.. что Боб Багряный струсил и не стал драться рядом с ним. А теперь, мои юные друзья... Ваша задача ясна. Только передайте пароль, а все остальное произойдет само собой.
Атаман всем по очереди пожал руки. С Джемом он попрощался последним. Быть может, в последний раз он вгляделся в глаза под маской.
— Не думай обо мне плохо, юный принц. Быть может, я смущал тебя, но я желаю тебе добра. Знай, что я воистину желаю тебе добра.
Слова эти прозвучали для Джема неожиданно и были произнесены с удивительным чувством. И у Джема возникло странное ощущение. Оно и прежде посещало его в присутствии атамана, но никогда не было таким сильным.
Нет. Нет, это было невозможно. Это было бы нелепо.
Джем нахмурился и в волнении отвел взгляд. А через несколько мгновений, когда он выехал на тропу, это чувство охватило его с невероятной силой. Еще бы чуть-чуть — и он бы закричал и бросился обратно.
Но он не сделал этого. Он только обернулся и устремил взгляд на атамана, который, сидя верхом на коне, задумчиво смотрел на простиравшийся у подножия холма мир.
Он был так одинок. Так призрачен. Так знаком.
— Арлекин! — прошептал Джем. — Арлекин, почему?
Но Джем ошибся. Это был не арлекин.
— Вы ничего не сказали ему?
Этот вопрос прозвучал только тогда, когда Джем отъехал далеко и не смог бы его услышать. Атаман без особого удивления обернулся и увидел Хэла. Ученый на всякий случай тайком последовал за отрядом.
— Не сказал ему... — эхом отозвался атаман. — Хэл, но как я мог сказать? Ты — необычайно прозорливый человек, ты сам догадался, кто я такой. Но разве я имею право открыть правду тому, кому эта правда принесет только боль? Разве имею я право отяготить Ключ к Орокону знанием, которое только отвлечет его от предстоящих ему испытаний? Нет, Хэл, никто, кроме тебя, не должен знать моей тайны. Никто!
Хэл в тревоге посмотрел вниз, на поле.
— Но, государь, подумайте о завтрашнем дне!
— Не называй меня государем! — вспылил атаман. — Но что ты хотел сказать о завтрашнем дне, Хэл?
— Сражение, которое затеял Орвик, — оно бессмысленно, его невозможно выиграть. Вы это сами говорили.
— Хэл, ты забыл о миссии юного Джемэни?
— Нет, не забыл! Если он преуспеет в своей миссии, поражение обернется победой. И все же, прежде чем солнце вновь взойдет над этой землей, государь, вас могут убить!
Глаза под маской сверкнули.
— В чем дело? Уж не хочешь ли ты, чтобы я покинул поле боя? Или, быть может, ты не желаешь быть рядом со мной в бою? Я многое мог бы сказать о тебе, старый товарищ, но я никогда не считал тебя трусом!
Хэл проговорил умоляюще:
— Государь, вы не понимаете! Я повторяю вновь: завтра вы можете погибнуть и все же не желаете расстаться со своим упрямством? Позвольте мне догнать принца Джемэни и вернуть его к вам!
Атаман выхватил пистоль.
— Только тронься с места, Хэл, и тогда погибнешь ты — на месте!
— Государь!
— Я не шучу, Хэл! Если я погибну, то я это заслужу! У меня есть наследник. Я видел его. Я знаю, что он — герой, и если я погибну, я погибну без сожаления!
Хэл с горечью глянул на атамана и воскликнул:
— Если так, государь, то вы — глупец! Неужели вы таились так долго только ради того, чтобы принять мученическую гибель? Государь, подумайте о Джемэни! Подумайте о своем сыне!
— Хэл, ведь я попросил тебя, не называй меня государем! И его не называй моим сыном! Старый друг, я доверяю тебе более чем кому бы то ни было. Но если ты изменишь мне и откроешь эту тайну, то между нами все будет кончено. Слушай меня. Слушай меня внимательно. Я даю тебе клятву. Я ни слова не скажу Джемэни о том, что он — мой сын, до тех пор, пока в этой империи, наконец, не воцарится свобода, пока не будет свергнут мой брат-узурпатор. Только тогда все увидят меня в моем истинном обличье, и я снова стану его императорским величеством, королем Эджардом Алым!
Позади зензанских линий даже воздух кажется раскаленным. Долгие дни и ночи войско добиралось до Рэкса, и сердца зензанцев стучали в такт с боем аранских боевых барабанов и пели вместе с пронзительными деркольдскими флейтами. Только теперь, во тьме ночи перед предстоящим боем, в лагере Орвика наступила тишина. Тишина, но не покой, не сон. Тишина напряженного ожидания. Орвик, благословенный принц, наследник зензанского престола, намерен обратиться с речью к пятидесятитысячному войску, собравшемуся под его знамена. Высокий помост окружен горящими факелами. Сквозь тучи светит полная луна. Пятьдесят тысяч пар глаз устремлены на истинного правителя страны, одетого в королевскую зеленую мантию. Зеленый цвет означает, что принц верен своей стране, своему народу. На голове у принца золотая корона. В руке он сжимает золоченый меч, голос его полон страсти.
