Они были в восторге, у них кружились головы от обилия огней, от звуков музыки, от яркости окружавшей их толпы. Только потом у них открывались глаза, и они видели все таким, каким оно было на самом деле. И они понимали, что бальный зал старомоден и некрасив, что тут ничего не изменилось со времен королевы-регентши. Они видели потускневшие оранжево-коричневые обои, за годы пропитавшиеся дымом и пылью.
А король? Но пусть эта девушка сама узнает о короле! С того дня, как стражники увели в темницу его бывшую возлюбленную, он еще сильнее пристрастился к рому. Но если задуматься, как иначе мог распорядиться премьер-министр?
Бедная, бедная мисс Венс! Ответив на ее вопрос, Фредди поставил под угрозу проведение парада совершеннолетних.
Твой план осуществляется успешно.
Только это он и хотел сказать своим долгим жгучим взглядом? Мелькали танцующие пары, а он не спускал глаз со жрицы Хары — вернее, с Влады Флей. Она смело встретила его взгляд.
Мой план осуществляется успешно? Может быть, может быть. И больше тебе нечего сказать мне, старый жулик?
Но тут лорд Эмпстер отвернулся к своей компании, и они направились в фойе, где было попрохладнее. Жрица... но нет, простите, мы должны называть ее Владой... Влада чуть не расхохоталась. Его компания! Эта сучка Констанция Чем-Черинг. Тупая как пробка леди Маргрейв. Старикан сэр Пеллион.
И ты сам, респектабельный вельможа. Доверенное лицо Транимеля, никак не меньше. Но кто ты еще? Что бы они все сказали, если бы узнали, кто ты на самом деле?
Жгучие мысли Влады устремились через переполненный людьми зал.
Затем ее лицо немного смягчилось, а существо, которое носило это лицо, словно маску, сосредоточило свое внимание на юной девушке. Прыжок, поворот, прыжок, поворот... Джели двигалась в танце с удивительной грацией. О, она еще совсем дитя!
Влада вздохнула. Она полюбила эту девушку, она не смогла бы этого отрицать. Быть может, она чем-то напоминала ее саму. Однако Джели была для нее инструментом, на котором Влада намеревалась сыграть.
Об этом Влада Флей забывать не намерена.
Завоевать доверие девушки оказалось проще простого. Юная мисс Венс была невинна, как только что начавшийся день, как бы ни старалась казаться иной. Она была невинна и наивна. Из-за своей невинности она видела в такой женщине, как Влада Флей, только ее утонченность, а по наивности своей полагала, что, немножко поупражнявшись, и сама очень скоро сможет обзавестись такой же утонченностью.
Что ж, может быть, и смогла бы. Ей мало что еще оставалось.
Казалось, Джели и не подозревала о собственном шатком положении в обществе. Выросшая без матери, воспитанная в пансионе, во многом напоминавшем тюрьму... Задумывалась ли эта девочка когда-нибудь о том, что до нее никому нет дела? Влада едва не рассмеялась. Хватило одного-единственного визита к Джорвелу — ее любовнику в незапамятные времена, — чтобы он передал ей племянницу с рук на руки, словно подарок.
«Я так переживаю за девочку, Джорвел. Как она взойдет на сцену высшего света, если ею руководит только провинциальная, малограмотная дуэнья?»
Сначала Джорвел заупрямился: «Ты изменилась, Влада». Но разве она изменилась? Она всегда была ярой поборницей справедливости. И если племяннице Джорвела суждено было стать орудием для осуществления справедливости — что ж, значит, так тому и быть.
Влада вытащила из сумочки платочек. «Я стала сентиментальна с годами, Джорвел. И слезлива — так слезлива... неужели ты не позволишь мне проявить мои — увы! — неосуществленные материнские чувства... теперь, когда у меня отняли мою бедняжку Пеллисенту?!»
