Поэтому он вернулся к предыдущей теме.
— Что вы нашли из того, что хотели?
— Капитанский журнал, — ответил Брендон. — Я нашел журнал Маркхема. Я даже нашел файл, который он открыл для меня... — Он осекся и передернул плечами.
— И что там было?
— Факты, которые, ему казалось, будут мне интересны. Кое-какие доказательства вины Семиона в крушении его отца — впрочем, все это уже лишено смысла.
— Но вы не смогли найти журнал нынешнего капитана?
— Нет.
— А вы уверены, что он вообще существует? Может, должарианцы не ведут журналов.
Брендон снова пожал плечами.
— Не уверен. И потом, там есть еще вещи, к которым я так и не получил доступа. — Он махнул рукой. — Посмотри-ка на это.
Он вызвал на экран бортовой журнал, перелистав его назад, к самому началу карьеры Маркхема в качестве капитана «Телварны». Осри смотрел, как Брендон меняет на экране страницу за страницей текстовой информации,
— Снова Рифтхавен... Дис, Рифтхавен... — Осри оторвался от экрана. — Такое впечатление, что они мотались по всем секторам без какого-либо плана. Включая системы, о которых я никогда в жизни не слышал. Что я должен увидеть?
— Никаких аномалий?
— Аномалий? У рифтеров? — возмутился Осри, но не успел он договорить, как третье упоминание Должара заставило его осечься. — Это? — Он ткнул пальцем в экран. Мелькнула еще одна жуткая догадка. — Но не думаете же вы, что Маркхем...
— Нет. Судя по всему, Эсабиан начал вербовать себе союзников среди рифтеров примерно тогда же, когда Хрим убил Маркхема. И как знать, может, это и было одним из побудительных мотивов Хрима: убрать конкурента. — Уголок рта Брендона нервно дернулся. — Нет, тут только рейды, все просто и ясно.
— Не вижу никакой связи.
Брендон пробежался пальцами по клавиатуре, потом дал команду сохранения и вышел из системы.
— Что ж, поищем, есть ли она вообще.
Осри ни разу еще не бывал в капитанской каюте. Он шел чуть поодаль от Брендона, ожидая всего, чего угодно — от сибаритской роскоши до черепов на стенах.
Они вошли, и Брендон замер, словно наткнувшись на силовое поле, увидев неправдоподобно реальное голографическое изображение парка секвой в Мандале. Да и у Осри голова слегка пошла кругом, когда до него донеслось знакомое птичье пение — такое он слышал только на Артелионе.
— Я допустила в чем-то ошибку?
Спокойный голос принадлежал, разумеется, капитану. Ирония мешалась в нем с должарианским произношением гласных, и точно такая же ирония прозвучала и в ответе Брендона:
— Здесь слишком холодно, воздух должен пахнуть хвоей и смолой, и тианьги должен подавать больше кислорода. — Брендон манул рукой в сторону вентиляционной решетки. — Тогда будет достаточно похоже.
Вместо ответа капитан хлопнула рукой по панели управления, и лес исчез, оставив на своем месте лишь голые стены каюты, единственным украшением которых служили гобелен и камень, в котором Осри — с легким приступом гнева, так и не угасавшего окончательно, — узнал одно из сокровищ Аванзалы Слоновой Кости.
— Вы хотели меня видеть?
Женщина сидела на краю пульта; до сих пор Осри не замечал его, поскольку он терялся в тенях голограммы. Осри остался стоять у двери, но Брендон прошел дальше.
— Что после Рифтхавена? — произнес он.
Вийя промолчала.
«Он прав: она знала, что мы подслушиваем».
Брендон пересек каюту, дотронулся до потемневшего гобелена, сюжет которого был Осри непонятен, но на расстоянии вызывал неприязнь.
— Себастьян не продержится там и дня, — заметил он.
Вийя упрямо вздернула подбородок вверх.