— Люди мои, — говорит Орвик. — Наша судьба должна, наконец, решиться. Слишком долго мое королевство томилось под тяжким игом короля-захватчика. Эджландец Эджард Синий сместил с престола своего брата, законного властителя страны. Этого ему оказалось мало, он отнял у меня мое королевство. Я пришел для того, чтобы вернуть себе то, что принадлежит мне по праву! Люди мои, вы — самое могущественное войско в истории Зензана! Вы собрались из самых дальних уголков страны — из далеких степей Деркольда, с гор Ана-Зензана, со скалистых берегов Антиоса. Все вы проделали долгий путь для того, чтобы сегодня оказаться здесь. Вы страдали. Вы многое претерпели. Многие из вас голодны. Многим из вас холодно. Мне бы очень хотелось, чтобы вы все были одеты в зеленые мундиры. Увы, на многих из вас — только жалкие лохмотья. Как мне хотелось бы, чтобы у всех вас были лошади, ружья, мушкеты. Увы, большинство из вас вооружено только вилами, серпами да мотыгами, которыми вы трудились на полях, которые теперь брошены, да молотами, которыми вы стучали в кузницах, печи в которых успели остыть.
Но, люди мои, послушайте, что я скажу вам. Наше дело правое, на нашей стороне — богиня Виана. И еще я скажу вам: если есть среди вас кто-то, кто не готов драться на моей стороне, пусть нынче ночью явится ко мне в шатер, и я дам тому мешочек с золотыми монетами. Ибо для короля, который ведет людей в бой насильно, не может быть победы, хоть и падут все его враги до единого. Разве решусь я пасть в бою рядом с теми, кто не верен моему делу?
Но это еще не все. Принц Орвик говорит о том, что завтра — празднество в честь жрицы Хары, самый священный из праздников былого зензанского календаря, который ныне заменен календарем завоевателей. Орвик обещает своим людям, что после победы древний календарь будет восстановлен и те, кто выстоит в бою, будут завтра праздновать победу на пиру в честь Хары. Орвик говорит о том, что потом, в преддверии этого дня, его сердце всегда будет биться с волнением, что он будет смотреть на свои раны и говорить о том, что получил их в день Хары. Орвик говорит о том, что этого дня никто никогда не забудет, что его будут помнить до скончания времен как день славы зензанцев, что он сам никогда не забудет никого из тех, кто сражался с ним плечом к плечу.
О да, он говорит еще долго, но слышат его слова отчетливо только те, кто стоит в первых рядах, ближе к помосту. До остальных ветер доносит только обрывки фраз. Но они с восторгом смотрят на золотую корону, на меч, а потом ахают при виде золотых доспехов, когда король сбрасывает зеленую мантию.
Орвик, величественный при свете факелов и луны, поднимает меч над головой, а потом быстро сходит с помоста и возвращается в свой шатер в сопровождении адъютантов.
— Ох! — простонал Крам.
— Не так туго! — пискнул Морвен.
— Не капризничайте! — округлил глаза Джем. — Вы как бы пленные!
— Как бы! Поэтому вовсе не обязательно связывать нам руки так туго!
— И не пойму я, зачем лошадей нам тут бросать, — проворчал Крам.
Тут глаза округлил Морвен.
— Крам, честное слово! Мы же пленные!
— Пленные, всю дорогу мы пленные! Что, нельзя просто руки связать, что ли?
— Но ведь это будет не слишком убедительно, правда? Мы с тобой синемундирники. Мы же знаем, как это делается.
— Что, кучу народа в плен брали? — осведомился Раджал.
— Ну, не то чтобы... — Морвен поморщился. Джем закрепил последний узел на его руках, после чего обернул веревку вокруг пояса Морвена. Свободный конец веревки был привязан к уздечке лошади Джема. У пленного не было иного выбора, как покорно тащиться за лошадью, уповая на то, что всадник не пустит ее галопом.
— Ни одного пленного сроду не брали, — проворчал Крам. — А вот сами уже второй раз за день в плен угодили!
— Первый раз как синемундирники, а второй — как мятежники, — рассмеялся Раджал. — Если так дальше пойдет, в следующий раз ваганами окажетесь!
— Тише! — одернул его Джем. — Синемундирники близко. В смысле — настоящие.
В шатре Орвика ждут два неожиданных гостя. Первый из них — молодой человек (по крайней мере, так кажется), которому нужно срочно переговорить с принцем. Это Ката. Она в крестьянском платье и пришла, чтобы присягнуть на верность Орвику. Она уже заготовила речь — не менее торжественную, чем та, что только что была произнесена принцем. Но принцу не суждено выслушать эту речь. Один из его адъютантов решает, что явился один из струсивших ополченцев, прельщенный обещанием золота. Адъютант выхватывает меч. Ката разворачивается и пускается наутек.
