— Можно.
— Ты поступаешь как ребенок.
— Я поступаю так, как должна поступить, — она запнулась. — А правда, что Бенит исполняет желания?
— Все об этом говорят. Но по-моему, это чушь.
— Если б я только знала, как это сделать, — прошептала Летиция.
— Раньше гении передавали желания богам.
— Что? Гении? Но ведь я — наполовину гений, — воскликнула Летиция. — А бог…
Ведь бог подойдет любой, не так ли? Бог Логос. Послушай, ты знаешь, где живет гладиатор Вер?
Дверь Летиции отворила молодая женщина. Она была широкоплечей, высокого роста, чем-то походила на Клодию.
— Августа? — женщина ее узнала.
— Где Вер? — спросила Летиция. — Его можно видеть?
Женщина заколебалась.
— Его нет.
— Так где же он?
— Не знаю. Он теперь редко бывает дома.
— Я должна его видеть! — Летиция отстранила женщину и вошла.
Но Вера в самом деле не было. Можно было, конечно, подождать. Но ждать Летиция не могла. Просто не могла — и все. Что же делать? Как ей передать желание богам? Самой отправиться в Небесный дворец? А почему бы и нет? Кто ей запретит? Не пустят? Ну так она прорвется. Она выскочила в перистиль и прежде, чем ей кто-то осмелился помешать, рванулась вверх, в небо.
Лететь было совсем несложно — все вверх и вверх, и главное не оглядываться, но лишь запрокидывать голову к плотным, будто высеченным из мрамора облакам, стадами плывущем в зимнем небе. Сейчас появится Небесный дворец… Но дворец не появлялся. Синь неба, и облака вокруг. Летиция понеслась на юг, потом на восток. Дворца не было. Лишь гряды облаков сменяли друг друга. Небо огромное. И очень холодное. У Летиции стучали зубы. Она глянула вниз и обмерла. Земля погрузилась во мрак. Лишь крошечные огоньки светились в черноте. Летиция повернула на запад. Солнце тонуло в океане. Сейчас оно погаснет. Что тогда? Что делать? Возвращаться на землю в темноте? Но только начала спускаться, как бездна внизу раскрылась, и Летиция камнем ухнула вниз. В ужасе рванулась она назад к облакам. Новая попытка, еще и еще — и вновь страх выталкивал ее в небо. Летиция не знала, сколько времени прошло в бесполезной борьбе, когда кто-то схватил ее за руку.
Перед ней был сам Логос. На белой его тунике и на волосах сверкали то ли всполохи платинового сияния, то ли кристаллики инея.
— Вер, ты! — встреча казалась чудом.
— Что ты здесь делаешь?
— Ищу тебя.
— Зачем? — он удивился вполне искренне.
— Чтобы передать тебе желание.
— Какое желание? Ты о чем?
— Я хочу, чтобы Элий вернулся. — Она вся дрожала — то ли от холода, то ли от волнения.
— Куда?
— Неважно куда. Главное — ко мне.
— Желания больше не исполняются.
— Желания исполняются все время. Весь вопрос — как. И чьи. Так вот исполни это: Элий должен вернуться ко мне. А Луций Камилл — к своей матери. Так пожелала мать Камилла. Я только передаю. Как гений. Ведь я гений, пусть и наполовину.
— А я — бог, — со странной усмешкой отвечал Логос Вер. — Все ясно. И какой гладиатор выиграл для нее поединок?
— Кто-то должен был выиграть? — Она растерялась.
— Раз желание должно исполниться, значит, кто-то должен сражаться. Но кто?
— Гладиаторы? — робко предположила Летиция.
— Гладиаторы? — переспросил Логос. — Нет, это совершенно не обязательно. Да и связи с гениями и богами у гладиаторов теперь нет. Но я знаю, кто будет биться. — Он схватил ее за руку и потянул за собой в вышину.
— Куда мы? — изумилась Летиция.
