Лидум сердито наморщил лоб. «Так, так… – подумал он. – Хочет оправдываться… Совесть мучает. Ну ладно, давай посмотрим, что за птица».
– Пусть войдет, – сказал Лидум. – Пока не кончу разговора с ним, никого не впускайте сюда.
– Ясно, товарищ комиссар, – отозвался, ординарец и вышел.
3
Лидум пристально взглянул на Айвара, затем, подавив неприязнь, сказал по возможности спокойно и вежливо:
– Присаживайтесь, товарищ лейтенант. Я вижу, что стоять на ногах в этом погребе для вас мучение. Таким голиафам, как вы, рост иногда причиняет некоторые неудобства.
Айвар сел на скамейку по другую сторону столика и скомкал в руках выцветшую пилотку. Он казался очень взволнованным. Снова и снова его пальцы сжимали пилотку, а потом разглаживали, чтобы опять скомкать.
– Мне нужно с вами поговорить, товарищ военный комиссар, по очень серьезному делу… – начал Айвар.
– Я слушаю… – сказал Лидум.
– Политрук нашей роты, товарищ Пакалн, заговорил со мной о том, что мне пора вступать в партию, – продолжал Айвар. – В моей жизни есть много такого, что бросает на меня тень, и я не хочу делать этот серьезный шаг, не рассказав предварительно все о своем прошлом. Я хотел рассказать это вам, и от вас я хочу получить совет. Согласны ли вы меня выслушать?
– Пожалуйста, рассказывайте…
Айвар, опустив глаза, несколько секунд молчал, затем распрямил плечи, посмотрел на Лидума спокойным, грустным взором и начал:
– Это будет рассказ про искалеченную жизнь, товарищ Лидум. Была однажды семья – муж, жена и маленький мальчик. Они жили в нужде, как многие бат «рацкие семьи. Муж выполнял тяжелую работу батрака и мечтал о другой, лучшей жизни, которую простые люди могут завоевать только борьбой, поэтому он стал революционером. Единственному сынишке революционера было семь лет, когда полиция арестовала его отца и за «точила на долгие годы в тюрьму. Вскоре погибла от несчастного случая на работе мать, и мальчик остался на свете совершенно один. Так как он стал в тягость всем, его с торгов отдали людям, которые за его содержание требовали от волостного правления наименьшую доплату. Прожив там несколько месяцев, он попал в другую семью. Его взял на воспитание богатый кулак Тауринь из усадьбы Урги Пурвайской волости. У Тауриня своих детей не было, но ему нужен был наследник, поэтому кулак усыновил мальчика, дал ему свое имя и воспитал как своего сына. Мальчику объявили, что его родители умерли, чтобы он забыл о них, а своим отцом и матерью считал бы Тауриня и его жену. Из приемного сына старались сделать настоящего хозяйского сына, привить ему все качества кулака. Окончив сельскохозяйственное училище, он вскоре ушел на военную службу, а после демобилизации работал в хозяйстве приемного отца и помогал ему увеличивать доходы. В первый год Советской власти этот приемный сын имел возможность только издали наблюдать, как живут и работают советские люди. В те дни он встретил девушку, одну из тех, с которыми Тауринь не позволял ему дружить, – она теперь была на другом берегу, среди строителей новой жизни. Он полюбил ее, любит и по сей день, хотя она этого не знает и на его чувства не ответила даже простой дружбой. Когда началась война и девушка эвакуировалась вместе с активом волости, парень не находил себе места, чувствовал себя, как в пустыне. Приемный отец накануне войны ушел в банду, а когда нагрянули фашистские войска, вернулся домой и стал уговаривать своего приемного сына стать во главе банды убийц, убивать невинных людей. Но сын уже находился во власти сомнений, и предложение приемного отца возмутило его до глубины души. Он чувствовал, что его место на той стороне, где была любимая девушка, и что в этой великой борьбе он не может остаться с Тауринем и подобными ему хищниками. Но мысль об уходе, об эвакуации родилась у него позже, когда он узнал нечто чрезвычайно важное…
Вслушиваясь в рассказ Айвара, Ян Лидум сидел, не проронив ни слова, только по временам руки его сжимались в кулаки. Иногда он незаметно взглядывал на Айвара – пристально, испытующе и взволнованно, словно ожидая желанного подтверждения какому-то неясному предчувствию, которое с каждой секундой все сильнее охватывало его.
– Что вы… узнали? – не выдержал Лидум. Голос у него вдруг задрожал.
– В тот день я узнал, что мой отец не умер, что он жив, – продолжал Айвар. – Я узнал его имя, где он живет и работает, и мне стало ясно, что этот человек заслуживает большой любви и надо постараться стать достойным его. Я оставил Урги, чтобы больше никогда туда не возвращаться приемным сыном Тауриня и чтобы найти своего родного отца.
– И вы… его нашли? – спросил Лидум и больше не спускал глаз с Айвара. Туманное предчувствие стало превращаться в уверенность; всей душой желая, чтобы так оно и было, он все же боялся ошибиться, поэтому сдерживал себя и всеми силами старался овладеть своими чувствами.