А второй гость стремительно бросается к принцу. На нем плащ с капюшоном. Похоже, это еще один юноша. Сверкают выхваченные мечи, но капюшон уже отброшен, и Орвик смотрит в глаза Ланды. Девушка припадает к груди возлюбленного. Она плачет и говорит о том, что должна была прийти, что убежала от отца, что хочет провести эту ночь с Орвиком.
Принц обнимает ее, но обнимает не страстно, а печально. Глупенькая Ланда. Она не понимает, что эта ночь — не для любви, а для подготовки к бою.
Аджльские поля, окружающие Рэкс, делятся на две разновысокие части. Ниже лежит Рин, или нижний Аджль, — в лощине между холмами и городом. Отряд Джема, следуя по указанным атаманом тропам, добрался до невысокого подъема, являющегося границей этих, нижних полей. На нижних полях расположилось войско Орвика. Наверное, некоторые его воины сейчас спали перед завтрашним сражением. Однако большинство бодрствовало. Это было странное ночное бдение. Снова зазвучали песни, флейты, барабаны. Бесчисленные костры разгоняли мрак. Но если бы кто-то назвал эти костры маяками надежды, то это была отчаянная надежда. Как убедились в свое время синемундирники во время осады Рэкса, Рин был далеко не самой удачной позицией для нападения на город. Все преимущества были у врагов.
Верхние поля, примыкающие к крепостным стенам, называются Ринг — «кольцо». Во время долгой осады года 996-д, только заняв Ринг, синемундирники обрели надежду на победу. Но для того чтобы это случилось, потребовалась долгая позиционная война, а ведь войско синемундирников на ту пору было куда сильнее теперешнего войска Орвика. Теперь, когда войска поменялись местами, синемундирники прочно владели Рингом и менее всего намеревались уйти с этих позиций.
— Мы должны сделать это, — пробормотал Джем.
— Джем? — непонимающе переспросил Раджал.
— Что бы нам ни суждено было сделать, мы должны сделать это.
— Боюсь, это нечто злое.
— Но это единственный путь, — отозвался Джем. Говорил он шепотом, но шепот его был полон почти жестокой решимости. А в сердце Джема гнездились тревога и неуверенность.
Они молча двигались по дороге, ведущей к городу. Внизу они предусмотрительно объехали войско Орвика. Теперь вокруг были одни синемундирники. Шатры, повозки, фургоны усеивали зеленое поле. Тишину ночи нарушали грубые песни и хохот. У костров рекой лились эль и вино, сновали по лагерю стайки куртизанок. Атмосфера царила почти праздничная, однако часовые все же стояли на своих постах вдоль дороги, а вдоль всего внешнего края Ринга были расставлены пушки. Их стальные лафеты и дула угрюмо блестели под луной. Джему показалось, будто здесь вырос второй город — расползся злокачественной опухолью от крепостных стен Рэкса. Пусть этот город и не был окружен стеной. Он казался куда более неприступным, чем сама столица Зензана.
А может быть, и нет. Может быть, что-то должно было произойти — что-то такое, из-за чего рухнули бы все тщательно продуманные планы. Как только Раджал, Джем и мнимые пленные оказались у ворот Рэкса, начались непредвиденности.
Копыта их коней процокали по тяжелому подъемному мосту.
— Стой, кто идет! — крикнул дозорный.
— Отдайте честь! — прошипел Морвен.
Джем отсалютовал, Раджал последовал его примеру. Дозорные не особо к ним присматривались до сих пор. Чего бы им присматриваться? Дело-то было обычное — конные синемундирники со связанными пешими пленными. Крестьян то и дело брали в плен и обвиняли то в том, то в этом.
А вот дозорные у ворот оказались более въедливыми.
— Документы! — крикнул дозорный.
— В кармане! — шепнул Морвен.
Джем подал дозорному свои документы — то есть документы Морвена. Но не сразу, а только позже Джем понял, что лицо этого солдата ему смутно знакомо.
Но где он его видел?
Самый обычный крестьянский парень с оттопыренными ушами и веснушками. Не видел ли Джем его где-то раньше? На самом деле Джема должна была насторожить форма. Эмблема на карманах мундира и треуголке у солдата была точно такая же, как на форме, которую Джем позаимствовал у Морвена. За весь этот беспокойный день Джему ни разу не пришла в голову мысль, что их пленники были из пятой роты тарнских фузилеров.
Морвен и Крам, спрятавшись за лошадьми, тряслись от страха.
— Морви?
— Крам?
— Похоже, мы вляпались!
Второй дозорный потребовал документы у Раджала. Раджал подал ему документы Крама. Раджал полез в карман, нащупал документы, подал дозорному. Он старательно прятал лицо. Ворота были освещены огромными факелами. Заметят ли дозорные, как смугла его кожа?
— Крам?
— Морви?
— Похоже, мы очень сильно вляпались.
Они были правы. Проверка документов должна была стать формальностью. Ничего страшного не должно было произойти. Но дозорный вдруг пронзительно завопил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81