Кровь ударяла ему в голову, а потом вдруг ослабела, словно выключили свет. Наблюдатели как-то сразу исчезли, оставив Иварда беспомощно плакать.
Он был один, но что-то душило его. Кто мог помочь ему? Может, Локри умирал? Из последних сил он попытался найти свое тело, и это ему почти удалось — полоса света на запястье вела его. Но потом тьма поглотила и ее.
Последнее, что он услышал, был звон литавр и голос Жаима, тихий и уверенный:
— «Ибо любовь сильнее смерти и обжигает больнее пламени. Отврати от меня взгляд, о любовь моя, и ступай с миром. Жди меня в раю, ибо я приду».
Ивард еще услышал полный боли вскрик Локри, сделал последний вдох и провалился во мрак.
12
Монтроз терпеливо ждал, пока Себастьян Омилов обдумает следующий ход. Они сидели в лазарете и играли в шахматы. Монтроз был рад обнаружить, что панархист не только умел играть в эту игру с Утерянной Земли, но был еще и большим ценителем оперы — как древней, так и современной.
«Словно встретил себя самого, — с усмешкой думал он. — Вернее, себя самого, только из более благополучной вселенной».
Наконец, до Монтроза дошло, что Омилов не видел его последнего хода. Он подождал еще немного: гностор и правда смотрел на доску, но глаза его видели что-то в тысяче световых лет отсюда.
— Устали? — спросил он. — Мы могли бы продолжить потом, если вам нужен отдых.
Омилов медленным движением запахнул край дорогого халата, одолженного ему Монтрозом. Взгляд его оставался рассеян.
Негромкий щелчок вернул внимание Монтроза обратно к доске. Осторожно наклонившись вперед, Омилов переместил слона на новую клетку.
Монтроз поднял взгляд.
— Прошу прощения. Мой ход?
— Вы обратили внимание на удачное расположение моего слона?
— Держащего в осаде мою ладью? — Монтроз улыбнулся. — Так, а где короли? — задумчиво пробормотал он, скорее сам себе.
Брови Омилова поползли вверх, и Монтроз заметил, что он непроизвольно барабанит пальцами по краю древней шахматной доски.
— Но если вы хотите отложить игру... — сказал гностор, когда Монтроз убрал руку от доски.
Прежде чем Монтроз успел ответить, люк с шипением отворился, и в лазарет вошел Жаим, несущий на руках Иварда. Лицо паренька побелело, и хриплое дыхание было слышно через всю комнату. Вместе с ними в открытый люк ворвался едкий запах благовоний.
Монтроз вскочил на ноги — он уже понял, что случилось. Первым движением он нажал на кнопку, и из ниши выдвинулся осмотровый стол. Жаим еще не успел опустить Иварда на стол, а Монтроз уже метнулся к шкафчику с медикаментами и обратно, а секунду спустя впрыснул в руку паренька антиаллерген.
Почти сразу же дыхание Иварда успокоилось немного, и через несколько секунд он открыл глаза, насколько позволили ему опухшие веки.
— Голоса, — прохрипел он.
— Голоса? — переспросил Монтроз. Ивард кивнул, с трудом сглатывая слюну.
— Голоса... и еще Локри... — Он вздохнул и закрыл глаза.
— Я случайно зашел посмотреть, как он, — объяснил Жаим, — а он почти уже не дышал.
— Аллергическая реакция, — буркнул Монтроз, не сводя взгляда с показаний приборов. — Возможно, на твои благовония.
Жаим нахмурился.
— Раньше такого не было, а ведь он их нюхал много раз.
— Это все лента келли. — Монтроз опустил глаза на бледное лицо Иварда — тот снова начал бормотать что-то про голоса. — Придется подержать его здесь до Рифтхавена. — Он прикусил губу и вопросительно посмотрел на Жаима. — Почему он упоминал Локри?
Длинное лицо Жаима застыло.
— Я ничего не видел и не слышал.
