– Ты боишься, ей передадут о нашем свидании? Разве она такая ревнивая?
– Тебе обязательно хочется, чтобы люди сплетничали? – в свою очередь спросил Айвар.
Майга засмеялась.
– Ладно, как хочешь, но я бы никогда не подумала, что ты считаешься с такими мещанскими предрассудками. Ну, не сердись, не сердись. Чтобы успокоить тебя, скажу, что никаких плохих или коварных намерений у меня нет. Завернула сюда просто как к старому приятелю. Хотелось рассказать тебе про свою жизнь и посмотреть, как ты выглядишь, – ведь в этом ничего плохого нет. Знаешь, Айвар, ты похорошел.
– Не надо льстить, Майга.
– И не думаю. Почему ты сегодня ко всему относишься так подозрительно?
– Потому что мне до сих пор не ясна цель твоего прихода. Ведь не из любопытства же ты приехала сюда из Риги?
– Конечно, нет. Мне надо было получить метрику, иначе не выдают паспорта. Поэтому и приехала.
– И ты получила?
– Да, получила. Заодно завернула в Стабулниеки и посмотрела, как там хозяйничает Ольга Липстынь.
– Как тебе понравилось?
– Ничего… конечно, суетни и шума больше, чем раньше, а в общем – ничего не скажешь. Все чисто, во всем порядок. Даже мебель не растаскана.
– И ты все еще думаешь о ней?
– Нет, это просто так. Я примирилась. В конце концов, если бы даже все осталось по-прежнему, я все равно никогда не получила бы ни отцовской усадьбы, ни обстановки, – все досталось бы братьям. Нет, Айвар, с этим я примирилась. Нельзя до бесконечности жить воспоминаниями о прошлом и жалеть утерянное. Надо жить настоящим, надо думать о будущем.
– А ты подумала как следует?
– Мне кажется, да… – Майга немного помолчала, потом продолжала: – Я не из тех, кто всю жизнь может прожить в одиночестве. Заменять семью кошками и собаками тоже не желаю. Я выхожу замуж, Айвар…
– Поздравляю… и желаю счастья.
– От души или просто гак, ради приличия?
– От души, Майга.
– Спасибо. Он человек хороший. Работает главным бухгалтером в одном тресте. Был на войне, как и ты. А я и после свадьбы не думаю бросать работу. Между прочим, ты еще не знаешь, что я с июля не работаю на прежнем месте. Теперь я заведую столовой. Там я познакомилась с будущим мужем.
Айвар кивнул головой и ничего не сказал. Майге следовало бы уйти, но она не спешила.
– Почему ты ни разу не навестишь меня, когда бываешь в Риге? – спросила Майга.
– Я не обещал заходить к тебе, – ответил Айвар.
– Боялся… из-за нее? – Майга снова кивнула на фотографию Анны. – Ведь об этом никто не узнал бы.
Айвар посмотрел Майге прямо в глаза и сурово, спросил:
– Скажи правду: ты хоть немножко любишь своего будущего мужа?
– Конечно, люблю, но тогда ведь я его еще не знала и никаких обещаний ему не давала. Если бы я тогда немножко пожила с тобой, большой беды не было бы, но ты не можешь расстаться со своими старомодными предрассудками.
– А где ты собираешься сегодня ночевать?
– Не знаю. Неужели так никто и не сжалится надо мной и не впустит переночевать? От тебя, конечно, такой любезности не дождешься… ты боишься сплетен.
– Какие у тебя здесь еще дела?
– Никаких.
– Тогда ты еще успеешь на рижский поезд. Посмотрев на часики, Майга покачала головой.
– Поезд отходит через час, а до станции двенадцать километров.
– Я отвезу тебя на мотоцикле.
Майга, вздохнув, встала.
– Если ты действительно такой негостеприимный, то мне ничего другого не остается, как ехать.
– Тут гостеприимство ни при чем, Майга… но так будет лучше для нас обоих, – сказал Айвар. – Пойми меня правильно: я желаю тебе добра. Хватит теней былого, не бросай еще новую тень на свою жизнь.
– Да, теперь я вижу – ты никогда не был моим… – прошептала Майга. – А я, глупая гусыня, годами надеялась…
Пять минут спустя они уже ехали по большаку. Все покрыла густая осенняя темень. Кое-где мерцали огоньки в окнах крестьянских изб, лаяли собаки и шумели старые сосны. Когда до станции осталось километра два, Майга заговорила:
– Ты, конечно, считаешь меня легкомысленной, но это не так. Мне только хотелось на прощание взять с собой в новую жизнь хотя бы одно настоящее яркое воспоминание – один миг настоящей близости за все долгие годы нашего знакомства. Тогда было бы о чем вспоминать. Я знаю, ты меня никогда не любил, но я тебя очень любила. Знаю, ты не можешь быть моим, и я не домогаюсь невозможного, но с меня хватило бы одного мига счастья. Хотя бьг одно мгновение чувствовать, что я твоя… но ты мне отказал в этом. Может, так оно и лучше, кто его знает…
– Мне очень бы хотелось, чтобы не пришлось тебе презирать себя в будущем.
