К сожалению, знатное имя ослепило Брейкберна настолько, что он не сумел вовремя рассмотреть характер и привычки своего будущего зятя.
Вилл продолжал разглядывать жену через стол, вспоминая ту, другую, Лили: такую невыносимую в своей бесстрашной честности, но такую свежую, такую естественную; она завоевала его сердце прежде, чем он успел это заметить. Она добилась этого, по правде говоря, пока он ухлестывал за другими женщинами. Но куда же пропала та Лили, откуда взялась на ее месте эта красивая, невозмутимая молодая женщина, дружелюбная, но такая далекая?
Вилл машинально поднес чашку к губам и глотнул чая, не почувствовав вкуса. Неудивительно, что жизнь у него такая однообразная и тусклая. Женщины, которых он знал в Хоксбридже, — просто толпа ограниченных корыстных интриганок, пустоголовых кукол и пресытившихся развратниц. Он ухаживал за ними с каким-то оттенком отчаяния. А единственная женщина, которая была ему нужна, та, с которой он мог спать, когда ему только захочется, делала тщетными все его попытки добиться истинной близости.
Слуга тихо проскользнул в комнату и ненавязчиво положил письмо у локтя Вилрована. Попивая чай и продолжая размышлять о тоскливом будущем, которое его ожидает, Вилл сначала его даже не заметил. Но потом что-то такое в этом письме — бледное пятно сургуча, чувственный мускусный аромат — привлекло его внимание.
Он уставился на сложенную полоску бумаги с глубокой ненавистью. Адрес был написан красивым женским почерком — неужели у Юлали или еще у кого-нибудь хватило бесстыдства написать ему сюда, в Брейкберн-Холл?
— Тебе письмо. От кого это? — голос у Лили был обычный, она ничего не заподозрила.
С большой неохотой Вилл осторожно взял конверт в руки и с облегчением узнал монограмму Дайони, отпечатанную на сургуче.
— Это от королевы. — Он взял нож для масла, отковырнул сургучную печать, развернул бумагу и замер в удивлении. Лист был совершенно чистым.
— Плохие новости?
— Вообще никаких новостей, — но тут он узнал запах духов леди Кроган. Вспоминая склонность Дайони все драматизировать, он потянулся и подвинул поближе серебряный подсвечник со свечой.
Под действием пламени симпатические чернила медленно проявились. Вилл подул на бумагу, чтобы ее остудить. Послание было коротким, но в нем можно было безошибочно узнать стиль Дайони. «Возвращайся НЕМЕДЛЕННО, — писала она, — Вилл, ах, Вилл, случилось нечто УЖАСНОЕ, я не могу тебе описать. Ты мне нужен здесь ПРЯМО СЕЙЧАС!»
— Да, это плохие новости, — сказала Лили, читая у него по лицу, пока он читал письмо.
— Вполне возможно, что это опять какие-нибудь причуды Дайони.
Но даже для Дайони тон письма был несколько отчаянный. Вилл почувствовал, как его настроение становится еще хуже.
— Но не могу же я это проигнорировать. Мне придется незамедлительно вернуться в Хоксбридж.
Он провел остаток дня в седле, перехватил несколько часов сна на постоялом дворе, завернувшись в дорожный плащ и пристроившись у огня в столовой. Он проснулся после полуночи, потребовал суп и кружку эля со специями, торопливо все это проглотил и поскакал дальше к Хоксбриджу.
Вилрован въехал в древний город на рассвете, когда газовые фонари гасли один за другим. Появились повозки водовозов, а садовники вышли на улицы, чтобы собрать навоз. Туман с Зула просочился в узкие улицы и переулки, смешиваясь с дымом разжигаемых на кухнях очагов и застилая путь. Серая кобыла вдруг шарахнулась от чего-то шевельнувшегося в тени. Не выпуская поводьев из рук, он соскользнул с седла и, тщательно выбирая путь, повел усталую лошадь вверх по улице в сторону замка.
Над головой раздавалось хриплое воронье карканье. Из мглы появилась стая, птицы кружили над крышами домов и хором каркали. В голове Вилла поднялся такой шум, что он ничего не мог различить, все смешалось, а птицы продолжали виться во влажном воздухе.
Наконец один из воронов спикировал и приземлился на пустое седло.
— Коффин и Пальмарик мертвы, другой человек ранен. Говорят, он может умереть от ран.
— Мои лейтенанты мертвы? — Вилл остановился, мысли вихрем завертелись у него в голове. Он стоял посреди узкой улицы, и капли утренней росы падали с его шляпы, а он пытался понять, что же это значит.
— Как это случилось? — Вилл вытянул руку, и ворон перелетел ему на запястье.
— Мы точно не знаем. Слишком много рассказов; мы не можем разобраться. — Ворон боком прошел от запястья до самого плеча Вилла, ярко-синяя искра, промелькнув в основании его мозга, разгорелась с новой силой.
— Королева сидит в своей комнате, отказывается говорить с кем-нибудь, только спрашивает про тебя.
— Боги мои! — воскликнул вслух Вилл. Значит, дело было не в обычном озорстве Дайони.