— Что ж, это не каждый год, — пробормотал Монтроз и вдруг спохватился, что его может услышать из своей палаты панархист. — Если она с ним разделалась, можешь пойти посмотреть, много ли от него осталось. Я пока здесь все подготовлю.
Жаим кивнул и вышел.
* * *
Исход наш близок. У нас есть новые слова, которые мы отпразднуем в своем мыслемире. Мы празднуем слова; мы празднуем ты-и-я; мы празднуем сон; мы празднуем части целого; мы празднуем...
Празднуйте это в мыслемире, мне нет нужды вспоминать это вместе с вами. Что это за новые слова? Вы слышали их, пока я спала?
Пока ты спала, мы выделили помыслы того-кто-сердится, того-кто-слышит-музыку, непостоянного, которого коснулась вийя, того-кто-дает-камень-огонь. Того-кто-с-тремя мы не слышим.
А новые слова?
Новые слова это снова: измена, верность от того-кто-сердится; смирение от непостоянного; Илара-в-смирении от поврежденного-который-слышит-музыку; верность и образ Маркхема-целостность-в-смирении от того-кто-дает-каменъ-огонь. Нам надо подумать над содержанием слова верность, ибо образы в помыслах того-кто-сердится не совпадают с образами в помыслах Того-Кто-Дает-Камень-Огонь.
Тогда начнем...
* * *
Марим скользнула в бокс лазарета и рассмеялась, увидев, как покраснел Ивард.
«Святой Хикура, ну и страшен же ты, дружок!»
— Рыжик! — Она наклонилась поцеловать его. Ивард понуро опустил худые плечи.
— Монтроз сказал...
— Знаю, знаю, тебе надо отдыхать, а то он не отпустит тебя с «Телварны», когда мы придем к Бабуле Чанг. Но он сейчас на камбузе, собачится со Школяром, вот я и решила наведаться. Я по тебе соскучилась.
При виде его идиотской улыбки она с трудом удержалась от смеха.
— Тогда расскажи: Жаим говорит, ты сходишь с ума. Ивард моргнул, и глаза его затуманились на мгновение.
— Голоса, — сказал он. — Я думаю, это из-за этого. — Он дотронулся до запястья чуть выше ленты келли, которая теперь окончательно срослась с его кожей. — Правда, когда я здесь, я их не слышу, — не без облегчения добавил он.
— Вот и хорошо. Не хочу, чтобы за нами подглядывали, пока мы трахаемся. — Она еще раз наклонилась поцеловать его, но замерла, когда он вздрогнул. Щеки его сделались теперь ярко-пунцовыми. — Эй, это еще что? — Она дотронулась до его пылающих щек. — Только не говори, что ты хочешь выставить меня из своей койки...
Ивард мотнул головой, сжав губы,
По тому, что в глазах его не было и намека на улыбку, она поняла, что он переживает — вот только причины этого она знать не желала.
«Он не мог там быть, когда Вийя насиловала Локри».
Марим прикусила губу, чтобы не прыснуть со смеху. Именно она нашла своего соседа по кубрику после общения с Вийей, и он отказался идти в лазарет, так что ей самой пришлось вести к нему Монтроза. Даже накачанный транквилизаторами, Локри отказался рассказывать, что случилось.
Марим улыбнулась Иварду.
«Я еще выколочу из него всю эту историю».
Она погладила его по голове и потрепалась немного о всякой ерунде. Перед тем как уходить, она снова заговорила о его добыче, обратив при этом внимание на то, что он ни разу не заикнулся о пропавшей монете.
* * *
Одним быстрым движением Жаим блокировал удар и тут же нанес — несильно — ответные, сначала ребром ладони, потом ногой. Аркад отбил их довольно чисто. Для Жаима он был сейчас не столько человек, сколько часть приема, и его движения в унисон с Жаимом, это единство противоположностей — удара и противодействия — успокаивало Жаима.
