Как-то Эмкалн достал сборник рассказов Максима Горького, и они так очаровали Айвара, что он не успокоился, пока не прочел все произведения Горького, какие только мог достать: «Старуха Изергиль», «Городок Окуров», «Мальва», «Дело Артамоновых». С этого времени Айвара уже не прельщали переводы французских салонных романов и стряпня доморощенных трубадуров, до хрипоты восхвалявших сына земгальского прасола и установленный им в Латвии режим. В начальной школе Айвар настолько усвоил русский язык, что мог с помощью словаря читать русских писателей в оригинале. Таким путем ему удалось познакомиться с «Петром I» Алексея Толстого и с нелепо сокращенным изданием «Тихого Дона» Шолохова. В голове Айвара все еще царил большой сумбур, но некоторые книги, беседы с Эмкалном о новой, строящейся в Советском Союзе жизни и несколько советских фильмов, которые ему удалось посмотреть в рижских и уездных кинотеатрах, сделали свое. Айвар уже перестал слепо верить всему, что старалась втемяшить латышскому народу продажная свора пропагандистов министерства общественных дел.
«Врет, негодяй… – думал он, когда кто-нибудь из учителей начинал горячо восхвалять «изобилие» ульманисовской Латвии и мрачно и враждебно, не жалея черной краски, рисовать жизнь в Советском Союзе. – Грязи и безобразий хватает и у нас, а в Советском Союзе достаточно найдется хорошего».
Но ложь еще не пробуждала в нем отвращения и гнева, Айвар думал о ней, добродушно усмехаясь, как о неловком ходе уличенного шулера.
Быстро пролетел и второй учебный год. Когда Айвар приехал домой на каникулы, он столкнулся с одним из проявлений несправедливости, при столкновении с которой честный человек должен возмутиться до глубины души.
5
Приехав в Урги и повидавшись с приемными родителями. Айвар пошел искать старого Лангстыня, но ни в мастерской, ни в саду его не было. Какой-то незнакомый мужчина, вдвое моложе Лангстыня, работал в саду, но Айвару не хотелось обращаться к нему с вопросами, поэтому он вернулся в свою комнатку и до вечера приводил в порядок вещи, книги и школьные тетради.
За ужином ему пришлось много рассказывать о школьной жизни, об учителях, одноклассниках, а потом, улучив момент, Айвар спросил:
– Куда девался Лангстынь?
Тауринь переглянулся с женой. Оба мешкали с ответом. Наконец Эрна, зевнув, сказала:
– Он больше у нас не живет… с прошлого Юрьева дня.
– На его место взяли того человека, которого я видел давеча в саду? – спросил Айвар.
– Ну конечно… – пробормотал Тауринь.
– А где сейчас Лангстынь? – не успокаивался Айвар. – Почему он оставил Урги?
– Так нужно было, – резко ответил Тауринь, и Айвар не осмелился больше задавать вопросы. Тауринь закурил папиросу, сделал несколько глубоких затяжек, затем заговорил спокойным тоном:
– Я надумал построить рядом с садом несколько теплиц с центральным отоплением. Помидоры, редис, салат и огурцы… в одной теплице будет виноград – это принесет изрядные деньги. В Риге на Центральном рынке будем держать свой ларек. Старый Лангстынь со всем этим не справился бы, поэтому взяли человека помоложе.
– Лангстынь мог бы помогать ему, – заметил Айвар. – Хотя бы на пасеке…
– Где это сказано, что я обязан вечно кормить его? – Тауринь пожал плечами. – Он мне не сват, не брат – чужой старик. Устраивать богадельню в Ургах я не намерен.
– Для этого существует волостная богадельня, – добавила Эрна.
– Значит… он теперь там? – спросил Айвар, потрясенный до глубины души.
– Да, сейчас он там, – сказал Тауринь. – Я сам его отвез туда. Он может мне сказать спасибо. Иначе побирался бы – работать ему сейчас не под силу.
В ту ночь Айвар долго не мог уснуть. Снова и снова лезли в голову мысли о старом Лангстыне. Полжизни проработал он в Ургах, поливая своим потом чужую землю, и развел на пустыре лучший и самый доходный сад во всей волости, а когда пришла старость, его выгнали из дому, как старую собаку, – что могло быть несправедливее? В ушах Айвара звенели слова приемного отца: «Он мне не сват, не брат…» – Конечно, он тебе не сват, но ведь он человек… и человек, который работал на твоего отца, на тебя и половину своей жизни был тебе полезным. Как могли поступить так со старым Лангстынем? Это мерзко, это преступление… так поступают только волки.
Через несколько дней Айвар, тайком от родителей, навестил Лангстыня в богадельне. Он нашел его в темном, душном углу, куда редко пробивался солнечный луч. По стене, над постелью Лангстыня, ползали прусаки. Во всех углах кряхтели и вздыхали бездомные старики. Каждое лицо, даже каждый предмет в этом доме были отмечены горем, безнадежностью и глубокой скорбью.
