– Я слышала, что партийная организация вашего министерства будет на следующем собрании решать вопрос о приеме в партию Айвара Лидума. Мне свою рекомендацию придется взять обратно. Думаю, что так же поступит и второй рекомендующий – Инга Регут. Улыбаться нечего, я говорю вполне серьезно.
– Почему же такая немилость, Анныня? – продолжая улыбаться, спросил Айвар.
– Потому что ты жестокий человек, Айвар, – заключила Анна, – жестокий и беспощадный. Меня, например, ты ни чуточки не жалеешь. Ни одного звонка, ни одного правдивого слова… Я могла подумать все что угодно, а он…
– Он готов искупить свою вину и обещает в другой раз так не делать! – воскликнул Айвар. – Если хочешь, буду теперь каждое утро телеграфировать, какая у меня температура.
Наконец Айвар был прошен.
Вечером, навестив Жана и отца, Анна уехала вместе с Яном Лидумом в Ригу. А Айвар снова засел за книги, чтобы наверстать упущенное: через неделю надо было ехать в Ригу, и он хотел сдать очередной зачет в Сельскохозяйственной академии.
6
В середине февраля экскаваторы кончили работу на болоте и их направили в Айзупскую волость (летом будущего года там предполагали развернуть большие мелиоративные работы). Жан Пацеплис сдержал данное Драве слово и перешел обратно на работу в МТС бригадиром только что организованной новой бригады трактористов: в Пурвайской МТС сейчас стало три тракторных бригады.
Болото оседало медленно, словно нехотя.
За зимние месяцы Айвар не раз совещался с председателями окрестных колхозов, а те в свою очередь – в обширной семьей колхозников, и все признали, что вместо открытых канав на Змеином болоте надо устроить сеть закрытого дренажа. Технический проект был исправлен, и теперь на месте работ лежали большие юры керамических труб.
После небольшого перерыва, необходимого для подготовки завершающего, решительного наступления на болото, после смены некоторых машин и заготовки всех необходимых материалов работа на Змеином болоте закипела с новой силой.
Айвар несколько раз побывал в Риге по служебным делам и каждый раз, пользуясь случаем, сдавал экзамены в Сельскохозяйственной академии. В конце мая он сдал последние за третий курс. В ту же весну Артур Лидум окончил заочное отделение Высшей партийной школы и сдал кандидатский минимум. В связи с этим ему пришлось провести несколько недель в Москве и поработать под руководством известного ученого. Артур уже выбрал тему для диссертации на звание кандидата экономических наук и энергично собирал материалы, решив закончить эту работу за два года. Тема была весьма актуальная и интересная – о проблемах коллективизации сельского хозяйства в Советской Латвии. Бывая в новых колхозах, Артур интересовался всем новым и характерным. Нередко он советовался с Айваром и уточнял ту или иную подробность, которая ему была еще недостаточно ясной. Он не сомневался, что после завершения сплошной коллективизации, то есть в ближайшие два-три года, одной из самых насущных проблем в Советской Латвии должна была стать ликвидация хуторской системы, и в этом случае недопустимо было никакое упрощенчество, не пригодны никакие шаблоны – нужно было глубоко продуманное практическое решение с учетом всевозможных мелочей. Вот это сейчас занимало Артура Лидума, это было главной темой его бесед с Айваром, с председателями колхозов и с различными работниками сельского хозяйства.
Вместе с руководителями колхозов и уездными работниками сельского хозяйства Айвар много думал о землеустройстве Змеиного болота после окончательной осушки. Здесь имелась полная возможность развить крупное образцовое молочное хозяйство с большими лугами, клеверными полями и пастбищами. С таким же успехом можно было организовать и зерновое хозяйство, механизировав все полевые работы, используя тракторы и комбайны. Все это, конечно, должно быть вполне современным и соответствовать последним достижениям науки и техники.
«Хорошо, когда человек умеет красиво и смело мечтать, – думал Айвар, мысленно обозревая свою работу и работу других, – но какое огромное счастье, когда у людей есть возможность воплотить свои мечты в действительность». Такая возможность была дана ему и всем советским людям, которые сегодня в стране победившего социализма строили коммунизм под водительством коммунистической партии. Самая простая, казавшаяся заурядной работа становилась творчеством, а каждый маленький работник в этой огромной семье – творцом.