— В Небесный дворец.
— Разве смертных туда пускают?
— Простых смертных — нет. Но Августу пустят. Я гарантирую. Только погоди! — Он отцепил от пояса золотую флягу. — Надо закапать тебе в глаза амброзию. Тогда ты сможешь видеть богов во всем их блеске.
Расчеты давно были готовы. Но Минерве они не нравились. Выходило все как-то просто. И… нет, наверняка что-то она не учла. Но вот что? Кто бы ей помог? Кого попросить? Логоса? Ну уж нет! Она и сама справится, без этого молокососа, которого все почитают отныне чуть ли не за главного бога.
Дверь отворилась, и вошел Логос, как в басне волк. И не один, а с девчонкой. Причем смертной. И глаза у девчонки светятся, как у богини. Понятно: Логос позаботился, чтобы девчонка не ослепла. Печется о людишках, смешной.
— А она-то здесь зачем? — не слишком любезно встретила Минерва гостью.
— У нас очень важное дело. И очень срочное. — Логос говорил с сестрою так, будто Минерва была его клиентом.
— Хочу сразу предупредить: смертных с собою не берем.
— И не надо. Летиции не понравится жить на планете, населенной разумными амебами.
— О чем вы? — не поняла Августа. Логос внезапно наклонился, оторвал лоскут от длинного Минервиного пеплоса и швырнул в жаровню. Ткань вспыхнула белым платиновым огнем и исчезла.
— Клеймо принято, — объявил Логос Вер. Минерва нахмурилась:
— Прекрати свои игры.
— О нет, игры как раз впереди. Летиция передала мне желание. Я взял у тебя клеймо. Тебе придется биться, чтобы желание исполнилось.
— Что за ерунда?! О чем ты? Разве здесь Колизей?
— Тебе нужны зрители? — Логос развалился в кресле и глотнул из золотого кубка нектара. Он вел себя бесцеремонно. Летиция стояла за его креслом и смотрела во все глаза. Нахалка! — Сейчас кликнем богов. Их во дворце не меньше, чем жителей в Риме. Пусть посмотрят.
— Я не буду драться.
— Будешь. Я дрался по милости богов сотни раз. Но и боги исполняют просьбы людей. Иначе зачем бесчисленные жертвы, каждодневные молитвы, зачем все храмы, алтари, фимиам? У людей с богами симбиоз. Они не могут друг без друга. Так что настал твой черед услужить людям. Кого выберешь в противники? А впрочем, чего выбирать. Я — устроитель, я назначу. Марс не подойдет. Хотя его ожоги и зажили, он все еще страдает нервным тиком, поэтому дадим ему отдохнуть. Бог ужаса дерется плохо, Аполлон только стреляет из лука, Вулкан хром, да и молот — это не оружие. Остается только Беллона. Сейчас ее позовем и…
— Логос, что ты замышляешь?
— Ничего тайного и дурного. У меня такое чувство… Да нет, не чувство, а знание… Ведь я обнимаю весь мир, Минерва, в отличие от тебя. Так вот, с Земли вам не удрать. Я еще точно не ведаю, почему. Но… — Логос тряхнул головой, — не удрать. Так что придется постараться и старушку нашу как-то обустроить. И стараться придется всем, и богам, и людям.
— Ты слишком о себе высокого мнения, Логос, — усмехнулась Минерва. — И если ты думаешь, что я попадусь на такую хитрую уловку и расскажу тебе, как мы уберемся с Земли, то ты ошибаешься.
— Ладно, сестрица, не тяни. Это ни к чему. Уж как гладиатор могу сказать точно — не поможет.
— Хорошо, идем.
— Куда?
— В покои Беллоны. Я исполню твою дурацкую прихоть. Напоследок.
