— И тактики — в некотором роде — тоже. Например, от пороха при стрельбе было столько дыма, что это затрудняло видимость точно так же, как обилие обломков в современном бою часто сводит к минимуму эффективность датчиков.
Негромко свистнул динамик связи, прервав их разговор.
— Капитан, до Тремонтаня час ходу.
— Уже иду.
Она направилась к люку.
— Кстати, я все еще пытаюсь докопаться до того, что такое галсы; я не собираюсь проигрывать пари, заключенное почти двадцать пять лет назад.
Все хором посмеялись, она вышла и поспешила на мостик.
* * *
ГИПЕРПРОСТРАНСТВО: АРТЕЛИОН — ДИС
Себастьян Омилов поставил чашку на блюдце, наслаждаясь музыкальным звоном дорогого фарфора. Цивилизованный звук — вроде той оперы, которую Монтроз ставил вчера, узнав, что Омилов любит музыку.
— Отменный обед, доктор. Нет, более того: я бы сказал, его готовил повар, получивший кулинарное образование на Голголе. Владелец этого судна, должно быть, очень богат.
Монтроз стукнул себя кулаком по груди и низко поклонился.
— Разумеется, на Голголе.
— Вы? А я думал...
— Ну и врач тоже, — расхохотался Монтроз. — Как-то раз я решил попутешествовать по всем секторам и даже дальше, а поскольку богатым меня никак не назовешь, мне пришлось зарабатывать на пропитание самому. Большинство кораблей нуждаются во врачах и коках, а в моем лице они получают обоих сразу.
Омилов отхлебнул маленький глоток настоящего кофе, не забывая внимательно слушать. Монтроз в первый раз поделился с ним хоть чем-то из своей жизни. Монтроз ухаживал за ним безупречно, но при всем этом Омилов замечал некоторые странности: Осри ни разу не оставляли с ним с глазу на глаз, никто не называл при нем ни того, чем занимается судно, ни того, куда оно направляется. Если не считать Осри, чье поведение постоянно выдавало плохо скрываемую ярость, единственным человеком, с которым Омилов разговаривал на борту этого корабля со времени короткого разговора с Брендоном, был Монтроз. Брендон — теперь уже Эренарх Брендон — не заходил к нему больше, хотя и Монтроз, и Осри на вопрос, как он, отвечали, что в порядке.
— Обучение в голголианской академии, должно быть, сложнее медицинского образования? — поинтересовался Омилов.
— Нет, это оказалось легко, — с улыбкой ответил Монтроз. — Главное при готовке — это точность, как и при хирургической операции, и при занятиях искусством.
Соединение этих занятий слегка покоробило Омилова. Подняв взгляд, он увидел, что это было сделано умышленно. Самые злостные правонарушители выходят из изгнанников.
Он отставил чашку, стараясь не выдать себя выражением лица.
— Насколько я понимаю, мы невольно стали гостами Рифтерского Братства?
Глаза Монтроза довольно засияли.
— Разумеется, — произнес он и тут же посерьезнел. — Но должен заметить особо, наш капитан не состоит в союзе с Эсабианом Должарским.
— Но и с Панархом, подозреваю, тоже, — пробормотал Омилов, стараясь унять сердцебиение. Монтроз нахмурился.
— Вам здесь ничего не грозит. Кстати, капитан хочет поговорить с вами. Осилите беседу?
— Осилю или нет, но с капитаном мне очень хотелось бы поговорить.
Монтроз кивнул, забрал поднос и вышел.
Люк с шипением отворился, и в палату вошла высокая молодая женщина в простом черном комбинезоне. Она смерила Омилова пронзительным взглядом необычно темных глаз; гладкое смуглое лицо при этом оставалось бесстрастным, как у статуи.
— Меня зовут Вийя, — представилась она. — Я командую «Телварной».
Она уселась в ближнее к койке Омилова кресло с непринужденностью, выдающей уже укоренившуюся привычку властвовать.
Он решил воздержаться пока от оценок, хотя что-то настораживало его в ее произношении.
— Меня зовут Себастьян Омилов, — почтительно начал он. — Я профессор урианской истории Шарваннского Университета. Первым делом мне хотелось бы поблагодарить вас за мое спасение.
Она небрежно отмахнулась.
— Своим спасением вы обязаны не мне, но эйя, — спокойно возразила она. — Без них мы не узнали бы о том, что вы там. Взяла же я вас с собой в первую очередь потому, что мною двигало стремление досадить Властелину Должара.
Она сопроводила эти слова легкой, но достаточно неприятной улыбкой; то, как она произнесла слово «Должар», потрясло его как вспышка молнии.
«Твоя культура утверждает, что нет страха больше, чем страх перед смертью; мы на Должаре знаем, что это не так».
На мгновение перед взглядом его возникли из памяти надменные черты Эводха, личного палача Эсабиана. Безымянный палец левой руки словно онемел, щека непроизвольно дернулась. Женщина на мгновение зажмурилась; ему показалось, что на лице ее промелькнуло... смятение? Боль?