Двое молодых людей в роскошных париках. Один из них, пожалуй, несколько полноват, а другой, наоборот, излишне худощав. Но на толстом — корсет, а на тонком — камзол с подложенными плечами. Надо сказать, он уже вполне освоился с новым нарядом. Он почти не танцует и почти все время держится у стены. Он как-то слишком внимательно разглядывает блестящую толпу придворных. Он так наивен... Но что взять с кузена из провинции? Его полноватый спутник, наоборот, только что оттанцевал с юной девушкой, а вернувшись, застал своего друга на том же самом месте. Тот наблюдал за людьми и налегал на пунш.
Толстый: — Ты бы поосторожнее с пуншем.
Тонкий: — Мне жарко.
Толстый: — Это я танцевал, а не ты. Ох, эта Тиши Чем-Черинг мне все ноги оттоптала. Но куда деваться, твой дядя так настаивал...
Тонкий: — У меня такое ощущение, что ты готов сделать все, чего хочет мой дядя, Пелл. Что ты о нем думаешь?
Толстый: — Об Эмпи? Он отличный малый.
Тонкий: — Знаешь, порой мне кажется... будто я его как бы... не совсем четко вижу. Понимаешь, что я имею в виду?
Толстый (взяв друга за руку): — Я тебя совсем не понимаю, Нова. Ну, пойдем, хватит прятаться в тени.
Тонкий: — Тут нет никакой тени.
Толстый: — Ну, стены есть. Надо прогуляться, Нова! Ты стеснителен, да? Это нужно из тебя выбить. Если ты намерен блистать в агондонском свете.
Тонкий: — Не уверен, что мне этого хочется.
Толстый: — Ерунда! Всем этого хочется. Просто ты еще немного провинциален, вот и все. Но разве ты не ходил на балы у себя в... Чейне?
Тонкий: — Один раз.
Толстый: — Всего один раз?
Тонкий: — Бал был очень провинциальный.
Толстый: — Только не говори этого при Фредди! Но разве прошлой ночью ты не танцевал?
Тонкий: — Я сидел в уголке.
Толстый: — Нова, я тебе не верю! Готов об заклад побиться, вчера ты держал за руку молодую даму.
Тонкий (покраснев): — Ну, ладно, я действительно держал за руку молодую даму.
Толстый: — Или двух молодых дам?
Тонкий: — Нет, только одну. Пелл, а кто эта девушка?
Толстый: — Та, что танцует с вашим принцем?
Тонкий: — Нашим принцем?
Толстый: — С Фредди Чейном! Да ты что, Нова? Это мисс Венс. Племянница эрцгерцога Ирионского. Ты не знал о ней?
Тонкий (пытливо): — Ирионского?
Толстый (озадаченно): — Гм... Знаешь, некоторые говорят, что в этом году она непременно станет избранницей короля. И еще: ее программка была заполнена мгновенно. Начиная с самого первого танца. Да, это не бедняжка Тиши Чем-Черинг! Нова, ты что так глаза вытаращил? Того и гляди вывалятся! Послушай, это тебе не Чейн.
Тонкий: — Что?
Толстый: — Не провинция, говорю! Это королевский дворец.
Тонкий (смущенно): — А когда он появится? Король?
Толстый: — Только ближе к концу бала. А мой дед рассказывал мне, что в былые времена он танцевал от начала до конца. То есть не он, а король танцевал. Тот король, который у нас был тогда.
Тонкий (остановившись и разглядывая обои): — Ты заметил, какого цвета эти обои?
Толстый: — Что?
Тонкий: — Обои.
Толстый: — Они оранжевые. Ну... коричневые.
Тонкий: — Они алые, Пелл. Они потускнели от времени и дыма. Почему во дворце так все запущено, как ты думаешь?
Толстый: — Запущено? Тут великолепно! Что бы говорил о дворце молодой человек из Чейна! Знаешь, Нова, порой ты очень смешно стоишь. Поза у тебя потешная.
Тонкий: — Ты о чем?