– Можешь не беспокоиться. Я буду верной женой и хорошей матерью…
Не доезжая немного до станции, Майга попросила остановить мотоцикл.
– Расстанемся здесь. Будь здоров… моя скупая мечта.
– Будь счастлива, Майга.
Она крепко пожала Айвару руку и ушла, ни разу не оглянувшись. Айвар смотрел ей вслед; когда она достигла станции и скрылась за дверью, он повернул мотоцикл и поехал домой. Весь вечер он сердился на Майгу, и в то же время ему было жаль ее. Но виноватым перед ней он себя не чувствовал.
3
Однажды ночью в начале декабря задул северо-восточный ветер: казалось, что где-то за лесами и полями внезапно растворилась заиндевелая дверь огромного ледника и из нее вырвалось наружу холодное дыхание, замораживая все, что попадалось на пути. Утром край небосвода вспыхнул бледно-зеленым светом. Воробьи нахохлились и искали убежища под теплыми стрехами. Трещал мороз, разрисовавший за одну ночь оконные стекла сверкающими цветами, и люди спешили в тепло.
– Ну и щиплет! – говорили они, потирая замерзшие руки.
Деревья покрылись инеем и снова стали пышными, будто на них выросли белые мерцающие листья. Земля под ногами звенела, как камень.
Проснувшись, Айвар взглянул на сказочно разукрашенное окно и понял, что произошло то, чего он ждал всю последнюю неделю. Быстро одевшись, он поспешил к болоту и еще до света обошел всю главную трассу. Он пытался пробить каблуком лед и добраться до слоя торфа, но лед не поддавался. Рыхлый верхний слой земли превратился в толстую прочную корку, она не прогибалась, когда на нее наступал человек.
«Скоро начнем… – думал Айвар, – Если мороз продержится хоть сутки, можно будет смело пустить на болото машины».
Отводный канал от речки Инчупе до болота был уже вырыт, второй экскаватор починен и отправлен на другой конец болота – туда, где раудупский канал упирался в трясину. Рабочие всю последнюю неделю вырубали кусты, срезали кочки и освобождали болотную землю от редких пней, которые свидетельствовали, что когда-то на этом месте высились стройные ели. Для каждого экскаватора были заранее построены деревянные мостки. Колхозники подвезли к трассам крепежный материал, а Айвар проверил пикетные знаки, кое-где заменил колышки и возобновил отметины.
И вот однажды, когда солнце уже поднялось над болотом, люди столпились у экскаватора Дудума, чтобы посмотреть, как старый мастер въедет со своей машиной на болото. Болото заскрипело под гусеницами, будто застонав в бессильной злобе, но не было у него больше силы засосать непрошеного нарушителя покоя.
Стрела, описав плавную дугу, повернулась к концу вырытого канала, и далеко по просторам болота отдался металлический грохот, когда могучий ковш начал вгрызаться в мерзлую землю. Большими кусками отламывалась твердая торфяная кора, на солнце сверкали вмерзшие в поры почвы ледяные кристаллы. Сняв твердую верхнюю кору, ковш экскаватора скоро достиг незамерзшего слоя и стал легко наполняться до краев. Вместе с рыхлой землей в воздух поднималась грязь, и по обе стороны магистрали медленно росли кучи вынутой болотной земли. Когда было вырыто несколько метров нового канала, Дудум подал машину назад, въехал на следующий настил, а первый с помощью тросов вынули из углубления и поместили позади машины.
Убедившись, что здесь все в порядке, Айвар направился к противоположному концу болота. Жан Пацеплис был уже у своего экскаватора. Дождавшись Айвара и колхозников из мелиоративной бригады, Жан со своей машиной медленно въехал на установленный в конце канала настил и после небольшой подготовки принялся за работу. И снова хрустел лед, злобно стонало болото, будто в его черную грудь безжалостно вонзилось огромное копье, острие которого нащупывало самое сердце.
«Попиши, понищи… – думал Жан. – Сколько хочешь моли, никто тебя не пожалеет, так же как не жалело никого ты».
Холодный, насквозь пронизывающий ветер обжигал лицо, когда Жан высовывал голову из моторной будки; в воздухе носились редкие снежинки, повсюду вокруг трассы, как темные злые глаза, угрюмо глядели застывшие болотные окна. Одну за другой перерезали жилы болота, и грязная, мутная жидкость мелкими струйками стекала по откосам вырытого канала и, скрываясь под ледяным покровом ранее вырытой магистрали, стремительно бежала к реке.
Бульдозер спешил выровнять кавальеры, пока земля еще не замерзла, а колхозники заглаживали и укрепляли участок нового канала, поэтому на трассе царило большое оживление. Везде грохотали машины, и, разговаривая, приходилось громко кричать. Время от времени люди похлопывали по бокам озябшими руками и переминались с ноги на ногу. Рядом с трассой в кустах горел костер, к нему по очереди подходили рабочие погреться и покурить.
