— А зря. Говорят, амброзия восстанавливает память, — хихикнула Юнона. — Кстати, ты уже сделала все расчеты?
На голову супруги Юпитера был намотан золотистый платок, из которого во все стороны торчали павлиньи перья. Последние дни Юнона повсюду появлялась в этом странном головном уборе.
— Скоро будут готовы, — прошипела Минерва.
— Я пришлю тебе амброзии с Ганимедом, — пообещала Юнона, уходя.
Минерва вздохнула с облегчением и растянулась на ложе, заложив руки за голову. Итак, если представить, что она — это поток фотонов, тогда скорость света…
— Минерва! — раздался голос Беллоны над самым ухом.
— Ну что еще! — прорычала богиня, вскакивая.
Белонна была в красной тунике и в доспехах, наряженная, будто преторианский гвардеец.
— Видела Юнону? — смеясь, спросила Беллона.
— Да, только что.
— А знаешь, почему она накрутила этот дурацкий платок на голову?
— Юнона мне этого не сказала.
— Да потому что вместо волос у нее теперь растут павлиньи перья. То есть волосы тоже растут. Но вперемежку с перьями.
Минерва невольно поправила прическу.
— И… давно это?
— Я узнала только сегодня. Надо будет при случае стащить с Юноны этот платок. Вот будет потеха! — происходящее Беллону явно забавляло.
— Да не о том я! Давно ли у нее стали расти перья?!
Беллона пожала плечами.
— Юнона начала закрывать голову уже в июле, — вспомнила Минерва. — Значит, перья появились сразу после взрыва. — Она невольно посмотрела на свои руки, потом вновь поправила волосы.
Беллона прекратила смеяться.
— Ты думаешь…— не договорила, подбежала к зеркалу, принялась перебирать черные как смоль пряди. — У меня никаких перьев нет…
— Ах, вот вы где! — зарокотал Марс, вваливаясь без стука в покои сестрицы. Он был в доспехах, как и Беллона, покрыт пылью, физиономия красная, загорелая. И пахло от него отнюдь не божественно.
— Опять шлялся на землю, — сморщила нос Минерва, — чтобы ввязаться в драку и отведать человеческой крови.
— А вот и не угадала! — засмеялся Марс. — Я спасал мир от варваров.
— Не поняла… — Минерва нахмурилась.
— Что-то ты стала туповата, сестрица! — Марс самодовольно рассмеялся. — Папаша выселил на землю гениев, наш мир пуст, как кратер после хорошей вечеринки. Так?
— Ну, так…
— А варварские божества, как ты думаешь, будут смотреть на это спокойно? Да они тут же захватят все, до самой Атлантики. Вот я и построил стену. Совершенно непреодолимую. — Марс замолчал и свысока глянул на богинь.
— Римляне проиграли… — напомнила Минерва. — Стена мужества…
— Да о чем ты болтаешь, сестрица? Мужество, смелость… все это ерунда! Как бог войны ответственно тебе заявляю: чушь! Я построил стену из радиоактивного следа от Трионовой бомбы. Через него ни один из монгольских духов лесов и рек, гор или долин не проскочит в наши края. А ты думаешь, почему Субудай повернул назад и не пошел на Антиохию? Из-за того, что несколько сотен римлян погибли в каком-то занюханном городке? Нет! Это стена Триона не пропустила чужих божеств. Ну а без них варвары не пойдут вперед. Римский мир пуст, но не завоеван.
— Я думала, это будет стена Элия…
— Элий тоже так думал, — хихикнул Марс. — Не все равно, кого использовать — Элия или Триона. Триона даже проще. Элий тоже сослужил службу — сыграл роль приманки. Каждому кажется, что он исполняет роль героя. Никто не догадывается, что служит всего лишь червяком на крючке.
— И как же ты построил стену? Сам взорвал бомбу? — поинтересовалась Беллона.
— А ты еще глупее, чем Минерва! Разумеется, нет. Я всего лишь внушил Корнелию Икелу мысль, что надо помочь Триону смыться. И бежать не куда-нибудь, а к самому Чингисхану. Монголы вообразили, что получили в свои руки смертоносное оружие…
— Но они в самом деле получили страшное оружие.
— Это ерунда. Главное — стена.
— Но Z-лучи действуют и на богов, — напомнила Минерва.
— Не надо лезть, куда не надо, и все будет отлично.
— Ты, верно, братец, проголодался с дороги? — спросила Минерва ледяным тоном.
— Да уж, я бы сейчас от амброзии не отказался!
— Юнона приглашала тебя на обед.
— Очень кстати! — Марс в восторге потер руки.
— Только не забудь принять ванну. А то от тебя смердит. И расскажи папочке и мамуле о своей стене.
— Не волнуйся, расскажу, — пообещал Марс. — А ты небось завидуешь.
Беллона отвернулась, чтобы не расхохотаться.
— Чего ты там строишь рожи? — презрительно фыркнул Марс. — Это вы делали ставку на сосунка Логоса. А что вышло? Он тут же обделался. Теперь, говорят, Логос от большого ума свихнулся и не узнает даже собственную мамашу.