7
Валентина быстро сжилась со своей новой семьей. По правде говоря, процесс полной духовной спайки начался давно – еще в грозные годы войны; поэтому Валентина, Артур и Ильза, став членами одной семьи, только окончательно завершили его. Это произошло безболезненно, никому из них не надо было чем-то жертвовать, отказываться от чего-то такого, что раньше было важной и неотъемлемой частью личности. Наоборот: ничего не теряя, ничем не жертвуя, все они обрели что-то новое. Узнав о замужестве дочери, мать Валентины, как это свойственно многим тещам, вначале пыталась хоть издалека, в письме, опекать новую семью, давала многочисленные советы Валентине, как вести хозяйство, как закрепить в семье и обществе положение хозяйки дома, не забывала она намекнуть и на необходимость «взять вожжи в руки с первого же дня, так как потом сделать это гораздо труднее». Валентина решительно ответила матери, что ее беспокойство напрасно, что менее всего она хочет держать мужа под каблуком. Когда Артур сдал государственные экзамены в Высшей партийной школе, он несколько раз навестил тещу, и она убедилась, что зять – хороший, умный и культурный человек и что нет никаких причин опасаться за счастье единственной дочери. Но окончательно ее сердце успокоилось только, когда она в самой середине лета приехала в Латвию и несколько недель прогостила у Валентины. Она быстро подружилась с Ильзой и убедилась, что та так же мало походит на старый тип «лихой свекрови», как день на ночь. Ян Лидум, с которым она познакомилась незадолго до отъезда в Москву, прямо-таки очаровал ее своею простотой, искренностью и меткостью суждений.
– Чудесные люди… – говорила она дочери. – В твоей семье чувствуешь себя свежей, бодрой, даже не хочется уезжать, так легко у вас дышится…
Почему там было так хорошо? Не потому, конечно, что Валентина, Артур и Ильза старались прочесть в глазах другого каждое желание. Изредка и здесь спорили, иногда даже тучка заволакивала солнце, но они не давали злой силе себялюбия властвовать в их жизни, никогда не делали из мухи слона и честно старались понять друг друга. При таких отношениях было нетрудно первому подать руку примирения, общими усилиями вытащить невзначай уколовшую занозу, пока ранка не загноилась, и превратить в шутку то, что еще недавно угрожало семейному согласию. Валентина иногда любила подразнить Артура; он отвечал ей тем же, и обычно дело кончалось веселым смехом, потому что оба они обладали на редкость развитым чувством юмора, – у кого этого чувства не хватает, тому опасно шутить, но еще опаснее шутить с таким человеком. В жизни Валентины и Артура смех был неотъемлемым элементом, и они не опасались, что дружеская шутка может когда-нибудь превратиться в злую насмешку, как это иногда бывает, если вместо дружбы источником остроумия является недоброжелательность, досада, желание блеснуть и показать свое превосходство. Обычно самые острые споры возникали, когда на «семейном совете» решали, на что истратить общие доходы, что купить и кому первому сшить новое пальто, костюм или платье. Каждый старался убедить остальных, что ему ничего не нужно, а в первую очередь надо позаботиться о других членах семьи. Решающее слово в таких спорах принадлежало Ильзе. Но когда выяснилось, что Валентина с Артуром ждут прибавления семейства, все согласились, что теперь в первую очередь надо заботиться о нем, о будущем советском человеке, – со дня появления на свет он ни в чем не должен чувствовать недостатка.
8
В Народном доме Пурвайской волости всю зиму и весну кипела работа. Драматический кружок под руководством участкового врача Зултера разучил несколько пьес и выезжал с некоторыми постановками на гастроли в Народные дома соседних волостей. Директор школы Жагар без устали готовил хор для большого Праздника песни, и Гайда тщательно шлифовала мастерство участников хореографического кружка, шаг за шагом добиваясь того, чтобы в исполнении танцев чувствовалось артистическое изящество, легкость и слаженность. Удивляться этому не приходилось – большинство членов коллектива уже почти три года участвовало в открытых выступлениях. Прошлым летом на смотре художественной самодеятельности хореографический коллектив Пурвайской волости занимал одно из первых мест по уезду и теперь твердо рассчитывал на поездку в Ригу.
Подготовка к республиканскому Празднику песни и участие в уездном Дне песни совпадали с началом спортивного сезона, и кое-кому из молодежи нередко приходилось разрешать трудную задачу: чему больше уделять внимание – художественной самодеятельности или физкультурным занятиям? Гайда и Жан иногда попадали в затруднительное положение, не зная, как распределить свое время: тренировку к велокроссу нельзя было совместить с репетициями хореографического кружка. Гайда уже хотела отказаться от поездок в пользу кружка, ведь в первом случае дело касалось только ее, тогда как второе было делом целого коллектива.