– Да, нашел… – вздохнул Айвар.
– И кто же он? – как стон, как мольба, вырвалось из груди Лидума.
Тогда Айвар посмотрел на него долго, нежно, губы его задрожали и глаза внезапно наполнились слезами.
– Отец… – прошептал он. – Неужели ты меня… еще не узнаешь?
Теперь наконец Ян Лидум понял, почему ему казалось, что он где-то видел этого человека, и на кого походил он, – его собственная молодость глядела на него этими грустными глазами, которые сейчас стыдились своих слез.
– Айвар!.. – воскликнул он, бесконечно счастливый. – Это ты?… Ты… мой сын…
Он обнял его и долго сидел рядом молча, а большие, сильные руки его все время, не переставая, гладили плечи Айвара, голову, волосы, и, как Ян ни крепился, в глазах его накапливалась соленая влага и крупными каплями скатывалась по щекам.
– Айвар, дорогой мальчик… наконец-то мы вместе… – шептал Лидум. – Все будет хорошо, все устроится… Мы заживем новой жизнью. А Тауринь… Забудь ты его… не думай больше о нем.
Несколько успокоившись, отец начал расспрашивать сына, с кем он дружит, как проводит свой досуг, много ли читает, каковы его планы на будущее. Потом они говорили о текущих политических событиях, о причинах, вызвавших Великую Отечественную войну. И у Айвара вырвалась такая фраза:
– Немецкий народ – преступный народ, и пока не удастся его уничтожить, до тех пор человечество не сможет жить в мире.
«Бедный мальчик… – подумал Лидум. – Много еще хлама в твоей голове. И ничего удивительного – почти двадцать лет тебя пичкали такой «мудростью». Ну ничего, я все-таки сделаю из тебя настоящего, советского человека».
Айвару он сказал:
– О вступлении в партию пока не может быть и речи. Живи и работай как честный беспартийный большевик. Только не вешай головы, у тебя все впереди.
– Конечно, ты лучше знаешь, что правильно и что неправильно, – сказал Айвар. – Головы вешать не буду.
– А теперь, мой мальчик, оправь как Следует гимнастерку и подтяни ремень: мы пойдем к командиру полка. Пусть Виноградов первым увидит, какой сын у старого Лидума.
4
Подполковник Виноградов – стройный мужчина лет тридцати пяти, с маленькими черными усами и карими живыми глазами – только что вернулся от командира дивизии и изучал карту, когда к нему явился Ян Лидум с Айваром.
– Не помешаем? – спросил Лидум, сгибаясь в дверях землянки.
– Как раз наоборот, Ян Петрович, – отозвался Виноградов. – В самый раз. Нашему полку предстоит выполнить важное задание. Заходи… – только сейчас он заметил, что вместе с Лидумом пришел лейтенант Тауринь. – Здравствуйте, товарищ Тауринь. Вы тоже кстати, только что хотел посылать за вами. У меня для вас задание. Понимаете – прямо для вас. Но, во-первых, присядьте, друзья. Нам придется поговорить. Что с тобой, товарищ Лидум? У тебя такой счастливый вид.
– Ты угадал, Кирилл Степанович… – ответил Лидум, широко улыбнувшись. – У меня сегодня очень счастливый день.
– Великолепно, Ян Петрович, – улыбнулся Виноградов. – В таком случае поздравляю. О твоем счастье побеседуем немного погодя, а сейчас первым делом отпустим лейтенанта Тауриня, так как ему до вечера предстоит еще много сделать.
Когда все сели, Виноградов продолжал:
– Наш полк сегодня вечером должен вернуться на передний край и с утра начать действовать. Задача: оттеснить врага к болоту, вот сюда… – он показал на карте голубоватое заштрихованное пятно. – Пусть он там помокнет в грязи и воде, а мы посидим на суше. Ясно, что в самом болоте фриц не захочет сидеть. Когда загоним его в воду, он волей-неволей переберется на другой берег, и болото фактически тоже окажется в наших руках.
– Но тогда нам сначала надо занять высоту, – заметил Лидум. – Пока высота, Кирилл Степанович, находится в руках гитлеровцев, нечего думать о дальнейшем продвижении. Иначе операция потребует больших жертв.
Виноградов утвердительно кивнул головой, затем посмотрел на Айвара:
– Как вы думаете, товарищ лейтенант?
– Та «же, как… товарищ Лидум, товарищ подполковник, – ответил Айвар. – Сначала врага надо прогнать с высоты.
– Совершенно верно, – сказал Виноградов. – И прогнать сегодня ночью, и сделать это придется вам, товарищ Тауринь. Вы хорошо знаете место, две недели удерживали сектор под носом у этой высоты… а главное – как держали! Поэтому мы уверены, что вы сумеете отбить и удержать высоту. Как твое мнение? – обратился он к Лидуму.
На несколько мгновений лицо комиссара чуть побледнело и взгляд остановился на Айваре. Тот ободряюще улыбнулся отцу. Тогда Лидум сказал:
– Почему же нет… Думаю – удержит.