— Внимательнее следи за узором, двигайся в лад с ним — и ты увидишь, как растягивается он в пространстве и времени, — эти слова говорила Жаиму еще мать много лет назад.
Узор поединка, который он вычерчивал сейчас, отражал гармонию Вселенной, которую он нашел в учении серапистов и в Уланшу: единение, целостность.
При мысли об этом его сразу же обожгло горькое воспоминание: целостности нету, а единения не будет больше никогда. Светлый путь, который так часто утешал его, исчез, а на месте его осталось воспоминание о теле Рет со следами стальных когтей...
Жаим взвинтил темп, стараясь отделаться от мыслей и воспоминаний. Захватывающая скорость, непрерывное движение вносили в его душу хоть немного успокоения, но скоро он заметил, что его партнер начинает выдыхаться. Он тряхнул головой, выходя из боевого транса, и увидел, что Аркад, задыхаясь, привалился к стене, а его собственные пальцы сомкнулись у того на шее.
Жаим опустил руки. Аркад закрыл глаза, трясущейся рукой отбрасывая с лица взмокшие волосы. Жаим покосился на часы и поразился — столько прошло времени.
— Слишком долго, — сказал он. — Ты мог бы и остановить меня.
Брендон слегка улыбнулся.
— Отличная проба сил... — Он перевел дух. — В настоящем бою... — он здорово охрип, — никто не даст мне передохнуть... если я устану.
Восстанавливая в памяти ход поединка, Жаим вдруг понял, что не только вышел за пределы обычного времени тренировки, но и забыл сдерживать себя в использовании некоторых приемов. Тем не менее Аркад выдержал все это вполне прилично.
«Похоже, он тоже сражается с собственными тенями», — подумал Жаим.
— Ты быстро учишься, — произнес он вслух.
— Недостаточно быстро... — прохрипел Брендон, падая в кресло с виноватой улыбкой. — Ты с полдюжины раз убил меня.
Жаим собирался было ответить что-то, но тут звук, на который он не обращал внимания, дошел до его сознания, соткавшись в классическую танцевальную мелодию. Воспоминания снова захлестнули его, на этот раз другие.
— КетценЛах, — удивленно произнес Брендон, склонив голову набок. — Кто это играет?
— Монтроз, — ответил Жаим. — Синтезатор.
«Он не играл этого с тех пор, как погиб Маркхем. Почему заиграл снова?»
Полузакрыв глаза, Брендон откинулся к переборке; обнаженное по пояс тело его блестело от пота.
— Хорошо играет.
Легкое ударение на первом слове выдавало его удивление.
Жаим натянул комбинезон и вытер пот с глаз рукавом. Он мог бы сказать Аркаду, что на «Телварне» собралась неплохая коллекция записей самой разной музыки всех эпох, но Маркхем всегда предпочитал живую музыку, живые голоса.
Жаим нахмурился — музыка звучала не в его памяти, но наяву. Монтроз по обыкновению играл достаточно громко, чтобы его было слышно по всему кораблю.
«А я бы сейчас предпочел тишину».
Он уловил легкое движение и поднял взгляд. Аркад смотрел в пустоту, словно вспоминая что-то.
— Маркхем любил слушать эту пьесу в записи, — сказал он с легкой улыбкой, заметив взгляд Жаима. — Очень часто.
— Он вообще любил музыку. Рет говорила... — Жаим зажмурился, пытаясь отогнать воспоминания. Они отказывались уходить, так что ему ничего не оставалось, как продолжать. — Рет говорила, он специально подобрал экипаж так, чтобы можно было музицировать, пока корабль в скачке.
— А кто еще играет?
Взгляд Аркада все еще оставался устремленным в пространство.
— Мы... Рет Сильвернайф и я... на барабане-санса и литаврах. Пейзюд на свирели. Ну да, Пейзюд ведь уже убит... Локри, когда напьется, вспоминает песни из нескольких разных систем. Он поет. Неплохо поет, — добавил Жаим.