Осри даже не услышал ее ответа — так потрясли его слова Брендона.
«Должар? Но она же не потащит нас туда!»
Брендон улыбнулся, скрестил руки на груди и прислонился к переборке.
— А может, это испытание? То самое испытание, — он дотронулся до небольшой таблички над пультом, — к которому готовился он?
Он? Осри покосился на табличку — там изящным почерком, воспроизводящим популярный лет сто пятьдесят назад стиль «архео-модерн» было написано: «КОРАБЛЬ ВОССТАНОВЛЕН МАРКХЕМОМ ЛИТ-Л'РАНДЖА».
Испытание? Для Маркхема? У Осри как-то сразу разболелась голова, и он потер виски, но это не уменьшило напряжения, исходившего от остальных двоих.
Вийя медленно встала и заложила руки за спину.
— Эсабиан Должарский улетел с планеты, и худшие из ноблей вместе с ним, — сказала она. — Я знаю, где можно укрыться так, что вас никто не найдет.
— Но вы не ответили на мой вопрос, — спокойно произнес Брендон.
— Этот вопрос абсурден.
— Значит, вы испытывали Маркхема, — с улыбкой сказал Эренарх. — Потому, что вы испытывали меня.
Пауза. Осри снова словно огрели по голове.
— Игра, — сказала Вийя. — Вроде этой.
Она нажала на клавишу за спиной, и они оказались в открытом космосе, а на них несся рой астероидов, Осри едва успел оправиться от шока, когда изображение сменилось, на этот раз белоснежной горной вершиной неописуемой красоты, венчавшей угольно-черный каменный склон. Солнце — красный карлик — садилось за горизонт, окрашивая пейзаж в багровые тона. Эту картину сменили еще несколько, резко отличавшихся друг от друга.
Они стояли в гулком, высоком нефе собора, смутно знакомого Осри, когда Брендон протянул руку и выключил голограмму.
— Я тоже знаю места, где нас никогда не найдут враги.
До Осри донесся негромкий щебечущий, неприятно скребущий по нервам звук: эйя. Брендон с рассеянным видом покосился в сторону. Вийя не повернула головы.
— Пошли, — сказал Брендон так тихо, что его было почти не слышно сквозь шелест тианьги.
Вийя не ответила. Вместо этого она повернулась, нажала новую клавишу, и комната сменилась унылым пейзажем: дымящиеся на горизонте вулканы, а над головой — штормовое, покрытое рваными облаками небо.
Брендон вышел.
Осри вышел за ним, радуясь возможности отвернуться от Вийи и ее мрачного пейзажа — как он догадался, должарианского.
Вернувшись в свой кубрик, Брендон легонько хлопнул ладонью по своему пульту, включая компьютер. Быстро набрав команду, он выпрямился и постоял немного, глядя на дисплей и потирая пальцем челюсть.
Заглянув ему через плечо, Осри увидел, что тайные файлы исчезли. Все внутри него как-то нехорошо сжалось, пока Брендон не рухнул в кресло и не расхохотался.
Загудел коммуникатор. Вспотевшими пальцами Осри включил его.
— Мы тебя заждались, Школяр, — послышался знакомый зычный голос Монтроза. — Ты ведь не хочешь, чтобы твой отец ел остывший чжчж, нет?
— Ни за что, — хрипло ответил Осри. Он бросил еще один взгляд на Брендона — тот все еще сидел обхватив голову руками и смеялся — и вышел.
* * *
Омилов отодвинулся от стола, глядя в лицо сыну. Монтроз с Ивардом обсуждали вина.
Обед, которым угостил их Монтроз, заслуживал самых превосходных оценок, и кок изо всех сил старался поддерживать легкий и непринужденный разговор. Однако усилия его увенчались лишь частичным успехом: Осри по большей части молчал. Не злобно, но молчал.