– Товарищ Тауринь, – продолжал Виноградов, – мы понимаем, что задача нелегкая. Здесь будут нужны железные ребята. Ударную группу составим из добровольцев. Думаю – охотников хватит.
– Хватит, товарищ подполковник! – воскликнул Айвар. Глаза у него блестели, видно было, что он уже во власти новых мыслей. – Я думаю, в нашей роте никто не отсеется. Сейчас по крайней мере не могу себе представить ни одного, кого нельзя было бы взять.
– Тем лучше, товарищ лейтенант. Теперь идите в роту, обеспечьтесь боезапасом и сухим пайком. Часа через два получите окончательные указания, а с наступлением темноты ударной группе надо быть на исходных позициях. Все ясно? Вопросов нет?
Айвар встал.
– Все ясно, товарищ подполковник. Вопросов нет. Разрешите выполнять?
– Можете идти… – Виноградов встал и подал Айвару руку. – Желаю удачи, товарищ лейтенант.
– Благодарю, товарищ подполковник.
Айвар повернулся и хотел было выйти из землянки, но задержался и взглянул на отца. Лицо Яна Лидума было серьезным и строгим. Он несколько замешкался, затем поднялся, подошел к сыну и обнял его. Поцеловал в обе щеки и сказал:
– Держись, мой мальчик… и помни, что старый Лидум в трудную минуту поддержит тебя. Ну, счастливого пути.
Когда Айвар вышел, Лидум вернулся и сел за стол напротив Виноградова; строгое выражение сошло с его лица, он теперь улыбался, но подполковнику показалось, что он заметил на глазах комиссара слезы.
– Что с тобой, Ян Петрович? – спросил он. – Что-нибудь случилось?
– Ничего… – ответил Лидум. – Ты только что дал почетное задание моему… сыну.
– Сыну? – воскликнул изумленный Виноградов. – Лейтенант Тауринь твой сын? Почему ты сразу не сказал об этом? Я ведь…
Лидум пристально посмотрел на подполковника.
– Что бы ты сделал? Не дал бы ему задания? Оставил бы в резерве?
Виноградов немного помолчал, затем сказал:
– Нет, друг, и тогда боевое задание получил бы он. Он – самый подходящий человек для этого дела.
– Мне приятно это слышать, Кирилл Степанович. Я надеюсь, что он оправдает доверие. Понимаешь ли ты теперь, о каком счастье я говорил? Как раз сегодня я нашел своего сына!
– Понимаю. Но как это случилось?
– Долгий разговор, – Лидум вздохнул. – Я тебе все расскажу потом, а сейчас подумаем, как лучше подготовить полк к выполнению боевого задания. Времени остается немного.
– Ты прав, времени немного… – сказал Виноградов, – Присаживайся ближе, товарищ комиссар.
В тот же вечер Яну Лидуму пришлось побывать в штабе и в политотделе дивизии. Не скрывая своей великой радости, он рассказал о ней товарищам. Через несколько часов об этом уже знали многие, и все они разделяли радость Лидума. Узнала об этом и Анна Пацеплис…
…В два часа ночи, когда полк подполковника Виноградова занял исходные позиции, усиленная рота под командованием лейтенанта Тауриня начала выполнять боевое задание. Другая рота должна была провести ложное наступление в лоб высоте и слева от нее. Строчили пулеметы, рвались гранаты, неприятель засыпал этот сектор минами и артиллерийскими снарядами, непрерывно взвивались ракеты. Ударная рота в это время скрытно приближалась к высоте; метрах в пятидесяти справа от нее бойцы сделали проходы в проволочных заграждениях и, продвинувшись еще метров на тридцать, с тыла ворвались в окопы противника. Несколько минут длилась ожесточенная рукопашная схватка. В дело были пущены ручные гранаты, штыки, приклады. Большинство гитлеровцев осталось на месте, на брустверах и в окопах, но часть отошла к ближайшим кустам и оттуда яростно обстреливала роту.
Бойцы ударной роты отнесли в сторону убитых немцев и наспех подготовили окопы для обороны. Все огневые точки надо было срочно перенести на другую сторону окопов – фронтом к неприятелю.
Опомнившись от неожиданного удара, противник пытался вернуть свои прежние позиции. Одна атака следовала за другой. В промежутках вражеская артиллерия осыпала высоту снарядами и минами, но стрелки не сдавали завоеванный рубеж и отбили все контратаки гитлеровцев.
Ян Лидум в это время находился в том батальоне полка, которому, согласно оперативному плану, следовало сразу после занятия высоты перейти во фронтальную атаку слева. Внешне спокойный и невозмутимый, он вслушивался в шум боя и наблюдал из окна за бушевавшим там, на высоте, адом. Только его пальцы по временам без всякой надобности ощупывали пуговицы гимнастерки и губы беззвучно шептали:
– Держись, Айвар… выдержи, мой мальчик… Я здесь и сейчас приду к тебе на помощь…
Вот взвились две красные ракеты – условный сигнал начала атаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86