Жан оставил на несколько минут моторную будку и, присев на кочку у костра, съел кусок хлеба. На душе у него было радостно и немного тревожно. Поколения людей не осмеливались начать борьбу со страшным врагом, и болото, как огромный дракон, неутомимо пожирало плодородные земли, с каждым днем становясь все огромнее и прожорливее. Теперь человек осмелился, наконец, подняться на борьбу, и он, Жан Пацеплис, находится в самом авангарде – разве это не счастье, не огромная честь? Сердце его билось от гордости и радости; он готов был целыми сутками сидеть у руля машины и не уходить, пока не будет закончена вся работа.
Айвар весь первый день провел на болоте, переходил от одного экскаватора к другому, наблюдая за их работой, помогая рабочим не только советом, но часто и руками.
Словно угадав мысли Жана, Айвар присел рядом с ним к костру и, закусывая ломтем мерзлого хлеба и жареной свининой, обратился к парню:
– Ну как, дождался все-таки? Жан улыбнулся и кивнул головой.
– Да. Больше мне ничего не надо.
– Что ты думаешь делать, когда осушим болото? Останешься здесь или уедешь с Дудумом на какое-нибудь другое болото? Ведь теперь у тебя новая квалификация. Да и заработок неплох.
– Все это верно, но на комбайнах будет еще интереснее.
– Вернешься к Драве?
– По всей вероятности. Он обещает взять меня бригадиром, а я договорился, что вернусь только, когда на болоте больше не будет работы экскаватору.
– К весне мы должны все закончить.
Поев, Жан вернулся к машине. Стемнело рано. На экскаваторе засветился мощный прожектор и, как громадное золотое копье, далеко-далеко впереди себя рассек темноту. На противоположном краю болота вспыхнул другой прожектор, он зажигался и потухал, как огромный глаз, приветливо мигающий издали. Жан повернул кабину и ответил на приветствие Дудума.
Не зная, сколько времени продержится мороз, Айвар организовал работу в три смены. В десять часов вечера Жан Пацеплис сдал машину сменщику, но не спешил уходить. Отойдя немного в сторону, он долго наблюдал за его работой и остался ею недоволен.
«Халтурит, поганец… как бы не свалился с платформы… еще разобьет машину… – думал он, с тревогой наблюдая за нервными, дергающими движениями ковша. – Новичок остается новичком. Словами ему ничего не вдолбишь».
Он, наверно, долго простоял бы здесь, если бы не подошел Айвар.
– Идем, Жан, домой. У меня для тебя новость, – сказал он.
– Вот как? – Жан посмотрел на Айвара. – Ладно, идем…
«Наверно, что-нибудь про Анну… – подумал он, шагая рядом с Айваром. – Видно, получил письмо».
Айвар шел таким быстрым и широким шагом, что Жану пришлось как следует поднажать, чтобы не отставать от него, хотя и сам он был не из малорослых. Всюду между кочками был лед, и приходилось все время балансировать, однако, пока они дошли до края болота, каждый успел растянуться во весь рост.
4
Жан ошибся: то, о чем хотел рассказать ему Айвар, не имело отношения к письму Анны.
Почувствовав под ногами ровную почву, Айвар, будто между прочим, заметил:
– Организуется несколько новых МТС. Одна здесь же, на севере нашего уезда.
– Вот как? – отозвался Жан. – Старые, наверно, не справляются. Теперь стало больше колхозов, не успевают обрабатывать всю землю.
– Пока еще справляются, но когда волна коллективизации прокатится через всю Латвию, тогда будет поздно организовывать. Мы должны быть готовы сегодня же.
– К тому, кажется, идет, Айвар.
– Несомненно. Я слышал, что директором одной из новых МТС будет кто-то из работников нашей машинно-тракторной станции.
– Наверно, Финогенов? – довольно равнодушно заметил Жан.
– Нет, Жан, Финогенов пока останется здесь, – ответил Айвар. – Директором уходит старший агроном Римша.
– Римша? – от неожиданности Жан даже остановился. Его равнодушие как рукой сняло. – Не может быть!
– Почему не может быть?
– Тогда я что-нибудь услышал бы от… – он осекся и стал глядеть в сторону, – от рабочих. Никто ничего еще не знает.
– Это стало известным только вчера. Римшу вызвали в Ригу – в министерство и в Центральный Комитет партии. Если его кандидатуру найдут подходящей, ему сразу же придется переехать на новое место.
– Вместе с семьей? – вырвалось у Жана. Он готов был откусить себе язык за неуместный вопрос, но уже было поздно. Айвар невольно улыбнулся, он понял, чем встревожен юноша.
– А как же иначе, – сказал Айвар. – Если уедет глава семьи, уедет и семья… Что же тут удивительного?
– Нет… я ничего… просто так… чему ж тут удивляться.
Весь остальной путь Жан молчал. Нарочно отстав немного от Айвара, он с грустью думал: поедет Гайда с отцом или останется здесь? Вряд ли – Гайде оставаться здесь незачем. Она и на новом месте найдет подходящую работу… и новых друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86