– Вот как со мной расплатились за всю мою работу… – сказал Лангстынь. – Но что поделаешь, такова уж судьба рабочего человека. Не стоит говорить об этом. Расскажи-ка лучше, как твои успехи в этом питомнике управляющих имениями. Много ли у тебя друзей?
Айвар рассказал про Эмкална. Наконец он не утерпел и рассказал старику про «молодых волков», про их «завывания».
– Настоящая псиная свора… – проворчал Лангстынь и сердито плюнул. – Волки… хищники. С малых лет тянет к крови. Когда они станут хозяевами, батракам жизни не будет, – он вздохнул и замолчал, а когда снова заговорил, голос у него дрожал от волнения: – Бедный парень… что они из тебя хотят сделать? Зверя. Сделают клещом и кровопийцей, душителем бедных людей.
– Я никогда не стану кровопийцей, – сказал Айвар. – Если человек сам не захочет, как же его могут сделать таким?
– Привыкнешь понемногу. Придутся по вкусу их блага… власть, богатство. Но ты не поддавайся, Айвар! Не отдавай свиньям честь и совесть. Помни, что ты сам родился среди бедняков.
– Буду помнить, дядя Лангстынь…
– Дай бог, дай бог.
Несколько часов проговорил Айвар с Лангстынем о всяких вещах. Уходя, он отдал старику все деньги, которые были при нем, и долго жал ему руку, с состраданием вглядываясь в его глаза, словно чувствуя, что в последний раз видит этого доброго и честного человека, который для него был другом и ласковым дедом.
Впервые в его сознании возник вопрос: почему со старым Лангстынем он мог свободно и откровенно говорить обо всем, а со своими приемными родителями нет? Может, он не доверял им? Может, понимал, что существуют две правды и что правда Тауриней – не его правда?
«Нет… – ответил он сам себе. – Настоящая правда может быть только одна. Человеку надо самому найти ее. А если он нашел и понял, то надо держаться, не предавать и не отступать, – иначе он не будет честным человеком. Только честный имеет право жить, носить имя человека».
«Честен ли я? – спросил себя Айвар и после некоторого раздумья ответил: – Не знаю. По-видимому, нет, ведь я до сих пор не сумел помочь ни одному человеку, нуждавшемуся в помощи. Два года назад я не сумел помочь Инге Регуту… сегодня – Лангстыню».
6
Спустя два месяца Айвар вернулся в Приедоле и в новом году учился так же прилежно, как раньше, но отодвинуть Юриса Эмкална на второе место ему не удавалось. Вскоре после Нового года он получил известие, что старый Лангстынь недавно умер и похоронен на приходском кладбище Пурвайской волости. Несколько дней Айвар ходил подавленный и не принимал участия в играх и зимних соревнованиях своих товарищей, но долго ли может грустить человек о безвозвратной утрате, если жизнь ежедневно требует отклика на каждое новое событие… Успокоилось сердце юноши, шершавая рука повседневности отодвинула в царство воспоминаний образы прошлого, каждое утро сулило что-то новое, еще небывалое, и хотя обещания чаще всего не исполнялись, но человеку приятнее глядеть вперед, в будущее, чем назад, в прошедшее.
Третий учебный год подходил к концу, когда Приедоле облетела новость: Юриса Эмкална исключили из училища! Он не совершил никакого проступка, его считали примерным воспитанником, поэтому многие «молодые волки» вначале решили, что это недоразумение и ошибка.
Айвар очень любил и уважал друга и, узнав об его исключении, огорчился до глубины души; все было сделано так внезапно и ловко, что Эмкалн даже не успел попрощаться с товарищами: в начале урока его вызвали к директору и после краткого разговора сразу же отвезли на станцию.
– Надо протестовать против этой нелепости, – сказал Айвар товарищам. – На каком основании директор выгоняет лучшего ученика? Мы знаем Юриса и можем поручиться за каждый его шаг. Кто пойдет со мной к директору?
Никто не отозвался.
– Вы боитесь? – спросил Айвар. – Может, вам запрещают думать, поэтому вы принимаете на веру все, что вам здесь преподнесут!
– Не стоит связываться, – в конце концов ответил ему Берзинь из Гулбене. – Пусть Эмкалн, если он прав, сам хлопочет за себя. Почему я должен из-за него портить отношения с директором? Это не мое дело, я ничего не знаю…
– Значит, не пойдете со мной? – переспросил Айвар. Все молчали. – Ну ладно, и не надо, если вы такие трусы. Я пойду один.
Директор принял сына богатого Тауриня очень вежливо, но, узнав, по какому поводу явился Айвар, вдруг стал официален и резок.
– По какому праву вы суете нос в мои дела? – спросил он. – Где это сказано, что директор училища должен отчитываться перед воспитанниками? Если бы ваши родители не были весьма уважаемыми людьми и верными приверженцами нашего вождя, мне оставалось бы только исключить и вас из училища вместе с Эмкалном! Тауринь, да есть ли у вас стыд? Выступить в роли адвоката и защищать такого человека!
