Она девушка порядочная, запомни!
— Ладно, ладно, Вигглер, только не кипятись!
Хлопнула дверь. На пороге возник сержант Банч.
— Ольх, Роттс. На пост — шагом марш!
— Ох, — горько вздохнул Вигглер, вскинув на плечо мушкет. — Жалко, нету сейчас со мной моей Нирри!
* * *
— Пойдемте. Пора.
Атаман нервничал. Сгустилась ночная тьма. Лошади были готовы. Человек в маске должен был сопровождать маленький отряд на первом отрезке пути — до опушки леса, потом должен был указать им дорогу.
Джем обнял Бэндо, потом — Хэла.
— Вы были для меня героями из истории, которую мне рассказывал Тор.
Бэндо улыбнулся.
— Как и ты для нас, Джем, как и ты для нас. — На руках у Бэндо пошевелился спящий малыш. Отец бережно покачал его, убрал со лба курчавую прядку волос. — Как страстно Тор любил тебя! — покачал головой зензанец. — Он все время говорил про тебя, Джем.
— А правда, как странно, вот так встретиться, чтобы оказалось, что мы — настоящие? Дорогие друзья, я вас никогда не забуду! Когда-то вы шествовали по полям моего воображения подобно сказочным великанам. И тогда вы были для меня героями, героями останетесь и теперь.
— О Джем, мы всего лишь действующие лица пролога. А ты — герой всего, что нам теперь предстоит.
Джем пожал руку Хэла.
— Хэл, это не так. Тем, кем я стал, меня сделали магия и пророчество. Герои — это ты, Бэндо, Боб Багряный. И Орвик. Но не я.
Он обернулся к Ланде.
— О будущая королева! Очень может быть, что твой возлюбленный проявляет ненужную поспешность. Быть может, он ошибается, а быть может, и прав в том, что назначил сражение на завтра. Я знаю, что он борется за правое дело. Иначе как бы он мог заслужить твою любовь? — Смущенно и почтительно Джем поцеловал руку девушки. — Далеко отсюда, очень давно, жила та, которую я любил так же, как ты любишь Орвика. Теперь я понимаю, что любил ее не так верно, как надо было бы, и от этого сердце мое наполняется тоской. Но ты, будущая королева, показала мне верный путь любви. И за это я навсегда сберегу тебя в моем сердце.
Ксал растроганно слушала Джема. Она порывисто подошла к нему, обняла его, долго не выпускала из объятий. Отстранившись, она едва-едва, очень легко прикоснулась к тому месту на груди Джема, где он хранил кристалл Короса. В это же мгновение вспыхнул драгоценный камень на ее тюрбане.
— Корос пребудет с тобой, о благословенный. И скоро — о, я молюсь о том, чтобы это случилось поскорее! — скоро с тобой пребудет и его сестра, нежная, как весенняя листва.
— Великая Мать, — спросил Джем, — а что с Полти? Было время, когда я думал, что он мертв. Но... ему же не выстоять против Вичи, правда?
— Не спрашивай о судьбе рыжеволосого. У тебя — своя судьба, у него — своя. То, что все мы видели, — это часть его судьбы. Придет время, и ты узнаешь, последняя ли то была часть.
Слова Великой Матери прозвучали загадочно. Джем был готов попросить ее истолковать их, но она уже отошла к Раджалу.
— Ты храбрый мальчик, Раджал. Но почему я зову тебя мальчиком? За последние луны ты стал мужчиной.
Раджал бросился к Ксал, обвил руками ее шею.
— О Великая Мать! Боюсь, ты ошибаешься! Если я — мужчина, то почему слезы так легко набегают на мои глаза?
— Пусть слезы льются дождем. Все равно ты — мужчина, внук мой.
Раджал посмотрел на Дзади и понял, что Великая Мать права. И Ксал тоже утерла слезы.
— Как бы гордился тобой мой бедный сын — твой отец, Раджал! Я буду мечтать о дне, когда мы все свидимся снова, мой Раджал. Ты, я. Дзади, Джем.
— И Мила?
— О да. И Мила.