Он вздохнул, размышляя, что делать дальше. Тем временем остальные разговаривали. Блюда появлялись и исчезали. И беседа, хоть в ней участвовали и всего трое, была достаточно веселой. При том, что он десять лет как отошел от придворной жизни, Омилов без труда поддерживал беседу на любую тему, сам размышляя совсем о другом. Лицо Иварда раскраснелось от волнения и спиртного, и он охотно участвовал в разговоре — когда не погружался в мечты. Омилов даже не обратил бы внимания на такие мгновения, если бы не хмурые взгляды, которые бросал на того Монтроз.
Впрочем, Омилов оставил переживания за мальчика врачу, знавшему их причину; самого же его больше тревожил собственный сын. Похоже, тот оставил свою злость на разбитом астероиде, но она сменилась более серьезным настроением, проявлявшемся в почти незаметном жесте, которым Осри с детских лет выдавал царивший в душе разброд: непроизвольном потираний указательным пальцем одной руки по костяшкам другой. Еще раньше он имел привычку глодать эти костяшки, иногда до крови; когда леди Ризьена обнаружила это, она каким-то образом истребила вредную привычку. Нервное движение осталось.
Наконец обед завершился, и Омилов начал прикидывать, как бы ему поговорить с сыном наедине.
— Что теперь, Себастьян? — спросил Монтроз, относя посуду в моечную машину. — Игра или, возможно, дуэль со смертельным исходом? — Он махнул рукой в сторону шахматной доски и улыбнулся.
— Ни то, ни другое, благодарю. Я тут порылся вчера в вашем каталоге и нашел оперу, которой не слышал много лет: «Трагическую историю Макклома Сингха».
Монтроз невесело улыбнулся.
— Я не удивляюсь тому, что она вышла из моды: покойному Эренарху ее мораль вряд ли приходилась по вкусу.
Омилов испытал легкую досаду.
«Даже рифтеры ощущали угрозу, но Геласаар отказывался видеть ее».
— Отлично, Себастьян, пусть будет «Трагическая История». Хороший урок нынешним временам. Осри, ты не против?
— Спасибо, — ответил тот механически-вежливо, — но я, пожалуй, лучше пойду.
— Мой сын так и не научился любить оперу, — сказал Омилов. — Возможно, нам лучше отложить ее до другого раза...
— Нет, папа. Я правда хотел бы отдохнуть, — сказал Осри и вышел.
Омилов подавил вздох. Монтроз поколдовал с пультом, свет померк, дальняя стена лазарета дрогнула и исчезла, сменившись панорамой звездного неба. Картина двинулась вниз, и вместе с мощными, полными скорби звуками увертюры Тамильского в поле зрения показалась пылающая планета.
«Велликор, — подумал Омилов. — Спустя шесть столетий все еще мертвая планета. Сколько таких добавилось за последние недели?»
А потом он забылся, захваченный историей Прерогата Сингха, который в нарушение клятвы передал Лишенному Лица анафему Верховного Фаниста Габриэля — анафему за зверства на Велликоре. Драматическое отречение Сингха от присяги и его самоубийство привели к изоляции Панарха от его сторонников, низвержению и смерти.
Начался первый акт. Загремели трубы, исполняя музыкальную тему Сингха.
Ивард вдруг шмыгнул носом, и Монтроз взмахом руки остановил изображение.
— Что с тобой, Ивард?
«Он действительно встревожен», — подумал Омилов.
— Нет, ничего. Извини. Я, наверное, задремал, а потом услышал эту музыку и решил... — Ивард вытаращил глаза на голограмму. — Это же Прерогат Сингх!
Теперь настал черед удивляться Омилову.
— Ты знаешь «Трагическую историю» Тамильского?
Если не считать бесконечных вальсов, которые Монтроз играл для паренька, когда тот просыпался от кошмарных снов, Ивард до сих пор, казалось, не проявлял никакого интереса к музыкальной коллекции Монтроза.
