Не такого ли цвета камзол был на мерзопакостном старикашке?
Аптекарю бы стоило вспомнить о чувстве собственного достоинства и удалиться, но он этого не сделал. Отвращение боролось в нем с алчностью, и алчность легко победила. Он с улыбкой открыл медицинский саквояж и стал раскладывать сверкающие инструменты.
Полти стонал, а порой даже рычал. Он был зол, ужасно зол. Что за ночка выпала на его долю! Треклятый ваган! Надо же — с такой силой заехал ему по носу своим грязным кулаком! Если бы нос не болел так дико, Полти бы сам отправился в ваганский лагерь и выместил там свою злобу. Он скрипел зубами и, закрывая глаза, представлял, как мстит ненавистным ваганам. Теперь он только страдал от боли. Ваганы? Подумаешь! Не стоило тратить чувства и время на этих недолюдей. Ведь он обо всем доложил. Он знал, что его донесение произвело впечатление орудийного залпа. Бараль, главнокомандующий варбийским и голлухским гарнизонами, отдал приказ о новых налетах на ваганские лагеря. Вчерашний налет был только прелюдией, и сейчас лагерь уже превращен в дымящиеся руины. Те ваганы, которым чудом удалось уцелеть, разбежались.
Нет, сейчас Полти тревожили не ваганы.
— Безусловно, — приговаривал аптекарь, — мы вправе ожидать некоторого выздоровления, даже при том, что не произойдет никакого постороннего вмешательства. Однако резонно предположить, что выздоровление пойдет быстрее, если мы постараемся восстановить гуморальное равновесие... а именно: проведем курс лечения пиявками, дабы понизить уровень радикального тепла, а также поставим несколько клизм для приведения в порядок уровня радикальной жидкости, наложим несколько примочек с венайским бальзамом, а также назначим пациенту прием особых пилюль...
Полти снял с носа компресс и с интересом воззрился на аптекаря. Могло показаться, что он готов вскочить с кровати, и, вышвырнув аптекаря из комнаты, спустить с лестницы. Вместо этого он сухо улыбнулся и тихо проговорил:
— Аптекарь, вы мне нравитесь.
Аптекарь нервно улыбнулся.
— Ваши друзья, — выдавил он, — страдают точно так же, как и вы, капитан. Быть может, мы обойдемся, — сказал он громче, адресуясь к дивану, над спинкой которого снова появилась физиономия господина Бергроува, — меньшим количеством пилюль и только одной пиявкой...
— Аптекарь, вы мне нравитесь! — рявкнул Полти. — О да, вы мне очень нравитесь! Боб, давай-ка тяпнем за здоровье нашего нового друга! Видел ли ты хоть раз такую тонкость, такой ум, такое предвидение?
Аптекарь пригладил свой надушенный парик.
— В нашем роду все были лекарями.
— Можно было догадаться. А как вас зовут, дружище?
— Воксвелл. Франц Воксвелл.
— Не может быть! — Полти собрался было что-то сказать, но передумал и встал с постели. — А скажите-ка мне, любезный аптекарь, что бы вы мне посоветовали принимать от сердечной болезни?
— У вас побаливает сердце?
— Ой, так ноет...
— Что именно вас тревожит? Частое сердцебиение? Трепетание? Что?
Полти подошел к аптекарю вплотную.
— Я, любезный аптекарь, говорю о трещинке в моем бедном сердце. Знаете, так бывает, когда трескается фарфор. Трещинка все шире... и это так больно. Я говорю о мечте, о видении, которое появилось передо мной и которое так жестоко отняли. И вот теперь вы видите меня обезображенным и униженным, и кто поверит, что лишь вчера вечером мне были обещаны райские восторги? Вы понимаете меня, любезный аптекарь. Я говорю... о дамах.
— А-а-а...
— Не сомневаюсь, вас также интересуют дамы?
— У меня чисто профессиональный интерес.