— Я хочу узнать об этом больше. Если придется, подслушивайте под каждым окном, у каждой щели. Я поговорю с королевой и. выясню, что смогу.
Ворон взлетел с его плеча и растворился в тумане.
В половине восьмого весь Волари уже гудел. Кучера, конюхи, носильщики портшезов и посыльные наводнили двор около конюшен. Череда повозок с грохотом въезжала в задние ворота: зеленщики, мясники, булочники и кондитеры спешили во дворец. Мелкие торговцы катили перед собой тачки с лангустами, устрицами, капустой, угрями и круглыми желтыми головками сыра, торопились занять место у дверей кухни. Во внутренних покоях дворца эхом отдавались быстрые шаги: лакеи, парикмахеры, брадобреи и горничные с кастрюльками шоколада и тарелками с яйцами и маслом спешили из одной спальни в другую, стараясь выполнить сотни разнообразных приказаний одновременно.
Фрейлины королевы беспокойно столпились у входа в ее покои. Не обращая внимания на их вопросы, так как они не могли ничего рассказать ему сами, Вилл нетерпеливо толкнул дверь и вошел в комнату, где еще горели свечи.
Певчие птицы зловеще молчали в своих серебряных клетках. Дайони металась, полубезумная, все еще в атласном корсете и растрепанных нижних юбках, лишь слегка прикрывшись травчатым шелковым платком, небрежно наброшенным на плечи. По-видимому, она так и не ложилась, даже не разделась и не расчесала напудренные волосы.
Увидев Вилрована, она разрыдалась, бросилась к нему на шею и залила слезами плечо его дорожного плаща. Он как мог старался ее утешить: приглаживал ее взъерошенные локоны, целовал мокрые от слез щеки и успокаивающе шептал на ухо первое, что приходило ему в голову.
— Ах, Вилл, мой Вилл, что я наделала… Родарик мне никогда не простит, когда узнает правду.
— Что ты натворила, Дайони? Расскажи мне, в чем дело, и я постараюсь все уладить.
Она отчаянно вздохнула и попыталась говорить, но не смогла. Поняв, что, пока она не успокоится, толку от нее не добиться, Вилл слегка тряхнул ее за плечи и отпустил.
На лаковом чайном столике стояли серебряный графин и пара хрустальных кубков. Налив в один из бокалов маковую воду, он усадил Дайони на бамбуковый стульчик около кустов в мраморном горшке и велел ей выпить. Когда она уже была в состоянии говорить, он опустился на колени рядом.
— Я вообще не должен здесь находиться. Проклятье, Дайони, ты же почти не одета. Рассказывай побыстрее, что ты хотела мне рассказать, а то как бы тут скандал вокруг нас с тобой не устроили.
Она устало откинулась на спинку стула.
— Че-чепуха. Все знают, что ты мне почти как брат.
— И все-таки я тебе не брат. — Ходили слухи, что Сумасшедший Король Риджксленда живет со своей собственной внучатой племянницей, эта скандальная сплетня будоражила континент больше года. Вилл понятия не имел, были ли эти слухи правдивыми, но если даже такой почтенный пожилой джентльмен не избежал сплетен, то что же хоксбриджские болтуны придумают про них?
— Но давай успокоимся и будем рассуждать разумно. Расскажи, почему ты послала за мной и почему двое моих солдат убиты.
Королева опять начала всхлипывать, да так громко, что ему пришлось ее потрясти.
— Слишком поздно успокаиваться или рассуждать разумно. Или, может быть, нет… Если только ты сможешь вернуть Машину Хаоса, пока Родарик не узнал, что она исчезла.
Вилл сел на пятки. Он вознес безмолвную молитву к раскрашенному небу в двадцати футах над головой, умоляя послать ему терпения.
— Слушай, я совсем ничего не понимаю. Я ведь не знаю, что ты натворила, расскажи с самого начала.
Дайони попыталась успокоиться.
— Ну, ты по крайней мере знаешь, что такое Машина Хаоса?
Вилрован кивнул. Это была одна из множества диковинок, которые хранились в Волари: миниатюрная штуковинка с моделью солнечной системы: пять маленьких шариков из драгоценных камней и фигурки четырех стихий вращались друг вокруг друга внутри футляра из горного хрусталя по сложной и с виду произвольной схеме.
— Ну… ты, наверное, сочтешь это глупой выходкой, но я утащила ее из дворца в тот день, когда отправлялась в посольство на праздник. Ты, наверное, спросишь, зачем я решила взять с собой эту детскую игрушку, почему я…
— Мне интересно, — сказал Вилл, — как ты посмела взять что-то настолько редкое, настолько ценное? Эта «игрушка», как ты ее называешь, единственная в своем роде в целом мире. Никто не знает, как и когда ее сделали, металл, из которого она сделана, — неизвестного сплава, а что касается цены алмазов, рубинов и изумрудов… Вековечная тьма! Дайони! О чем ты только думала?
— Лорд Волт — большой знаток, он собирает эти игрушки. Как раз был день его рождения, я подумала, это его позабавит.