Должарианка. Многолетний опыт удержал его от проявления эмоций, но мысли в голове лихорадочно заметались.
— Осри говорил мне про эйя, но я с трудом поверил ему, — пробормотал он, пытаясь сосредоточиться. — Как оказались они среди людей?
— Они избраны своим... своим мыслемиром для наблюдений за людьми. Я встретилась с ними в космопорту под названием «Два Куска» на Авгии IV.
— Я слыхал о таком месте, — он улыбнулся, сохраняя голос бесстрастным. — Но как они оказались там и как вы встретили их?
Глаза ее на мгновение осветились воспоминанием, но тут же снова сделались ледяными.
— Его выбрали потому, что там самое оживленное движение в том секторе и соответственно больше всего людей. Их миссия терпела неудачу до тех пор, пока мы не прибыли туда чинить «Солнечный Цветок» — когда мы стали на стоянку, мы обнаружили весь этот сектор космопорта практически вымершим, а оставшиеся люди разбегались от эйя. Поскольку я темпат, я решилась подойти к ним — я не уловила признаков враждебности, хотя их эмоции и не во всем совпадают с человеческими, — и обнаружила, что с ними можно установить связь.
Темпат. Теперь становилось ясно, почему на лице ее обозначилась растерянность — это было отражение его собственных эмоций. Он испытал легкий приступ отвращения, понимая, откуда оно взялось: тот, кто может улавливать лежащие в глубине чувства, кто может проникать под обычно непроницаемую маску дулу, представляет собой угрозу социальному устройству, основанному на внешнем этикете.
«И потом, — подумал он, — это просто неприятно».
— Связь? — переспросил он вслух. — Конечно, я не синхронист, но мне казалось, темпатия и телепатия — не совсем одно и то же.
Она пожала плечами.
— У людей — да, наверно. Эйя совсем другие.
Она не стала объяснять, в чем.
— Значит, слухи об их способностях преувеличены?
— И нет, и да. — Она бесстрастно поглядела на него. — Насколько это вам интересно?
— Хотя я ксеноархеолог, — ответил он, — это не значит, что мои интересы ограничиваются вымершими цивилизациями.
Если она и думала, что разговор приобретает несколько странный оборот, она ничем этого не выказала.
— Ладно. Их псионическая энергия ничуть не преуменьшена, но они вовсе не те монстры, какими их рисует молва. Они живут на ледяной планете, богатые залежи ценных минералов которой ими почти не эксплуатируются.
— Это мне известно. Правда, эти же минералы можно найти и в Тысяче Солнц, на необитаемых планетах.
— Но не вплетенные в материалы, которые мы до сих пор не можем воспроизвести.
— Вплетенные?
— Они плетут все. Включая подобие брони из кристаллов, которую носят для защиты от обитающих на планете хищников. Как бы то ни было, вскоре после открытия их планеты туда устремился обычный рой охотников за наживой, чтобы нагрести все, что можно, пока Панархия не объявит обычный карантин. Перед разграблением поселений эйя они обычно испепеляли обитателей, что и вынудило последних (после неудачных попыток установить контакт) к сопротивлению — они одним ударом полностью очистили планету от захватчиков.
Следующие три или четыре корабля, вошедшие в атмосферу планеты, были встречены точно так же, и только после этого эйя сделали почти непостижимое для них открытие. Им не удалось установить контакт с мыслемиром людей просто потому, что такого не существовало, и в конце концов они были вынуждены допустить, что каждый человеческий индивидуум направляется сам по себе. Это открытие требовало серьезного изучения, без которого они не могли решить, как поступать с людьми дальше.
— Да, это действительно новость, — задумчиво признал Омилов. — Насколько я понимаю, вы намеренно не доводили эту информацию до властей?
— Я сама себе власть, — ответила она, — и им самим решать, что делать с их миром и его ресурсами.
— Значит, они набираются информации о человечестве на рифтерском корабле...
— А почему бы и нет? — ответила она не без вызова. — Это не самое плохое представление о нашем виде из тех, что они могут получить.
Омилов старался говорить спокойно:
— Я не собираюсь спорить с вами об этом; полагаю, мы оба будем по-своему правы и неправы одновременно. — Он скрестил руки на груди. — Чего мне хотелось бы знать, если это возможно, конечно, так это ваши намерения по отношению ко мне, моему сыну и Эренарху.
— А мне интересно, за что ксеноархеолог попал в умовыжималку Эсабиана? — ответила она вопросом на вопрос.
Омилов ответил не сразу. Капитан ждала, не сводя с него спокойного взгляда своих темных глаз.
— Почему бы вам не спросить об этом Эсабиана? — произнес он наконец.