— Значит, консерватория у Маркхема была лучше, чем боевой экипаж? — Голос Аркада немного окреп и зазвучал резко.
Жаим подумал немного, прежде чем ответить, но решил, что резкость эта относится не к нему.
— Ну, не все, — сказал он. — Джакарр терпеть не мог музыки.
— Джакарр... Это тот, что пытался захватить власть, когда прилетели мы с Осри, верно?
Жаим кивнул, еще раз вытерши лицо и смахнув со лба короткую — траурную — прядь волос.
— Он управлял огнем на «Телварне», пока Маркхем не обнаружил, что Вийя быстрее. Тогда и начались неприятности.
Аркад чуть улыбнулся.
— А Вийя? Тоже играет на чем-нибудь?
— Нет. — Жаим снова поколебался, думая, как много он может открыть, потом решил, что тут и говорить-то особенно нечего. — Но она слушала.
Быстрая мелодия КетценЛаха, беседа — все это воскрешало картины годовалой давности. Смех, песня... планы... «Маркхем, Рет — обоих уже нету. А вместе с ними нет гармонии». — Жаим снова зажмурился и тряхнул головой.
Только что лицо Брендона расслабилось немного, выказывая интерес, отражая скорбь самого Жаима. Теперь его улыбка снова стала вежливой, прикрытием для мыслей. Он встал из кресла.
— Спасибо, — произнес он, махнув в сторону матов, и вышел.
Жаим окинул взглядом знакомое вот уже столько лет машинное отделение. Огонь идет туда, куда хочет... То, что казалось ему исполненным мудрости, стало теперь простой банальностью.
Он вышел, окутанный музыкой и разбуженными ею воспоминаниями, и направился прямиком в каюту к Вийе.
* * *
Марим прислонилась к стене, выставив вперед коленку, и ждала. Неужели Жаим правда гоняет Аркада вдвое дольше обычного, или это просто она устала ждать?
Наконец он все-таки появился, часто дыша, вспотев — даже старые чужие штаны промокли от пота. Она прикусила губу.
Его лицо казалось отрешенным, и он прошел бы мимо, не ухвати она его за руку.
Мускулы под гладкой смуглой кожей рефлекторно напряглись, и он остановился. На мгновение она увидела в его голубых глазах тревогу, почти угрозу, но все это сразу же пропало, сменившись учтивостью, которой он всегда прикрывался как щитом.
«Значит, урожденные чистюли друг до друга не дотрагиваются, да?»
Ну что ж, почему бы не проверить еще? Она лучезарно улыбнулась ему и резко взмахнула рукой, целясь ему под вздох.
Учтивость исчезла; глаза его удивленно расширились, и он отступил на шаг, перехватив ее руку.
Нормальная человеческая реакция. Она довольно рассмеялась.
— Ты ловок, — заявила она. — Хочешь, трахнемся?
Такая прямолинейность, похоже, застала его врасплох.
— Я весь грязный, — сказал он, сделав руками неопределенный жест.
— Ничего, мне нравится.
Щеки его порозовели, и она опять рассмеялась. Он улыбнулся довольно иронично: он снова владел своими эмоциями.
— Меня что, приманивают? А что ты скажешь, если я отвечу «да»?
— Я скажу, что мой кубрик там, разве что там сейчас Локри, а он сам хочет похитить тебя, так что нам лучше пойти к тебе.
Брендон повернулся и зашагал дальше, в направлении своего кубрика.
— Ты всегда так прямолинейна?
Она пожала плечами.
— Обычно. Что смысла в намеках, когда ответ все равно «да» или «нет», а если ты слишком задуришь голову собеседнику, ты можешь предложить ему трахнуться, а он поймет это как приглашение посмотреть коллекцию редких слизняков.
Брендон тоже рассмеялся.
— Ну не всегда же все так просто.
— Куда уж проще, — хихикнула она и принялась ждать содержательной лекции по искусству дулусского иносказания и о серьезном подходе к близким связям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67