— Ну конечно! Боб! Тащи бутылку! Аптекарь, у меня к вам маленькое предложение.
Полти дружески обнял аптекаря за плечо и завел с ним долгий, напряженный разговор. Говорил Полти тихо, время от времени аптекарь кивал, а Полти улыбался. Боб сновал к буфету и обратно, подливая им вина.
Боб был в отчаянии. Что же Полти задумал на этот раз? Опять что-то коварное, можно было не сомневаться. И как всегда, Боб ничего не узнает до тех пор, пока снова не стрясется беда.
Лейтенант Арон Трош (он же Боб), многое повидал, пока служил адъютантом у капитана. В тарнских долинах они сражались плечом к плечу. Вспомнить хотя бы такие их подвиги, как случай с кошкой под фургоном (тогда они еще пешком под стол ходили). Да мало ли еще было приключений? Катаэйн... Сборища на сеновале... Скала-убийца... Не говоря уже о дебошах в «Ленивом тигре». Героем всех этих сражений был, конечно, Полти. Боб всегда добровольно принимал на себя роль слуги, но как он гордился даже тем, что принимал участие в этих победных сражениях!
Адъютант отвернулся к окну. Утро выдалось пасмурное. Варби после бала. Город уже казался вымершим. Боб с удовольствием глотнул бы из горлышка, но тут из-за дивана снова высунулся господин Бергроув и потребовал бутылку. Адъютанту вдруг стало так жалко себя. Ему было одиноко, Полти совсем перестал им интересоваться, а ведь порой, когда у него не получалось с женщинами, он уделял внимание другу...
После перевода во Внутриземье Полти и его адъютант были назначены в разведку и поступили под командование некоего лорда Э.. Бобу казалось, что это просто здорово, а Полти относился к заданиям чуть ли не с отвращением. Их отправили в Варби, чтобы они разобрались с «варбийскими исчезновениями». И далеко ли они продвинулись? То и дело меняя обличье, они внедрялись в разные круги варбийского общества. Полти говорил, что все это делается ради сбора улик. Но на самом деле кончалось все пьяными дебошами.
Боб кисло глянул на Бергроува. Хоть бы уже они с Полти были сами по себе, а еще этот навязался на их голову.
Бергроув выронил бутылку.
— Боб, помоги, меня сейчас стошнит...
Боб огляделся в поисках тазика, но на глаза ему попался только ночной горшок, который Полти наполнил за ночь. С губ Бергроува сорвалась струя оранжево-коричневой жидкости.
— Капитан... занят, что ли? — промямлил Бергроув, когда отер губы галстуком, перепачканным запекшейся кровью.
Боб вздохнул:
— Говорит, сердце у него разбито.
— Да ты что... Нос у него разбит, а не сердце. А вот мое сердце... Ведь только вчера... Ох, Боб, я был на грани блаженства...
— На грани?
— Не повезло. Девица удрала.
— Понятно.
— Ну а ты? Тебе-то кто нос расколошматил? Ты за кем приударил?
— Ни за кем. Это все из-за Полти. Из-за капитана то есть.
— Из-за капитана?
— Я у него за кучера был.
— Ха! Ну и поделом тебе.
Они бы еще долго вот так переговаривались. Тошнота у господина Бергроува отступила, и он бы мог достичь новых высот в том, как посмешнее поддеть Боба, но тут в дверь постучали.
Боб открыл дверь. На пороге стоял старший офицер из голлухских казарм в форме военной полиции, за его спиной толпились несколько солдат. Означать это могло одно-единственное.
Они явились из-за той девушки.
Боб побледнел. Он всегда знал, что Полти доиграется!
— Господин Жак Бергроув?
Боб обескураженно указал на Бергроува. Старший офицер несколько смущенно объявил:
— Господин Бергроув, боюсь, вам придется пройти с нами. Полти возмущенно прокричал:
— Майор, что все это значит?