— Тамильского? Нет, такого не знаю, но Сингх был одним из самых знаменитых Невидимых, и мне нравятся... — Он осекся и ссутулился.
Монтроз рассмеялся — судя по всему, он понимал, что происходит.
— Говори, Рыжик.
Ивард недоверчиво покосился на Омилова, словно ожидая насмешек.
— Нет, мне правда нравятся «Невидимые». Я собрал почти сто серий. — Он ухмыльнулся. — С теми трофеями, что у меня из дворца, мне, может, даже удастся раздобыть первую серию. Ее снимали в двести сорок восьмом, почти семьсот лет назад.
«Значит, Осри не ошибался, они в самом деле ограбили дворец, — подумал Омилов. — Что ж, учитывая обстоятельства, их некому в этом упрекнуть».
— Боюсь, я не знаком с этими «Невидимыми», — произнес он вслух. — Что это такое?
— Это такой сериал, — не без удивления ответил Ивард. Он махнул рукой в сторону экрана. — Эта музыка вроде той, на чипах.
Омилов даже не пытался скрыть удивления.
— Сериал, идущий больше семисот лет? Должно быть, неплохой, если так. И уж во всяком случае, лучшей музыки они выбрать не могли бы.
— Нет, правда, здоровский! — воскликнул Ивард. — Другие надо мной смеются — ну, иногда, но Грейвинг говорит... — Он осекся с застывшим взглядом.
— Я бы с удовольствием посмотрел что-нибудь из твоих сериалов, Ивард, — сказал Омилов, чтобы отвлечь паренька. — Я никогда особенно не интересовался ими, но это недостаток скорее мой, нежели этой формы искусства.
Ивард зажмурился и потер глаза, словно пытаясь стряхнуть воспоминание. Потом недоверчиво поднял взгляд.
— Правда?
Гностор вдруг понял, что мальчик, возможно, видит его в пугающей ауре, порожденной расхожими представлениями об Академии Архетипа и Ритуала.
— Правда. У тебя есть серия про Сингха?
— Ой, да, одна из самых классных.
— Тогда, возможно, тебе будет интересно посмотреть часть этой оперы. А я потом посмотрю твой чип, так что мы сможем сравнить то, как эти две формы искусства обращаются с историей.
— Ух ты, здорово. Ничего, если я спрошу у вас?
— Конечно, спрашивай.
Монтроз, улыбнувшись такому повороту беседы, протянул руку, чтобы включить воспроизведение, но застыл, когда Ивард заговорил снова.
— Ну, я правда хотел спросить... только не про оперу. — Он подался вперед, смешно растопырив локти. — Брендон говорил, вы шевалье, значит, вы тусовались в Мандале, да?
Омилов улыбнулся.
«Тусоваться». Очень точное определение для многих при дворе».
— Да, некоторое время.
— А Прерогата вы видали?
Омилов удержался от смеха. Каждый день, в зеркале. Потом он ощутил легкую грусть. Разве сейчас это имеет значение? Он вдруг понял, что возможность при необходимости авторитетно говорить с абсолютным правителем Тысячи Солнц служила ему опорой в жизни. Теперь он лишился и этого.
— Ну, Ивард, ответить на этот вопрос не так легко. Ты ведь не знаешь, что тот или иной человек служит Прерогатом, пока он не уйдет с этого поста. Конечно, я был знаком с несколькими бывшими Прерогатами после того, как они оставили свою должность, в силу тех или иных причин раскрывшись, но никого, пока их деятельность оставалась скрыта. Так что, отвечая на то, что, мне кажется, действительно хотелось тебе узнать, скажу: между Тайным Прерогатом и любым другим человеком нет никакой внешней разницы.
— Значит, все и правда как в «Невидимых». Всякие гады так и не знают, пока не станет поздно!
— Вот именно. Так что, смотрим дальше?
Ивард молча кивнул, он снова откинулся на спинку кресла, и Монтроз включил воспроизведение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67