Как бы Раджалу хотелось, чтобы такой день настал! Но, увы, он понимал, что это станет возможно только в Вечности. Раджал не был наделен магическим даром, он не был ясновидцем, но в ту ночь, глядя на Великую Мать, он понял, что видит ее в последний раз. Она скоро умрет. Раджал думал о том, как это жестоко — умереть вдали от дома. Смешно... Где был дом Ксал? Всю жизнь она скиталась с места на место, она всюду была гонима, как и ее сородичи. А теперь, когда подошла к концу ее долгая жизнь, даже ее родни не было рядом с ней. Тоска разрывала сердце Раджала, готова была хлынуть наружу, как кровь из раны. Только чудовищным усилием воли, превозмогая боль, он сдержался. Джем оглядывался по сторонам.
— А где жрица Аджль?
Но атаман махнул рукой. Во время печальной сцены прощания никто не заметил, как ушла жрица. Искать ее теперь не было времени.
— Клецки? Среди ночи?
— Ладно тебе, повариха! Ребята топали весь день, от рассвета до заката!
— А я что, виновата, что им отдают такие глупые приказы? Нет, сержант, кухня закрыта, — глухо отозвалась Нирри и одарила сержанта суровым взглядом.
— Повариха, поимей жалость. Завтра сражение. Ирионские синие должны быть в форме.
— В форме! — фыркнула Нирри. — Если бы спросили меня, я бы сказала, что надо, чтобы парни были в форме. Наобещали с три короба! Теплые казармы! Как же! Сижу в шатре, который промокает, как решето, да еще того и гляди рухнет под ветром!
— Если ты замерзла, повариха, я мог бы тебя согреть! Сегодня Нирри даже не улыбнулась, отшвырнув руку сержанта.
— Хватит с меня твоих сальностей, сержант!
— Зато нам бы не повредило что-нибудь жирненькое! Неужто ты не слышишь, что по всему полю грохочут боевые барабаны? Утром моим ребятам потребуется сила, а сейчас им нужна еда! А где твои помощницы, девчонки?
— На спине валяются, где же еще!
— Глупости, повариха. Погоди, я разыщу их и велю разжечь костры.
Сержант, поняв, что пора брать дело в свои руки, выскользнул из шатра, где сидела дрожащая от холода Нирри, и принялся раздавать направо и налево оглушительно громкие приказы.
— Выпить они хотят, парни твои, Карни Флосс, а не поесть, — бормотала Нирри. — Вот и пусть пьют! Подумать только... Набить парню желудок вкусной едой, а потом чтобы его пристрелили? Пусть пьют, пусть так напьются, чтобы не видеть и не слышать ничего!
Нирри разрыдалась. Это было странно. За время пути от Ириона она очень изменилась. Слишком долго госпожа унижала ее. А теперь затравленная девчонка стала женщиной. Гордой женщиной. Вот только теперь Нирри поддалась слабости. Слишком долог был день, она ужасно устала, а окончательно доконало ее то, что кругом простиралось поле предстоящего боя.
Нирри многое знала о войне. Во время Осады Ириона она была ребенком и только-только начала прислуживать в замке, но она до сих пор помнила пушечную канонаду, крики раненых, падающие на головы людей камни. В те дни у нее на глазах гибли люди. Она видела простреленные, разорванные животы и раздавленные грудные клетки. Как-то раз на огороде возле кухни, ранним солнечным утром Нирри нашла молодого парня, совсем молоденького. Он валялся на грядке с редиской — неподвижный, как кукла. Наверное, он упал с крепостной стены и сломал позвоночник. Много лун потом перед глазами Нирри стояло его лицо — такое до странности спокойное и холодное.
Теперь, когда прошло столько лет, когда Нирри была так далеко от Ириона, она вдруг снова вспомнила того погибшего юношу, совсем мальчика. Воспоминание вернулось вместе с той, прежней тоской, с тем же, старым ужасом. Она снова увидела лицо мертвого юноши. Она стала думать про мисс Кату. Она стала думать про Вигглера. Она упала на расстеленное на земле одеяло, стала кататься по нему и стонать.