Толстый: — Ну, как будто ты калека. Как будто на костыли опираешься. Наверное, это у тебя тоже провинциальное. А мисс Венс — первая красавица на этом балу, правда? Подумать только, а мне пришлось танцевать с Тиши!
— Ой, тут холодно!
Констанция Чем-Черинг зябко поежилась.
— Право, Констанция! Если мы вернемся в зал, там вам опять станет жарко.
— Метения, вы так назойливо практичны.
Лорд Эмпстер улыбнулся. Между тем так и было. В фойе было настолько же прохладно, насколько было жарко в бальном зале. Бальный зал располагался в самой старой части дворца. Этот большой зал Аона Железнорукого не предназначался для светских утех. А фойе с тех пор не переделывали — представить только, со времен Аона Железнорукого!
— Наверное, от этих доспехов, что стоят вдоль стен, еще холоднее, — высказалась леди Маргрейв.
— Да нет, скорее все-таки дует из амбразур, — отозвался лорд Эмпстер.
— Да еще эта каменная скамья! — проворчала леди Чем-Черинг.
Сэр Пеллион шумно высморкался в большой носовой платок.
— Лучше бы тут на стены что-нибудь повесили, — отметила леди Маргрейв, окинув взглядом каменные стены.
— Ваш муж, любезная госпожа, сказал бы то же самое.
— Право же, лорд Эмпстер! Вы же понимаете, что я имела в виду какие-нибудь красивые гобелены. А мой муж сейчас выполняет одно очень опасное поручение, а вы, между прочим, отозвались о нем без подобающего уважения.
— Вот именно, Метения, — подхватила леди Чем-Черинг, допив остатки рома с Оранди. — Сомневаюсь, чтобы лорд Маргрейв хоть кого-нибудь в жизни самолично повесил. Он инспектор тюрем, всего лишь инспектор, верно, Элсен?
Леди Маргрейв поднялась с неудобной скамьи.
— Констанция, послушать вас, так получается, что мой супруг занимает не самый важный пост. Вынуждена напомнить вам, что на него возложена огромная, просто-таки огромная ответственность. Его послали в Тарн!
— В Тарн? — Леди Чем-Черинг наморщила лоб и заметно покраснела.
— Ну что, теплее, Констанция? Ведь вашего дружка сослали в Тарн, не так ли?
— Каноника Фиваля...
— О, теперь он наверняка проповедник! Интересно, такой ли же он ловелас теперь, каким был в столице? С этим в дальних провинциях, полагаю, туго. Или он размышляет об интрижках с молочницами?
Леди Чем-Черинг пропустила весь этот язвительный пассаж мимо ушей.
— Каноник Фиваль, — сдержанно проговорила она, — не был никуда сослан, Метения. Ему была дана возможность продвинуться по службе. Сделать что-нибудь полезное.
— Ради разнообразия.
— Хорошо. Пускай — ради разнообразия.
Лорд Эмпстер улыбнулся. Все отлично знали, что Эй Фиваль стал причиной слухов вокруг Констанции Чем-Черинг. Эй Фиваль вообще щедро сеял слухи своим поведением в свете. Но Констанция была особенной женщиной. Ее называли «храмовницей». Она была набожнейшей агонисткой. Ее глубоко возмущала одна возможность подозрения, что она смогла произвести на свет незаконнорожденного ребенка!
Но так это было или нет на самом деле, ярость ее была столь велика, что у архимаксимата не осталось иного выбора, кроме как вышвырнуть Фиваля во тьму внешнюю. Констанция торжествовала. Однако назвать эту страницу в ее карьере в высшем свете безоблачной было никак нельзя. Некоторые, следует признать, были рады исчезновению Фиваля. И понять этих людей можно: он был глуп, слишком задирал нос и постоянно распускал сплетни. Он подвергал риску чужие репутации, преследуя личные цели.