— Ты опоздаешь на обед, — напомнила Минерва.
— Я отрежу ему яйца, если у меня на голове вырастут перья вместо волос, — пообещала Беллона, едва дверь за «бурным» богом закрылась.
— Послушай, а не отправиться ли и нам на обед к Юпитеру? Думаю, там будет весело, — задумчиво проговорила Минерва.
— Громче всех будет хохотать Юнона, — предположила Беллона.
— Так, сейчас я переоденусь, и мы идем… Но богини только успели выбраться в коридор, когда весь Небесный дворец содрогнулся, как живой.
— Братец, судя по всему, решил не мыться, а сразу побежал хвастаться подвигами, — предположила Минерва.
— Или ты слишком долго переодевалась, — съязвила Беллона.
Тут вновь грохнуло, дрогнули стены, и по коридору с выпученными глазами промчался Марс. Туника на нем дымилась. Левой рукой бог зажимал щеку. Но все равно видно было, что кожа на лице сожжена до мяса.
А в конце коридора появился Юпитер. Лицо у него было красное, борода встала дыбом, волосы реяли вокруг головы. Минерва дотронулась до стены, и от ее прикосновения образовалась глубокая ниша. Обе богини тут же в нее нырнули. В следующую секунду мимо пронесся клубок фиолетовых молний. Судя по визгу на другом конце коридора, удар из перуна Юпитера достиг цели.
— Кажется, мой братец узнал, что такое, когда Юпитер сердится.
— А Юнона…
— Нет, нет, при мести Юноны я присутствовать не хочу, — поспешно заявила Минерва.
Вновь мимо пронеслись друг за другом несколько молний. Но эти разряды были куда слабее. Да и Марс успел спрятаться в своих покоях.
— Я вспомнила! — воскликнула богиня мудрости. — Я вспомнила, чему равна скорость света!
Глава 3
Августовские игры 1975 года (продолжение)

«Сегодня состоятся похороны императора Руфина».
«Судя по всему, монголы покинули территорию Содружества. Шестой легион до нормализации обстановки останется в Месопотамии. Срочно возводятся пограничные укрепления. Первый Месопотамский легиона царя Эрудия доукомплектовывается». «Вчера в день Вулкана и кузнецов повсюду горели костры, жертвами народ выкупал себя от пожаров. Состоялись также скачки в Цирке — никакие беды не могу заставить Рим отказаться от его традиций». «Большой Совет принял решение о возмещении ущерба гражданам Содружества, пострадавшим в результате рейда монголов».
«Акта диурна». 9-й день до Календ сентября
С утра по улицам Рима разносились крики глашатая:
— Смерть похитила императора. Кто может, пусть проводит Марка Руфина Мессия Деция Августа, его выносят из дома.
Толпы народа стекались к Палатину. Фасад, обычно сверкающий золотом, теперь сплошь покрывали еловые и кипарисовые венки. Все пространство между Большим цирком и дворцом императора было затоплено народом. Люди взобрались на крыши стеклянных лавок, что шли сплошной галереей по наружной стене Большого цирка. Всем хотелось посмотреть на грандиозное шествие. Наконец из дверей Палатинского дворца медленно вышла процессия. Впереди музыканты, за ними плакальщицы и наконец актеры. Один из лицедеев, в пурпурной тоге и раскрашенной маске, в дубовом венке на редких волосах, старательно подражал походке и жестам императора.
— Эй, ребята, не печальтесь! — кричал актер собравшимся квиритам. — Я, конечно, был не так велик, как Юлий Цезарь, но похороны у меня куда пышнее! Эй, диссигнатор! — обратился актер к распорядителю похорон. — На мое тело не забыли надеть дубовый венок? Я не могу предстать перед моими божественными предками без венка.
— На твое тело надели не только венок, но и парик, — отозвался актер, изображавший императора Корнелия.
За «императором» шествовали другие актеры, тоже в масках и пурпуре, изображая предков Руфина — императоров из рода Дециев, — начиная с основателя династии Траяна Деция и его сына Гостилиана и кончая отцом покойного. Наряженные в пурпур или в одежды триумфаторов, расшитые золотыми пальмовыми ветвями, «предки» всходили на золоченые колесницы, и ликторы с пучками фасций на плечах сопровождали знаменитых «властителей» Рима.
Их было так много, что процессия двигалась несколько часов. Сотни факельщиков несли восковые свечи и еловые факелы. Наконец вынесли украшенные пурпуром и расшитые золотыми пальмовыми ветвями носилки Руфина — покойный император был удостоен триумфа за победу в Третьей Северной войне. На носилках несли доспехи викингов — трофеи, якобы добытые Руфином на поле брани, хотя лично покойный не принял участия ни в одном сражении, а если где и побывал, то разве что в окопах, когда «вики» уже отступили.