— Что такое, бедняжка повариха? — встревоженно спросил сержант, вернувшийся в шатер. Он сел рядом с Нирри, подсунул руку под ее плечи. — Вот не думал, что такая храбрая девушка испугается какого-то дурацкого сражения! — Он протянул Нирри фляжку. — На-ка, хлебни, полегчает.
Нирри фыркнула.
— Не надо.
— Ну, вот и молодец. Я этих дурацких сражений повидал... сотню, не меньше. У меня и шрамы имеются... только они в таких местах, какие девушкам я редко показываю. — Он усмехнулся. — Ну, уже улыбаешься? Вот и славненько. Я так и знал, что моя Нирри — молодчина!
— Я тебе не «твоя Нирри»! — буркнула Нирри, но не удержалась от улыбки и повернула голову к сержанту. В шатре горела только одна свечка, и при ее свете лицо сержанта казалось дружелюбным и родным.
— Карни? — проговорила Нирри.
— Нирри?
— Знаешь про пять золотых тиралей?
— Про пять золотых тиралей? Это что, сон какой-то?
— Да ты же сам говорил! Столько нужно парню, чтобы от армии откупиться. Как думаешь, многие бы откупились? Если бы такими деньжищами обзавелись?
— Если бы да кабы! У нас, поди, тогда и войска не было бы! Сержант усмехнулся, но тут же посерьезнел и печально опустил глаза.
— Карни... — смущенно проговорила Нирри.
— Нирри?
— А если бы я захотела найти солдата...
— Послушай, дорогуша, ты же говорила, что у тебя уже есть солдат!
— У-у-у, злыдень! Я же не про то!
— Не про то? Ну, тогда надо знать, в какой он роте.
Нирри робко вымолвила:
— Это я знаю. В пятой.
— Ты опять про пятую!
— Я же говорила тебе, что собираюсь замуж, Карни.
Сержант хлебнул из фляги.
— А я тебе говорил, что парни в пятой роте никуда не годятся.
— Только не мой Вигглер.
— Не твой Вигглер? Ну что ж, похоже, ты что-то задумала, а? — Сержант глубокомысленно обозрел свои сапоги. Когда он снова посмотрел на Нирри, глаза его были подернуты слезами, но он старательно усмехнулся. — Пятая рота — в казармах, дорогуша. Они здесь с прошлого сезона.
— Правда? — Лицо Нирри озарилось радостью. — О Карни! Правда?
Плоховато соображая от радости, Нирри поцеловала сержанта в щеку.
Сержант рассмеялся.
— Ты поосторожнее с поцелуйчиками, дорогуша. А вдруг мне еще захочется?
— Ах ты!
— Ну, все, все! Только учти, дорогуша, если этот твой малый, что ушами шевелить умеет, будет с тобой плохо обходиться, то ты только приди и скажи старине Карни Флоссу. Можешь всегда рассчитывать на старину Карни.
Нирри снова залилась слезами.
— О Карни!
— Ты очень хорошая, Нирри Джабб. Лучше тебя я никого не встречал, это точно.
— Ты чего? Кто тебе сказал, что ты можешь меня называть «Нирри»?
— Ну, так ты же меня зовешь «Карни»!
Нирри хихикнула.
— Зову. Потому что имечко потешное.
— Чье-чье имя потешное?
— Твое! — И Нирри несколько раз повторила имя сержанта, всякий раз произнося его так, словно оно и вправду могло вызвать смех: — Карни Флосс! Карни Флосс!
— Ах ты, противная девчонка! Вот я тебе сейчас задам! Сержант и Нирри повалились на одеяло, и началась шутливая драка. Нирри болтала ногами, отбивалась. Наверное, так не стоило вести себя порядочной женщине, но Нирри ни о чем таком не думала. Ей было так весело, так хорошо!
И вдруг послышался глухой удар, и сержант, обмякнув, навалился на Нирри всем телом и застыл в неподвижности.
— Нирри, с тобой все в порядке?