Порция расхаживала по своей маленькой тесной спаленке и не могла уснуть. Была уже глубокая ночь, а она все ходила взад и вперед, и сама мысль о том, чтобы лечь в постель и прижать голову к подушке, как к раскаленному камню, внушала отвращение. Весь день она разбирала письма. Каждое — как крик, как вопль — хриплый отвратительный вороний грай. Каждое кричало о разном, и все вместе об одном и том же — все желали чьей-то смерти, разорения, заточения, осуждения. Все призывали на голову ближних несчастья и беды, обвиняли других в воровстве, нечестии, измене. Да что же это? С ума они все сошли, что ли? Какая-то женщина требовала, чтобы у ее соперницы случился выкидыш. Она желала смерти нерожденному дитяте. Другая призывала все кары на голову молодых людей, которые вместе с ее сыном изнасиловали девушку. Сын этой женщины попал в карцер, а двое его дружков почему-то избегли наказания. Теперь несчастная мать хотела, чтобы эти двое, свалившие всю вину на ее сына, погибли или получили страшные увечья. Право же, этой женщине следовало лучше воспитывать сына, и тогда бы не случилось несчастья. И не надо было никого проклинать.
Бывали и другие письма, конечно. Люди просили помочь вылечить, помочь деньгами, устроить детей в какой-нибудь престижную академию, женить сына на богатой наследнице, организовать ночь любви со знаменитым актером. Письма, в которых просили денег на лечение, или на летний отдых детей, или денег на покупку нового авто — простого, обыденного, незлобливого — складывались на стол толстой секретарше, она что-то писала в ответ на эти просьбы, иногда прикладывала чеки или звонила в благотворительные фонды. Для себя Крул оставлял послания с просьбами о любви актеров и гладиаторов — эти заявки Крул обсуждал со своими помощниками. Плосколицые широкоплечие здоровяки громко ржали над каждой строчкой, обсуждая, кто из них в этот раз сыграет роль желанного любовника и сколько за это получит ауреев. Их матерям стоило лучше воспитывать своих сыновей.
У Порции не было сил дольше оставаться в этом гадюшнике и с утра до вечера сортировать отвратительные послания. Каждый вечер она клялась, что не вернется к Крулу. И каждое утро отправлялась на работу свою, как на казнь.
В первую стопку она складывает письма, где просили кого-нибудь убить. Во вторую — где желали, чтобы соседей ограбили. В третьей оказывались пожелания пожаров. Пожары почему-то были наиболее популярны. Три дня назад одна женщина умоляла, чтобы сгорела базилика, где ее дочь приговорили к трем годам карцера. И базилика запылала, подожженная сразу с трех сторон. Что сгорит сегодня. Порция не знала.
Порция покосилась на постель. Как хорошо было бы лечь и заснуть. Но она не заснет. Подушка обожжет, кровать облепит липкими простынями. Что же делать? Как заснуть, не ложась? Как заглушить бесконечное верченье слов в голове — пожары, пожары, пожары, убитые, покалеченные…
Тиберий.
Старика она вспоминала постоянно. Сегодня после работы специально прошла мимо дома Элия в Каринах. Знала, что Тиберий сейчас там живет. Увидела. Он стоял, опираясь на палку, у дверей и разговаривал с какой-то женщиной. Порция прошла мимо, на мгновение остановилась, даже кивнула. Даже улыбнулась. И Тиберий нехотя кивнул в ответ.
Не знает…
Как хорошо, что он не знает! Это просто счастье, что Тиберий не знает.
Элий был прав — не надо было голосовать за Бенита. О боги, почему она не послушалась Элия. Ей так хотелось проголосовать за Бенита! Вот и проголосовала. Исполнила желание. О боги, почему Элий погиб! Если бы он был жив, она бы дала обет во всем и всегда слушаться Элия. Элия — а не своих глупых желаний.