— И это его позабавило? — угрожающе спросил Вилл.
— Н-нет. Он был так же шокирован, как и ты. Но ведь эта вещица совершенно бесполезна, и у Родарика подобных безделушек и редкостей еще тысяча. Почему именно эту год за годом держат в потайном шкафу и никто никогда не может на нее посмотреть или с ней поиграть…
Вилл почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
— Вряд ли это нам с тобой решать, ведь эта вещь нам не принадлежит. Да и Родарику тоже. Как и все остальные ценности во дворце, Машина Хаоса принадлежит народу Маунтфалькона.
Дайони опять тяжело вздохнула.
— Больше она ему не принадлежит.
Вилл провел рукой по лицу.
— Ты хочешь сказать, что ты потеряла это сокровище?
Дайони застыла.
— Думаешь, я способна на подобное легкомыслие? — Вилл заранее знал, что она скажет. — Я хранила ее в полной безопасности, в своей муфте, все время…
Он беззвучно застонал. Дамы всегда прячут деньги и драгоценности в своих муфтах, это прекрасно известно каждому вору.
— …и я ни на минуту не выпустила ее из рук. Но по дороге с бала мою коляску остановили отвратительные т-толстопяты, и они отобрали и муфту, и Машинку, и мои бриллианты.
Вилл нахмурился. Хотя он и подозревал, что трагедия была уже предрешена в тот самый момент, когда Дайони заблагорассудилось взять драгоценный механизм без разрешения, но он не мог понять, как такое могло случиться, если королеву окружала толпа гвардейцев.
— Но твоя охрана? Я надеюсь, ты не хочешь сказать, что они ничего не сделали, чтобы защитить тебя?
— Они пытались меня защитить, но их было только четверо. И кучер… он вел себя очень смело, но потом они отняли у него мушкет и били его по голове, пока кровь не залила ему глаза. — Она заломила руки и опять начала плакать.
Но на это раз ее горе не тронуло Вилла.
— Я начинаю понимать, — холодно сказал он. — Ты отправилась на вечеринку, нацепив бриллианты, которые стоили целое состояние, прихватив с собой одну из фамильных драгоценностей короны, и при этом ты взяла с собой минимум эскорта. В результате двое моих солдат погибли, у твоего кучера проломлен череп, и он, скорее всего, тоже умрет, а драгоценность пропала. Поздравляю, Дайони. Ты превзошла все свои прошлые безумства и наконец совершила нечто выдающееся.
— Но, Вилрован, — прошептала она, — я ведь не выезжала из города, и кто мог подумать, что толстопяты способны на такую… дерзкую выходку.
Он поднялся на ноги и стал ходить из угла в угол.
— Но ты говоришь, что Родарик не знает, что произошло. Как же он может не знать, что тебя ограбили и убили половину твоей стражи прямо на улице?
— Конечно, это он знает, но ему неизвестно про маленький планетарий. Я постаралась, чтобы ему не доложили.
Вилл остановился.
— Если ты хочешь сказать, что подкупила тех двоих, что спаслись, что ты подкупила моих солдат и заставила их замолчать, — я даже не знаю, Дайони, что я с тобой тогда сделаю.
— Нет-нет, все было не так. Я умоляла их держать это в секрете несколько дней. Они сказали, что это очень сложный вопрос… что они не имеют права, но согласились молчать, пока не поговорят с тобой. Учитывая, что оба лейтенанта все равно мертвы, это было правильно, не так ли? Мне… мне в голову не пришло, что их можно подкупить.
— Ты меня поражаешь, — сказал он, опять начав мерить шагами комнату. — Склонять стражников к лжесвидетельству… Он решил не продолжать. — А как же твои фрейлины? Одна или две должны были ехать с тобой в карете.
— Со мной была Луиза. Она завизжала и хлопнулась в обморок до того, как бандиты пробились к карете. — Дайони с надеждой подняла глаза на Вилла. — Я подумала, что ты можешь пойти к кому-нибудь из твоих подозрительных дружков, ну, к карманникам или разбойникам, и выяснить, кто за этим стоит. — Она вытерла слезы рукой. — Если бы ты так сделал… если бы ты нашел возможность выкупить эту штуку, можно было бы и не говорить Родарику, что его драгоценная реликвия пропала.
Вилл замер.
— Клянусь вековечной тьмой, Дайони! Я не буду в этом участвовать!
Она опять расплакалась.
— Ты не поможешь мне найти этот механизм?
— Разыщу обязательно, если смогу. Но я не позволю тебе и дальше обманывать Родарика. Ему нужно немедленно обо всем рассказать. Нет, Дайони, я совершенно серьезно, можешь плакать, сколько хочешь, но в этом тебе не удастся меня поколебать.
Но потом он слегка смягчился, подошел к ней, наклонился и легко коснулся губами ее руки.
— Возьми себя в руки, дорогая. Я не могу потворствовать такому опасному обману, но если ты хочешь, чтобы я был рядом, когда ты будешь рассказывать обо всем королю, помни, что я весь в твоем распоряжении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71