— Что? Что? — Нирри выползла из-под сержанта и при свете свечи разглядела молодого синемундирника, сжимавшего самую лучшую сковороду Нирри. — Мисс Ката! — прошептала Нирри. — Ой, мисс Ката, что вы наделали?
Сержант глухо застонал.
— Не волнуйся, Нирри. Я его просто оглоушила. Мерзкий бабник! Я давно за ним следила, с тех самых пор, как ты пожаловалась.
Ката была готова пнуть сержанта под ребра.
— Мисс Ката, не надо! Это не то, что вы подумали, просто... Ладно, я помолчу. Бедняга Карни. Он неплохой парень. Выпить любит, а так неплохой.
— Он просто пьяная свинья, — с брезгливостью проговорила Ката.
Спорить не стоило. Нирри поднесла свечку к голове сержанта. Бедняга Карни, какая шишка у него набухнет к утру!
— Ой, мисс, зря вы это! Он узнает, что это вы учудили, и тогда вам несдобровать.
— Ничего мне не будет, Нирри.
— Вы так думаете? А он догадливый, мисс.
— Нирри, я хочу сказать, что меня здесь не будет.
— Что? — Нирри медленно опустила свечку.
— Я пришла попрощаться.
— Мисс Ката, что вы такое говорите?
— Помнишь, Нирри, ты спросила меня, как только я смогу сражаться на стороне синемундирников? Вот теперь пора ответить на этот вопрос. Я не буду сражаться на их стороне. И не собиралась. Я собираюсь перейти на другую сторону.
Нирри мгновенно побледнела и прикрыла губы ладонью.
— Мисс Ката, нет! Зензанцев всех перебьют, так все говорят! Ой-ой-ой, глупенькая вы девочка! Я-то думала, вы господина Джема разыскиваете, как я разыскиваю своего Вигглера! А какой ему от вас толк будет, вы мне скажите, ежели вас убьют? А за что? Да ни за что!
— Нет, Нирри, не ни за что! За свободу.
Из глаз несчастной Нирри снова хлынули слезы.
— Да ну вас совсем, со свободой вашей! Мне никакой этой свободы не надо! Если Вигглер мой живой останется, мы откроем свой маленький трактирчик, и пусть весь мир живет, как хочет! Синемундирники, красномундирники, зензанцы — мне все равно!
— Все не так просто, Нирри! — крикнула Ката.
— Просто? Да, мисс Ката, я, может быть, женщина простая, глупая, но все-таки я на этом свете дольше вас прожила и потому знаю, что все самое важное очень даже просто — жизнь, любовь, здоровье! А эти мужчины все время что-то придумывают — свои ссоры, споры, войны! Словом, я сейчас пойду в казармы, найду моего Вигглера и...
Нирри сказала бы что-нибудь еще, но залилась слезами и умолкла. Расплакалась и Ката.
— О мисс Ката! — Нирри смахнула слезы со щек. — Вы все равно все сделаете по-своему... Я знаю. Просто... Просто.. Я буду по вам скучать. Вот и все.
— О Нирри!
Они обнялись и долго не выпускали друг друга из объятий.
ГЛАВА 69
ВСАДНИК НА ХОЛМЕ
Этой ночью произошло еще одно прощание. Оно случилось позже, на опушке леса. Покинув лагерь, отряд ехал по темным тропкам. Все молчали. Все четверо молодых людей были взволнованы. Потом ими овладевал страх. Потом — снова волнение. Пожалуй, они могли бы поделиться друг с другом своими страхами, печалями и надеждами, но атаман, сопровождавший их, действовал на них устрашающе. Только тогда, когда они выехали из леса, когда с вершины лесистого холма открылся вид на аджльские поля, разбойник повернул коня и заговорил с остальными. Все пятеро были залиты мистическим серебристым светом луны.
— Сегодня — ночь полнолуния. Почему я говорю об этом? Луна нам ни к чему. Видите, внизу горят костры? Как только станет темнее, я поведу моих людей на эти поля, и мы соединимся с войском Орвика под стенами города. Пусть он затеял глупый бой, но пусть никому не придет в голову сказать, что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81