Да кто он был такой, если на то пошло? Сын какой-то обедневшей болезненной аристократки? Можно считать — никто! Но если были те, кто от всей души приветствовал его исчезновение из Агондона, то надо признать, что находились и другие, кто искренне страдал, что теперь нет рядом столь привлекательного духовного наставника. И эти другие призывали всевозможные бедствия на головы той, что стала причиной его изгнания.
Бедняжка Констанция! Как она была глупа!
— Что? Что вы сказали? — Сэр Пеллион очнулся от дремоты. Компания перестала обращать на него внимание. Будь они повнимательнее, они бы могли подумать, что старик помер. — Вашего супруга сослали?
Лорд Эмпстер вздохнул.
— Супруг Констанции умер четыре цикла назад, сэр Пеллион, и вы об этом прекрасно знаете. Сослали мужа леди Маргрейв.
— Нет! Не говорите так! О бедная, бедная леди! — Старик схватил леди Маргрейв за руку и принялся покрывать ее поцелуями. Нет, он определенно свихнулся после гибели своей никчемной внучки. — О, какую несправедливость обрушивает на нас этот жестокий мир! И знаете, говорят, скоро опять будет война!
— Мой муж вовсе не в ссылке, — огрызнулась леди Маргрейв и отдернула руку. Она могла бы еще долго распространяться по поводу благороднейшей миссии своего супруга, но никто не желал ее слушать. Лорд Эмпстер решительно сменил тему разговора и обратился к старику Пеллиону:
— Зензанскую кампанию вы склонны называть несправедливостью? Это при том, что бунтовщики поклялись не ведать сна и покоя, пока не отвоюют Рэкс?
Сэр Пеллион ужасно испугался.
— Нет-нет, что вы! Я вовсе не это имел в виду! Вы... вы меня неправильно поняли!
Он снова поднес к глазам необъятный носовой платок.
— Метения, вы жестоки, — отметила леди Чем-Черинг.
— Жесток? Разве нам всем сейчас не стоит печься о том, чтобы каждый подданный королевства был верен власти?
Леди Чем-Черинг подозрительно посмотрела на него. Она знала Метению Эмпстера уже... она уже и сама забыла, сколько лет. Но случалось, она вдруг переставала его понимать. Совсем переставала. Наверное, она могла бы что-то сказать, но тут из бального зала опрометью выскочила ее несуразная дочка.
— Мамочка, вот ты где! Как ты могла меня бросить? О Фредди! Фредди! — Она, заливаясь слезами, припала к груди матери.
— О господи, — прошамкал сэр Пеллион. — Что это такое с бедной девочкой?
— Это все Фредди, — решила леди Маргрейв. — Он с ней не танцует.
Что тут можно было сказать? Сэр Пеллион громко высморкался и рассудительно проговорил:
— Но, детка, ты ведь так некрасива. Просто чудовищно некрасива.
— Подумать только, нацепила парчовое платье, — послышался чей-то шипящий шепот. — Думает, небось, что оно ей к лицу!
— Знаю я, что она думает. Но только она ошибается. Мне она всегда казалась уродиной.
— Она всегда так измывалась над бедненькой Пелли Пеллигрю.
— Вот-вот. И над бедненькой Катти.
— Катти? А где же Катти Вильдроп?
— А ты не слышала? Она уже выскочила замуж!
— За какого-нибудь провинциала? Ну уж нет!
— Да, за какого-то зануду из Орандии — так говорит Джели.
— Вот глупенькая Катти! А ты слышала про младшую сестренку Геки Квисто?
— Джильду? Она что, тоже пропала?
— Ее родственники стараются замять это дело. Но я слышала, что ее изнасиловали...
— Нет!
Девушки жестоко рассмеялись. Сверкающие, светящиеся в своих бальных нарядах, прекрасные цветы заведения госпожи Квик выстроились двумя длинными параллельными рядами в центре бального зала. Все ожидали появления его королевского величества. Вечер тянулся долго, и если некоторые из цветов уже успели немного увянуть, они старательно это скрывали. Им предстояла проба сил, близился решающий момент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81