Да, Элий погиб. Но в этом-то Порция не виновата. Хотя бы в этом. Но перед Элием она тоже испытывала чувство вины. Они так нехорошо расстались. Она бы могла принять его предложение работать в канцелярии. Сейчас ей бы не пришлось унижаться перед этим мерзким Крулом. А вдруг Бенит не знает о письмах? Может такое быть или нет? Вдруг он думает, что исполняет совсем другие желания — помогает кому-то деньгами, жертвует на лечение, образование. Риторские школы в их трибе стали бесплатными. Бенит сдержал слово. К тому же он создал общество «Радость», каждый член которого получил право на отдых на берегу моря во время отпуска, на посещение специальных дешевых магазинов и стадионов. Все как обещал. Надо пойти и рассказать Бениту обо всем. Не может человек днем создавать общество «Радость», целовать детей, а по ночам жечь чьи-то дома.
Порция услышала шум в соседней комнате. Ну наконец-то ее мальчик вернулся. Неужто занятия длятся допоздна? Да нет, не занятия, наверняка застрял у какой-нибудь девчонки. Надо ему сказать, чтобы был осторожнее — сейчас на улицах так неспокойно.
И тут Порция сбилась с мысли. То есть она постоянно сбивалась, перескакивая с одного на другое. Но сейчас все мысли просто застопорило от ужаса. И ужас был вызван запахом. Запахом дыма…
Порция отворила дверь в соседнюю комнатку. Ее мальчик сидел на кровати спиной к ней. Плечи обтягивала черная туника.
Запах сделался ощутимее.
Понтий услышал скрип двери и обернулся. Но ничего не сказал. Нагнулся и принялся расшнуровывать сандалии. Порция подошла ближе. Юноша поднял голову. На щеке черный мазок сажи. Будто кто-то его пометил.
— Что случилось? — спросила она охрипшим голосом.
— Тебе-то чего? — огрызнулся он и отшвырнул снятые башмаки в угол.
Сомнений не осталось. Даже тени сомнений.
— Что вы сегодня сожгли? Базилику? Или что-нибудь другое?
— Завтра узнаешь. Из вестников. Она больше не могла на него смотреть, выскочила из комнаты и захлопнула дверь. Нет, нет, Бенит про все это не знает. Не может знать. И все же.. идти к нему или нет? Идти или нет? Но ведь кто-то должен сказать Бениту, что творят исполнители. И что там в этих письмах. Решено: она пойдет. Должна пойти. С Элием она ошиблась — с Бенитом не ошибется.
Бедный мальчик! Порции следовало лучше воспитывать сына.
Глава 13
Январские игры 1976 года (продолжение)

«Нападение на редакцию „Либерального вестника“ кое-кто считает спланированной акцией. Однако я усматриваю в этом лишь хулиганскую выходку. А то, что преступников не нашли, указывает лишь на неслаженные действия вигилов. Быть может, стоит сменить префекта? Гней Галликан».
«Акта диурна», 8-й день до Ид
Летиция смотрела на спящего в кроватке Постума. Как занятно. Личико ребенка меняется с каждым днем. Она почти все время рядом с ним и безумно далеко. Она видит его и не видит. Слышит его плач и не слышит. Она не помнит, каким он был десять дней назад. А месяц назад? Когда он начал улыбаться? Когда стал садиться? Кажется, он болел. Вот только чем? И как его лечили? Ничего не вспомнить. Или этого не было? Все слилось в один однообразный недень-неночь. Бесконечный поток. Она всматривается в слепящий полдень, пытаясь разогнать черные круги памяти. Всматривается и не видит… То есть не видит того, что хочет увидеть. Видит совсем другое.
Она шагает по небу, и небо уплотняется до твердости мрамора. И вот она поднимается по голубым ступеням. Она уже в зале, где небо черно как ночь, а пол белизной напоминает облака в полдень. Две женские фигуры несутся друг за другом так быстро, что не уследить взглядом. Меч, сверкнувший платиновым всполохом, высекает сноп искр. У одной женщины волосы светлы, у другой темны как смоль. Они взлетают к черному звездному небу, потом устремляются вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42