За носилками двинулись родственники Руфина. Их одежда из некрашеной темной шерсти на фоне сверкающей пурпуром и золотом процессии предков казалась особенно мрачной. Инвалидную коляску старика Викторина толкала Мелия, а следом шла Летиция с непокрытой головой, держа на руках малыша Постума, закутанного в темные пеленки. Криспина старалась идти рядом, не желая уступать крошечному императору законного первого места, и демонстративно старалась поднять повыше маленькую Руфину, которая никого в Риме не интересовала. И это несоответствие казавшейся бесконечной процессии предков и жалкой кучки родственников так поразила римлян, что все голоса смолкли, и воцарилось тягостное молчание. Ощущение неминуемой грядущей беды нависло над Римом. Лишь вопли плакальщиц да звуки труб, доносившиеся уже с улицы Триумфаторов, напоминали о том, что процессия сейчас выйдет к Колизею и свернет на Священную дорогу.
На форуме труп императора вынули из носилок и поставили стоймя, предки-актеры сошли с колесниц и уселись в курульные кресла, украшенные золотом, пурпуром и слоновой костью. Теперь сын или ближайший родственник покойного должен был подняться на ростры и перечислить его заслуги. И этим родственником оказался Валерии — его коляску вкатили на трибуну, и старик принялся перечислять заслуги мператора перед собравшейся толпой. Динамики лишь усиливали дребезжанье его старческого голоса. Неожиданно кто-то крикнул:
— Глядите, какой старенький сын у Руфина! И смех, непочтительный, гадкий, пополз по форуму.
— Не надо ему было рассказывать правду о Трионе, — шепнула Криспина и с ненавистью посмотрела на Летицию, как на главную виновницу смуты.
Летиция не ответила. В одно мгновение ей показалось, что она присутствует на похоронах не Руфина, а Элия, и ее захлестнула такая тоска, будто она погружалась в ледяные воды Стикса и ладья Харона плыла ей навстречу. Свет померк. И вместо жаркого дня нахлынул мерзкий пронизывающий холод.
— Пусть Постум скажет речь! — крикнул кто-то в толпе, и крик этот вернул Летицию к реальности. — Он наследник. Мы хотим его послушать. Пусть перечислит заслуги умершего.
И тут младенец на руках Летиции разразился отчаянным ревом.
— Он говорит, как умеет! — выкрикнула Летиция.
И смех в толпе смолк.
С утра было солнечно. После полудня набежали тучи. Хлынул дождь сплошной стеною. Тысячи, миллионы стеклянных копий обрушились на Вечный город. Струи дождя растрепали кипарисы, превратив их в черные метелки, струи дождя смешались со струями бесчисленных фонтанов. Дождь шумел в водостоках и наполнял сердца тревогой пополам с печалью.
Дождь залил остатки погребального костра. Кости Руфина не успели сгореть, и их пришлось ломать, чтобы сложить в погребальную урну. А дождь все шел и шел. Пурпур сделался тяжел и черен, шерстяные тоги ледяными доспехами льнули к телу. Динамики внезапно онемели. Сделалось очень тихо, и только шум дождя наполнял Вечный город. Шум дождя и шум шагов. Ни крика, ни даже шепота. Дождь загонял людей в дома, каждого в свою нору. Вместе с мокрой одеждой и мокрыми сандалиями к очагу ложились черными псами Печаль и Тревога. Никто не знал, что принесет завтрашний день. Прежде над Римом была простерта охранительная рука. Теперь она исчезла. Дождь лил и лил. Вечный город будто вымер. Лишь немногочисленные авто, вздымая фонтаны брызг, сновали по безлюдным улицам, и желтые их огни лишь усиливали тревогу.
Ариетта смотрела из окна на залитый водою сад. Хорошо, что она не пошла на похороны. Хорошо сидеть в теплой комнате, вертеть в пальцах стило и чиркать бумагу. В конце концов, какое ей дело до того, кто правит Римом? Куда больше ее занимает отзыв «ценителя», начертанный красивым почерком на первой странице ее книжки.
Гимп плескался в ванной и что-то напевал. М-да, с его голосом не поступишь в Одеон. А жаль…
Дождь кончился часам к четырем. Но вода еще шумела в водостоках, еще стекала с крыш. И тучи по-прежнему нависали над Римом.
— Я должен пойти на похороны Руфина, — сказал Гимп.
Он был в темной траурной тоге из некрашеной шерсти. И где он ее только раздобыл? Заказал заранее?
«На мои деньги», — отметила про себя Ариетта.
— Костер уже потух? — спросил Гимп.
— Радио молчит с полудня.
— Проводи меня, — попросил Гимп.
— Тебе так надо идти?
— Я — гений Империи, — напомнил он. — Сегодня хоронят императора.
Они вышли на улицу. Черный пес, обливающий угол фундамента, рассерженно гавкнул и устремился к ним огромными прыжками. Почуял гения, собака…
Гимп, услышав злобный рык, предостерегающе поднял руку.
Пес послушно приник к земле, заскулил и пополз назад, царапая когтями мостовую.
— Теперь пошли скорее, — сказал Гимп и стиснул плечо Ариетты. — И будь внимательна.
Фонари уже горели. Но как-то тускло. Лиловый свет струился через силу. Почему-то отражения в лужах были гораздо ярче, желтее, злее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42