Республиканское состязание по велокроссу и шоссейным гонкам состоялось в середине мая; в них от Пурвайской волости участвовали трое: Гайда Римша, Жан Пацеплис и Эвальд Индриксон. В состязаниях участвовало много представителей сельской молодежи, и старым мастерам приходилось считаться с этими серьезными конкурентами. В женском велокроссе Гайда получила один из призов. В мужском кроссе Жан вышел на второе место, а Эвальд Индриксон, тренировавшийся специально к шоссейным гонкам, занял третье место. Благодаря достижениям пурвайцев к концу состязаний команда их уезда выдвинулась на второе место по республике и увезла домой диплом и приз.
Узнав по радио о результатах состязаний, Драва прислал Гайде и Жану восторженную поздравительную телеграмму. Эвальда Индриксона он не поздравил, считая, что это дело Регута. Зато Регут показал себя человеком более широкого размаха: в своей телеграмме Эвальду он не забыл поздравить Гайду и Жана, хотя они не были членами его колхоза.
…Уездный День песни был проведен во второй половине июня, когда у крестьян было больше свободного времени: весенние полевые работы закончены, а сенокос еще не начался. Пурвайцы послали на праздник объединенный хор четырех колхозов волости – это была новая черта в культурной жизни республики. И хор и хореографический кружок завоевали право участвовать в республиканском Празднике песни и за несколько дней до большого фестиваля народного искусства поехали в Ригу, чтобы принять участие в репетициях объединенного грандиозного хора и хореографических коллективов.
Словно огромный цветник, запестрела столица республики тысячами ярких национальных костюмов. Как гигантский сказочный орган, зазвучала обширная эстрада на площади Коммунаров, когда запели многие тысячи голосов.
Большой праздник начался парадным шествием участников по центру города, мимо здания Центрального Комитета Коммунистической партии Латвии к стадиону «Динамо» – вечером там должны были состояться выступления танцоров. Город за городом, уезд за уездом во главе с секретарями партийных комитетов и председателями исполкомов прошла перед рижанами колонна участников. Если бы собрать все цветы, что несли в руках участники шествия, все венки, украшавшие головы женщин, выросла бы огромная гора, и кто в состоянии охватить и измерить всю радость, счастье и гордость, выраженные в улыбках, в восторженных взглядах, в биении сердец освобожденных людей!
На второй день праздника на площади Коммунаров пел объединенный хор. Звучали старинные латышские народные песни и песни братских советских народов. Над рижскими башнями плыли волны звуков, лило свое золото солнце, и казалось, что реки, ручьи и само синее море стремятся присоединить свои голоса к величавому гимну, который пел человек своему народу и Отчизне.
…В заключительном концерте в Театре оперы и балета, где выступали только премированные коллективы, участвовал и объединенный хореографический коллектив пурвайских колхозников. Гайда получила присужденную ей жюри награду – прекрасный деревянный ларец с янтарной инкрустацией, выполненной в национальном стиле, и почетную грамоту. Почетную грамоту получил и хор пурвайцев. Большая, длившаяся годами работа увенчалась заслуженным успехом.
Большинство пурвайцев после окончания концерта сразу же уехало домой. Только те, у кого в городе были родственники и друзья или неотложные дела, остались в Риге. Среди них были Гайда Римша и Жан Пацеплис. Ян Лидум пригласил их погостить несколько дней на даче, где сейчас жила и Анна.
Жан и Гайда впервые увидели море. Спокойное и ласковое, озаренное июльским солнцем, лежало оно в необозримых берегах, покоряя своим простором. Человек полей и лесов, впервые очутившийся на побережье, чувствует простор моря глубже и острее, чем тот, кто всю жизнь прожил на его берегу.
Словно хмельные, бродили Жан и Гайда по пляжу и прислушивались к лепету волн, который не прекращался ни днем, ни ночью, как бы тиха ни была погода. Крики чаек, сверкающие в открытом море паруса яхт, черные силуэты пароходов на горизонте и шуршание нагретого песка под босыми ногами навевали чудесное, не то мечтательное, не то тревожное настроение. Хотелось петь, улыбаться, слиться с великой природой, как отдельные капли воды сливаются с океаном.
Они купались несколько раз в день, а по вечерам, когда к ним присоединялась Анна, втроем сидели на дюне и смотрели, как солнечный шар, подобно красноватому раскаленному углю, медленно погружался в море;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86