— Из-за этого шара? — Она сунула руку в сумку на поясе и достала оттуда маленький блестящий шарик, так таинственно появившийся в доме Омилова... казалось, с того дня прошло уже много лет. Он смотрел, как Вийя перекатывает его с руки на руку, вздрагивая от того, что шар ведет себя не так, как положено нормальному предмету. Она подняла взгляд. — Полное отсутствие инерции. Кто сделал это?
— Существа, которых мы называем урианами. Это все, что мне известно.
Он снова ощутил тревожное покалывание в пальце.
— И Эсабиан ищет это? Эйя ощущают огромную энергию, — мягко добавила она.
— Мне известно, что это называется Сердцем Хроноса и что его хранила миллионы лет разумная раса на планете, ныне объявленной на карантине. Это надо вернуть туда. Вы его мне отдадите?
— Возможно... когда-нибудь.
— Могу я полюбопытствовать, что вы намерены с ним делать?
— Я еще не решила. Во многом это зависит от того, что я узнаю о нем, как его можно использовать. Что вы можете мне рассказать об этом предмете?
— Почти ничего, — ответил он, слыша в своем голосе нотки раздражения.
— Эйя распознали в нем какое-то псионическое устройство, но им кажется, здесь недостает какой-то составной части. Вы не знаете, какой?
Он медленно покачал головой, стараясь не выдать своего потрясения от этого вопроса. Мгновение он почти наяву видел огромный, гулкий интерьер Святилища Демона, высокую фигуру Хранителя и рой его почти безмозглых слуг.
«Никто из наших псионов не докладывал о недостающей части».
Похоже, комбинация человека-темпата и мыслемира эйя — по крайней мере той его части, которую они захватили с собой, — создала совершенно новое качество.
— Если вы знаете хотя бы это, вы уже знаете больше моего. Мне неизвестно даже, каким образом этот предмет покинул ту планету. Он просто появился у меня — совершенно неожиданно, переадресованный по почте.
— Он был переадресован вам, потому что кто-то знал: вам известно, для каких целей его можно использовать. Тот человек не мог не понимать его ценности и — вроде вас — знал достаточно, чтобы его пропустили через умовыжималку. И это оказалось достаточно важно, чтобы вы сопротивлялись умовыжималке из последних остатков вашей воли.
Ее взгляд оставался совершенно спокоен; он понимал, что она сконцентрирована на его реакциях. Он ощутил слабую боль в висках, словно мозг его воскрешал память об умовыжималке.
«Темпаты не могут оказывать такого эффекта. А эйя? С кем же я борюсь?»
Он заставил себя сделать глубокий вдох, прежде чем ответить.
— У меня нет никаких фактов, только предположения, — заявил он наконец.
— Вы знаете, где и как искать эти факты. И ваши предположения могут подтвердиться.
Взгляд ее оставался таким же пристальным, и быстро нараставшая головная боль мешала внятно думать. Он не удержался и зажмурился, прикрыв глаза рукой.
— Прошу прощения... — выдохнул он. — Я еще не настолько оправился, как мне казалось.
Она встала и повернулась к выходу; он ощутил, как ослабло давление на его череп.
«Должно быть, я правда вспоминаю эту чертову эсабианову машину», — с трудом подумал он.
— Я все равно найду ответы на свои вопросы, — сказала она. — До тех пор я оставлю это у себя.
С этими словами она вышла.
* * *
Монтроз следил за лицом Омилова на мониторе. Гностор, наконец, засыпал; датчики показывали ровный пониженный пульс.
Монтроз переключил монитор на вторую палату. Ивард парил над койкой, удерживаемый ремнями, и сонно улыбался, глядя, как Люцифер играет в кошки-мышки с плавающей в невесомости ложкой. Похоже, Иварда забавляла ловкость, с которой эта зверюга перепрыгивает с потолка на стены; старый кот был хорошо вышколен и ни разу не приблизился к койке.
Некоторое время Монтроз сидел неподвижно, потом вдруг набрал запрос. Получив ответ, он посидел еще несколько секунд, размышляя, потом внес небольшие изменения в гравитационный режим и состав воздуха в палатах и включил автоматический контроль. Потом нацепил на пояс коммуникатор, встал и потянулся.
Покосившись на часы, он увидел, что по установленному на время скачка режиму дня время уже позднее. Ленивой походкой он направился в кают-компанию, где застал двух членов экипажа. Пока он наливал себе кружку горячего кафа, Марим возбужденно повернула к нему свою острую мордочку.
— Не знаешь, чего это Вийя так бесится?
— Что? — удивился Монтроз.
— Она так расхаживает, только когда злится, — пояснила Марим. Она вдруг вскочила с места, на цыпочках подошла к двери и выглянула. Потом ухмыльнулась. — А когда она бесится, ей под руку лучше не попадаться. Я, во всяком случае, не хочу.
— Успокойся, балда, — тряхнул головой Локри. — Просто этот вонючий старикан в лазарете, поди, не стал с ней разговаривать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67