Майор не обратил на него внимания. Размеренным шагом он прошествовал по номеру к господину Бергроуву. Тот вскочил и теперь стоял, покачиваясь, страшно бледный. В руках он комкал свой роскошный перепачканный галстук.
Майор устремил на него печальный взгляд.
— Жак, не отпирайтесь. Все кончено.
— Ч-что?!
— Мы нашли хижину. Господь Агонис, там столько улик! А потом, Жак, мы нашли в лесу ее ожерелье, сорванное с ее шеи, рубиновое ожерелье. Если бы это была хотя бы горничная или шлюха... но, Жак, вы не оставили нам выбора.
Лицо господина Бергроува приобрело землистый оттенок.
— Но она убежала!
— Не сомневаюсь. И мы, Жак, ее нашли. Неужто вы были так пьяны или так обезумели от страсти? Шея у нее была вся в синяках и сломана...
— Я ничего... не понимаю! — взвыл Бергроув.
— Послушайте, Жак, вы же не дурак. Вы не могли не понимать, что за такое казнят. Вы арестованы, Жак.
— Но как же это? За что?
— За убийство, Жак. За убийство мисс Пеллисенты Пеллигрю!
На этот раз Боб припозднился с горшком. Господина Бергроува снова вытошнило.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МЕТАМОРФОЗА
ГЛАВА 20
ЧЕТЫРЕ ПИСЬМА
Миленькая Катти!
Ну, что сказать о твоем препотешном письмеце? О, я смеялась, пока у меня бока не разболелись! Но теперь мне грустно, потому что... разве я сумею написать тебе достойный ответ? Я ведь не такая умная, как ты, Катти! (Знаешь, ты лучше оставь себе книгу господина Коппергейта, я там ни одной строчки не понимаю, да и читать мне некогда.)
Но, миленькая Катти, зато ты ни за что не догадаешься, кто поедет в Агондон, чтобы там выйти в свет! Или угадала? Ну, точно: твоя кузина, Джели Венс! Представляешь, как я злилась, что меня не повезли в Варби! Жу-Жу говорит, что я была просто ужасна, несносна, но еще она говорит, что варбийские девушки (на самом деле они их называет похуже) успевают запачкаться до совершеннолетия. Ну, скажи, разве я могла ей возражать? Хотя она, конечно, меня извела, положительно извела! Я уже подумывала, не вернуться ли в Орандию, но ничего не вышло. А теперь Жу-Жу говорит, что после того, как меня так долго держали взаперти, мой выход в свет произведет настоящий фурор! «Запомните, — говорит она, — и уж поверьте мне: ни одна девушка вашего возраста не произведет такого фурора и не сделает такой блестящей партии!»
О миленькая, миленькая Катти! Подумать только! Скоро я снова буду в Агондоне и крепко-прекрепко обниму тебя, моя миленькая кузина!
С любовью. Дж.
P. S. Послушай, до чего же смешно ты написала про принца-электа! Знаешь, я получила письмо от Хаскии Бишли, и она пишет — ты не поверишь! — будто бы в Варби ходят слухи о том, что я вышла за него замуж. Интересно, кто та мерзавка, которая распустила про меня такие сплетни? Ты ведь ничего такого не слышала, правда, Катти?
Наверное, не слышала. А слышала, так непременно написала бы мне про это.
О Эй!
Сердце мое бьется спокойнее! Мои страхи, мои женские страхи унялись, им пришел конец, конец! Поверите ли вы, новости поистине блестящие! Ведь наверняка вы, как и я, как все, кто откликается на происходящее в высшем свете, были обеспокоены «варбийскими исчезновениями»? Эта тайна раскрыта! И как только мы сразу не догадались?! Разве я так часто не думала о том, что у себя в Тарне нам давным-давно стоило построже вести себя с ваганами? Просто поразительно, как во всей этой истории с исчезновениями невинных девушек могла быть какая-то тайна, когда на протяжении всего сезона под стенами Варби располагался ваганский лагерь, это логово порока? Мало того, так обитателям этого грязного логова было позволено входить в город, если они обзаводились письменным разрешением! Я просто содрогаюсь при мысли о том, что столько невинных эджландских девушек стали жертвой похоти этих отродий Короса!