– Эмкалн лучший ученик нашего класса, господин директор, – твердо ответил Айвар. – За ним не замечалось ничего плохого. Как это самый лучший вдруг стал самым плохим – это не понятно ни мне, ни моим товарищам.
Директор покраснел от волнения и гнева. Но с сыном Тауриня волей-неволей приходилось сдерживаться и говорить корректно.
– Мы не можем давать образование детям врагов, – сказал он. – Отец Эмкална недавно арестован. Его сыну нет места в нашем учебном заведении, которое так высоко оценил в одной из последних речей сам вождь. Можете передать это своим товарищам. И вообще бросьте эти глупости, никогда больше не выступайте в качестве адвоката, если вас не задевают. Как вам не стыдно: отец – командир айзсаргов, образцовый хозяин и общественный деятель, а сын защищает отпрыска какого-то коммуниста! Идите, Тауринь, и никогда больше с такими делами ко мне не приходите.
Айвар ушел. В интернате его встретили молчанием и вопросительными взглядами.
– Ну, чего добился? – наконец не вытерпел тот же Берзинь. – Оставили Эмкална в училище?
– Его исключили из-за отца… – мрачно ответил Айвар. – Отца недавно арестовали, а сыну приходится страдать.
– Красный? – глаза хозяйских сынков вспыхнули, как у молодых волков, когда они чуют добычу.
– Так говорит директор, – ответил Айвар, – и все равно это несправедливо.
– Значит, ты не согласен с директором? – спросил один из «молодых волков». – И ты ему сказал об этом?
Возник горячий спор, в котором Айвар остался в одиночестве. Все воспитанники признали, что директор поступил правильно, исключив Эмкална, – этого требовала добрая слава учебного заведения. Удивительно, как такой человек вообще сумел пробраться в приедольское святилище, откуда Ульманис ждал полноценное пополнение для своей кулацкой гвардии.
Увидев, что товарищей невозможно переубедить, Айвар обособился, стал замкнутым. Целую неделю он не разговаривал с одноклассниками.
Первая попытка Айвара восстать против несправедливости и активно повлиять на ход событий потерпела полный провал. По-видимому, жизнь нельзя было изменить гуманностью только одного человека: чтобы добиться улучшения, нужно было что-то большее. А что именно – Айвар не знал.
В начале мая он получил письмо из дому. Эрна Тауринь писала, что после Юрьева дня состав обитателей батрацкого дома почти целиком обновился. Отец нанял несколько поляков и латгальцев, так как с местными батраками нет никакого сладу: они только и знают, что требуют немыслимую плату, а за спиной хозяина говорят про него разные гадости. Из местных в Ургах будет работать только один сезонный рабочий, Инга Регут, – может, Айвар помнит его?
Конечно, Айвар хорошо помнил верного друга детства. Это известие очень его обрадовало. С нетерпением ждал он окончания учебного года. Хотелось скорее попасть в Урги – там его ждал человек, которому он дал слово вечно быть его другом и с которым целых три года не виделся.
7
На станции Пурваи Айвара встретил сам Тауринь. Расцеловавшись, они сели в дрожки. Рысак, прошлой осенью получивший на рижском ипподроме большой сезонный приз, быстро домчал их в Урги. По дороге Айвар узнал все главные новости: Тауринь был недавно назначен старшиной Пурвайской волости, местные айзсарги получили нового батальонного командира; сын хозяина соседней усадьбы после обязательной военной службы остался на сверхсрочной; в Ургах в одной из новых теплиц сняли первый урожай ранних овощей.
– Все бы хорошо, только не везет мне с батраками. В Юрьев день нанял сезонным работником сына бывшего батрака Регута. Работник он неплохой, но что в том проку, если у человека голова набита всякой мерзостью.
– Что ж он натворил? – спросил Айвар, с трудом сдерживая волнение.
– Что натворил? – проворчал Тауринь. – Оказался коммунистом. Две недели назад его арестовали и отвезли в Ригу. Вместо него пришлось нанять другого работника, какого-то ученика средней школы из уездного города… Летом работает, зимой учится. Поди узнай, каким он еще будет. Сейчас ни на кого нельзя положиться.
«Инга в тюрьме… – думал потрясенный Айвар. – Со всеми, кто мне близок, случается какая-нибудь беда. Лангстынь умер в богадельне… Юриса Эмкална исключили из училища… Инга Регут, как зверь, задыхается теперь в клетке… За что? Почему судьба так безжалостно обрушивается именно на самых честных и способных людей?»
Тауринь продолжал:
– У меня к тебе просьба, Айвар. Я понимаю, тебе захочется во время каникул сойтись с молодыми людьми твоего же уровня. В этом отношении наш новый рабочий, Артур Лидум, кажется подходящим, но лучше тебе с ним не связывайся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86