башней посередине, похожей на гриб-поганку, был бы подходящей декорацией для более страшных страниц той же самой истории. Башня была круглая, как барабан, и заканчивалась зловеще вытянутой к небу островерхой крышей. Побелка и штукатурка местами обвалились. А кроме того, дом слишком густо зарос виноградной лозой, которая, казалось, старалась его задушить, обвиваясь вокруг бесчисленных балконов; слишком много окон проглядывало сквозь плющ и плети ежевики, и бесконечное множество маленьких стекол, из которых состояли окна, отсвечивало кроваво-красным в свете заходящего солнца. Джарред почувствовал, что узнает это место, хотя никогда раньше здесь не бывал: это дом ведьмы, где в хрустальном гробу, под пологом из густой паутины, в пыльной-пыльной комнате спит принцесса.
Тут король мысленно себя одернул. В предместьях Тарнбурга было множество таких старых домов. И только один вопрос оставался без ответа: как случилось, что он стоит у ворот именно этого дома?
Джарред пустился в путь морозным днем в своей карете из красного дерева и золота, чтобы навестить больного друга, Мариуса Буврея. Что-то заставило его направить кучера именно к этом дому, хотя до сегодняшнего дня он полагал, что Мариус живет совсем в другой части города.
Он сел на ступеньки кареты, изо всех сил пытаясь разобраться. Ему вспомнилось, что Мариус написал ему, прося навестить его. Но он не помнил, чтобы тот упоминал какой-то конкретный дом, а тем более писал, что переехал. Но кто-то ему сказал…
Король слышал, как кучер и лакеи переговариваются, и, хотя говорили они шепотом, он догадывался о предмете их разговора. Лошади со стуком переступали с ноги на ногу, и от них в морозном воздухе подымался пар. Не оглядываясь, Джарред знал, что и гвардейцы, и их горячие лошади становятся все нетерпеливее.
Зазвенели шпоры — один из солдат спешился и широкими шагами направился к Джарреду. Сняв шляпу с плюмажем, он опустился перед королем на одно колено.
— Ваше Величество, мы будем здесь еще ждать или поедем обратно во дворец?
Джарред вдруг осознал, как странно его поведение выглядит со стороны. Не думать о своих людях и их лошадях было совсем на него не похоже. Он взглянул в небо. Солнце садилось за деревья по ту сторону дома, и небо испещрили яркие сполохи арктического заката. Он, должно быть, уже больше часа сидит здесь в раздумьях.
Король подал знак одному из лакеев.
— Постучите в дверь. Я подойду следом.
Лакей удалился. Джарред подхватил шляпу и соболью шубу и медленно поднялся. Приказав гвардейцам ждать на месте, он последовал за лакеем, сквозь железные ворота, по выложенной каменными плитами аллее, мимо замерзшего фонтана, поднявшись на несколько ступеней вверх к тяжелым дверям.
Когда он подошел, одна дверь как раз широко распахнулась и привратник, низко поклонившись, почтительно пригласил их войти.
Переступив через порог, Джарред поежился. Внутри было так же холодно, как и снаружи. Комната была огромная и пустая, пол выстелен черно-белой плиткой, потолок куполом уходил вверх, по стенам висели выцветшие шелковые гобелены. Наверх, в темную галерею, где лежали тени, вела красивая дубовая лестница. Чего этой комнате действительно не хватало, так это ярко пылающего огня и пяти или шести канделябров со свечами. Но камина здесь не было, только посреди комнаты виднелась длинная темная шахта, закрытая кованой железной решеткой, единственными источниками света служили два медных светильника, свисающих с потолка на длинных цепях.
Джарред кашлянул.
— Господин Буврей… дома сегодня?
Слуга не ответил на вопрос прямо. Он поклонился и сказал, что доложит хозяину о прибытии Его Величества, принял у Джарреда шубу, шляпу и перчатки и исчез в низком проеме, оставив короля в одиночестве. Вопросы вихрем кружились в голове гостя, и ему нечем было скрасить ожидание.
Джарред с любопытством оглянулся. У лестницы висело причудливое круглое зеркало со старинной рамой в виде змеи, а наверху, на площадке, стояли гоблинские доспехи. Неспешно подойдя к зеркалу и заглянув в него, Джарред обнаружил, что зрение у него туманится и все вокруг искажается. Стены надвинулись на него, и все пропорции комнаты изменились.
В оцепенении, сбитый с толку, Джарред даже подумал, что сейчас упадет в обморок, и ухватился за стул, чтобы устоять на ногах. Но как только он перевел взгляд с зеркала на старый дубовый стул, он понял, что это зеркало искажало комнату, а вовсе не с ним произошло что-то неладное. Оно криво отражало и зал, и его самого, потому-то он чуть не упал, и только это послужило причиной непродолжительного замешательства.
— Ваше Величество, какая неожиданная честь! — произнес высокий нежный голос; казалось, он звучал прямо из воздуха над ним.
Джарред взглянул через плечо. Светловолосая девушка в черном шелковом платье улыбалась ему с лестничной площадки. Повернувшись, чтобы лучше ее рассмотреть, он почти ахнул от неожиданности: ее лицо показалось ему невероятно знакомым.
Он попытался вспомнить, где же он ее видел. Девушка легко сбежала по лестнице, скользя одной рукой по полированным перилам, а другую протянув ему гостеприимным жестом. И только когда она совсем спустилась и присела в реверансе, а он галантно одну за другой поднес к губам ее холодные маленькие ручки, целуя кончики пальцев, только тогда он наконец ее узнал.
— А, это вы исчезли тогда с бала без следа.
Он почувствовал невыразимое удовольствие и замешательство одновременно. Было в ней что-то… новое. Ну конечно, на балу ее волосы были напудрены, а ему бы и в голову не пришло, что вдобавок к этим черным-черным глазам у нее была копна золотистых кудрей. Но это, несомненно, была она: темные глаза, белая кожа, острый подбородок, высокие скулы и все остальное.
— Мадемуазель, неужели никто не говорил вам: мои люди вот уже три месяца обыскивают каждый уголок города, пытаясь вас найти. И теперь я вдруг встречаю вас здесь, в доме моего старого друга…
Его голос затих. Он только что заметил у нее на шее ожерелье из молочно-белых камней, хрустальная подвеска чуть светилась на черном газовом шарфе, скромно прикрывая глубокий вырез. И опять его охватило пронзительное ощущение потерянности, болезненное замешательство, смятение.
— Это… это ведь дом Мариуса Буврея?
Она потрясла головой, и светлые локоны заплясали.
— Нет, что вы, Ваше Величество. Я и не знаю, кто такой этот господин Буврей.
Только теперь она, казалось, заметила его состояние. Он почти отпустил ее руку, но она крепче взяла его руки в свои.
— Сэр, вы больны. Я провожу вас в гостиную.
Ее лицо затуманилось, потом он опять ясно ее видел.
Джарред кивнул, не в состоянии говорить. Но ее холодная маленькая ручка неумолимо тянула его за собой. От головокружения он не мог сам ни думать, ни действовать, поэтому он позволил ей вести себя. Король, спотыкаясь, вошел, в комнату, где было, казалось, слишком много зеркал, слишком много мерцающих огней. Подчинившись мягкому нажиму, он сел на узкий стул с высокой спинкой.
— Благодарю… вас, — с трудом проговорил он. Комната вращалась вокруг него в ослепительном круговороте зеркал и огней. — Не могу понять, что со мной. Мне остается только принести свои извинения…
— Вам не в чем извиняться, — сказала девушка, грациозно опускаясь на колени возле его стула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71