Внутриземье заплатило за свой либерализм. Теперь ваганский лагерь уничтожен, опасность, исходящая от него, устранена, но, увы — о, увы! — никогда больше не блистать в свете ни мисс Виелле Рекстель, ни мисс Мерсии Тизл, ни юной леди Вантаж, не говоря уже о мисс Пелли Пеллигрю! О глупая, глупая вдова Воксвелл! Как она могла поверить в то, что одна справится с делом, которое и двоим не по плечу!
Но это я пишу к слову, а на самом деле, Эй, вы и представить себе не можете... ведь следующей жертвой разбойников должна была стать наша дорогая Катаэйн! Не пугайтесь, дорогой друг, ее успели спасти. Я была больна (не пугайтесь и этого, просто мы, женщины, так хрупки) и на какие-то мгновения утратила бдительность. О, как уязвима добродетель! Как пагубен порок, если способен усыпить бдительность даже самых стойких ее стражей! Не могу не восхвалить наших доблестных синемундирников, которые проявили отчаянную храбрость, спасая Катаэйн. Я непременно напишу командиру драгунов с просьбой повысить в чине молодого капитана Фоксбейна. Как я проклинаю этих гадких ваганов, этих мерзавцев, которые посягнули на невинность нашей дорогой девочки и успели скрыться под покровом ночи!
Но, Эй, не догадываетесь ли вы о том, что это значит? Это значит, что наша Катаэйн на протяжении ближайшей луны будет настоящей знаменитостью! Теперь, когда в свете более не вращается мисс Виелла Рекстель, высшее общество изголодалось по сенсациям. Оно просто жаждет их!
Я все еще не совсем оправилась после болезни, но скоро нужно собираться в дорогу, готовиться к переезду в Агондон, где нас примет мой деверь и где мы подготовим нашу дорогую девочку в выходу в свет. О, если бы не нужно было так долго ждать бала, который устраивают в первую луну нового сезона!
Ведь теперь я совершенно не сомневаюсь в том, что она произведет уникальное впечатление!
Остаюсь всегда, всегда ваша
У. В.
Это письмо было получено до того, как было отправлено предыдущее.
О драгоценнейшая!
Я вновь усаживаюсь за письменный стол и, отточив перо, спешу усладить вас своим письмом. Только для вашей услады я и пишу к вам — тот, кого вы зовете своим всегдашним советчиком. Но не кажется ли вам, что наши с вами сердца давно не, трепетали в унисон хотя бы в эпистолярном союзе? Короче говоря, о драгоценная, некий джентльмен имеет такое впечатление, что в последнее время им кое-кто пренебрегает. Но с другой стороны, разве этот джентльмен смеет надеяться на то, что та, что кружится в вихре варбийских радостей (а ведь день окончания сезона так близок!), вспомнит о нем, жалком провинциале, который некогда так радовался ее посланиям и всегда относился к ней с искренней преданностью! Но не подумайте — о, умоляю, не допустите и мысли о том, что этот джентльмен вас в чем-то упрекает! Ибо по щекам его текут слезы, но это слезы радости за вас, о драгоценная. Я всей душой радуюсь, что вы исполняете свой долг и пребываете там, где вам и положено пребывать.
Однако это не совсем так, ибо разве в обществе, где вы вращаетесь, не слишком ли многие кичатся титулами, которыми вам похвастаться нельзя? Безусловно, известный вам джентльмен не раз говорил вам о том, что любые словесные титулы меркнут перед тем единственным титулом, который воистину значим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81